Жизнь — странная штука. Великий американский писатель Томас Пинчон на протяжении всей своей долгой карьеры пишет про теории заговора. Во многом его книги — сами как теории заговора. В них вроде бы случайные совпадения оказываются совсем не случайными, тайные знаки встречаются в самых невинных местах, вроде бы бессмысленные фразы обретают зловещее значение, никак не связанные между собой люди начинают говорить об одних и тех же вещах, а исторические хроники намекают на существование другой реальности, скрытой от обывательского мышления на самом видном месте. Это реальность вязких параноидальных фантазий, от которых хочется отмахнуться, потому что они звучат как бред. И все-таки одна мысль на подкорке не дает покоя: а что если в этом безумии есть доля правды?
Но несмотря на присущие Пинчону изобретательность и остроумие, переплюнуть безумие нашего мира не удалось даже королю американского литературного постмодернизма.
Произведения Пинчона идеально ложатся на тревожный политический фон в США в первые десятилетия после Второй мировой. Эпоху, когда спецслужбы наращивали могущество под предлогом поиска враждебных элементов, бывших нацистов привлекали к научным разработкам, политики и музыканты гибли как мухи, молодежь протестовала против милитаризма и продвигала мир во всем мире, фанатики создавали секты, полицейские и нацгвардейцы разгоняли студентов и хиппи дубинками, а иногда и вовсе расстреливали, президенты оправдывали прокси-войны коммунистической угрозой, а телепроповедники неустанно пугали население — наркотиками, сексом, леваками, сатанизмом.
Как в такой обстановке не заподозрить мировой заговор? Или, по крайней мере, правительственный заговор, в котором нашлось бы место и исследованиям биологического оружия, и тайным лабораториям, и манипулированию сознанием с помощью ЛСД? И, конечно, власть имущие не преминули бы хладнокровно расправиться с теми, кто поставил их тайные планы под угрозу. Одним из таких людей еще задолго до хиппи, сектантов, отправки американских войск во Вьетнам, Уотергейта и Сатанинской паники, в ноябре 1953 года почти наверняка стал блестящий ученый Фрэнк Олсон.
Он скончался спустя всего несколько дней, после того как коллеги в правительственной лаборатории Форт-Детрик заметили странности в его поведении. По итогам скомканного расследования его смерть объявили самоубийством. И хотя история умалчивает о культурном значении этого события, кажется вполне вероятным, что именно оно вдохновило юного Пинчона на его гротескное и одновременно реалистичное описание беспросветного параноидального угара, которым в те годы дышала вся Америка.
Человек, который шагнул в окно
Было примерно два часа ночи 28 ноября 1953 года, когда Арманд Пасторе, администратор в отеле Statler, что напротив Пенсильванского вокзала в Нью-Йорке, торопливо выскочил из главного входа на Седьмую авеню. За секунду до этого швейцар Джимми вбежал в лобби с истошными криками о каком-то прыгуне. Арманду хватило одного взгляда на стонущую кучу костей и мяса на мостовой, чтобы понять, что прыгун действительно имеется. Их постоялец валялся с окровавленной головой, развороченным телом и переломанными конечностями. Пасторе посмотрел наверх и увидел разбитое окно на 10 этаже. Подхваченные ветром, словно потрепанные паруса, в черном проеме трепетали шторы. Только потом, отойдя от шока, Арманд подумал о том, как странно было со стороны самоубийцы шагнуть в закрытое окно, вместо того чтобы предварительно устранить все препятствия между собой и асфальтом.
Это казалось невероятным, но мужчина после падения с высоты 50 метров остался не только жив, но и в сознании. Он явно пытался что-то сказать, однако Пасторе не мог разобрать ни слова. Было ясно, что несчастному осталось недолго. Работник отеля попытался добиться от мужчины хотя бы имени — тоже безуспешно. Подчиненные Арманда тем временем вызвали скорую. Но к ее приезду неизвестный уже скончался.
Вскоре Пасторе вместе с полицейскими поднялся в номер, где остановился покойный. Внутри они обнаружили второго жильца, сотрудника ЦРУ Роберта Лашбрука. Тот сидел на унитазе, опустив голову на руки. Пасторе оставил копов общаться с Лашбруком, а сам спустился вниз и спросил телефонистку, не поступало ли недавно звонков из номера 1018A. Та подтвердила, что звонков было два. В ходе одного из них мужской голос сказал: «Ну, его больше нет». Голос на другом конце провода ответил: «Очень жаль». Когда Лашбрука спросили про звонки, он ответил, что не говорил ничего подобного.
Полицейским Лашбрук объяснил, что он спал, а потом проснулся от шума и увидел разбитое окно. Больше — кроме имени погибшего — он не сообщил почти ничего. Детективы пробили номера, по которым звонил Лашбрук. Один их них принадлежал доктору Гарольду Абрамсону, авторитетному аллергологу, консультанту ЦРУ и одному из первых агитаторов за применение ЛСД в терапевтических целях. Именно ему, если верить телефонистке, сосед Фрэнка Олсона отчитался о случившемся, при этом не спустившись вниз и не вызвав полицию.
Пасторе потом говорил, что за все годы в гостиничном бизнесе ни разу не видел, чтобы человек просто встал в темном номере посреди ночи, разбежался и прыгнул в закрытое окно, даже не отодвинув занавески. Однако полицейские, несмотря на множество неувязок, с самого начала решили, что им просто попался очередной эксцентричный самоубийца.
В доме, где жила семья Фрэнка Олсона, в городе Фредерик, штат Мэриленд, было еще темно, когда Элис Олсон разбудила их с Фрэнком старшего сына Эрика. Внизу Элис и Эрика ждал начальник Фрэнка в исследовательском центре Форт-Детрик, подполковник Винсент Руве. Он сообщил парню то же, что до этого уже сказал его матери: произошел несчастный случай. Мистер Олсон то ли упал, то ли выпрыгнул из гостиничного номера. Эрику тогда было всего девять, но у него в памяти тот момент отпечатался на всю жизнь. Именно тогда его отец навсегда стал человеком, который просто шагнул в окно.
Груды дохлых мартышек
До осени 1953 года Фрэнк Олсон по всем признакам не очень походил на роль человека, оказавшегося вовлеченным в правительственный заговор. Он родился в 1910-м в городке Хёрли, штат Висконсин, изучал химию в Висконсинском университете и там же присоединился к программе подготовки офицеров-резервистов. По воспоминаниям знакомых, Олсон придерживался консервативных, почти пуританских взглядов и люто ненавидел коммунизм. Докторскую он писал под руководством известного бактериолога Айры Болдуина. Того в 1942-м назначили первым руководителем научно-военного центра Форт-Детрик в штате Мэриленд. К работе там Болдуин привлек несколько подопечных, включая Олсона.
Открытие объекта государственной важности на территории бывшего аэродрома и летной школы санкционировал сам президент Франклин Рузвельт, после того как ему поступили тревожные известия: Германия и Япония активно наращивали запасы отравляющих газов, а Советский Союз, Британия и Канада продвинулись дальше Штатов в разработке биологического оружия. Рузвельт не хотел уступать союзникам и давать фору противникам. Чтобы не привлекать внимание местных, в газетах написали, что ученые будут разрабатывать «цветной дым» — с его помощью летчикам якобы будет проще отличить свои самолеты в пылу сражения. На самом же деле главная задача секретной лаборатории состояла в создании экзотического оружия: токсичных препаратов, дротиков, которые растворялись в теле жертвы, и «сорняков», способных уничтожать вражеские припасы. Форт-Детрик стал одним из первых объектов в истории США, где ученые со всей страны занимались военными разработками. После окончания Второй мировой центр не закрылся — просто теперь экспериментальное оружие предназначалось уже на случай перехода холодной войны с СССР в «горячую» фазу.
В ноябре 1950-го издание Look Magazine написало, что уже следующий президент Гарри Трумэн «собрал ученых как никогда раньше». К работе активно привлекались и те, кто до этого занимался вполне мирными исследованиями. На службе у Пентагона в лабораториях по всей стране они среди прочего изобретали оружие массового поражения. Среди них по-прежнему трудился и Фрэнк Олсон. Фрэнк демобилизовался из армии в 1944-м, но остался в Форт-Детрике по гражданскому контракту. Основной сферой его интересов была аэробиология — раздел биологии о распылении в атмосфере веществ, спор и микроорганизмов. Заодно он занимался повышением эффективности противогазов. Судя по личному делу Олсона, руководство считало его образцовым профессионалом.
За время работы на армию Олсон несколько раз посетил испытательный полигон Дагвэй в штате Юта, который появился практически одновременно с Форт-Детриком и использовался для испытания «биологических агентов, боеприпасов и аэрозольной продукции». Одним из главных достижений Олсона стало написание совместно с еще одним ученым 220-страничного исследования, посвященного «экспериментальным инфекциям, передающимся воздушно-капельным путем». В работе описывалось распространение «высокоинфекционных агентов».
В 1949-м Олсон побывал на Карибах, неподалеку от Багамских островов. Там британское правительство при поддержке США проводило операцию «Упряжь» — трехмесячные секретные испытания, в коде которых животных подвергали воздействию разных опасных инфекций и бактерий, включая сибирскую язву. Из-за плохих погодных условий транспортировать клетки и ящики с морскими свинками, овцами и макаками на специально выделенное для экспериментов судно не получилось. В результате массовое заражение проводилось прямо у берега, что создавало угрозу для местных жителей. Вдобавок многих животных признали «негодными» для экспериментов. Некоторых из них пришлось лечить от уже имеющихся инфекций, прежде чем заражать новыми. Других просто застрелили. Даже официальные лица не скрывали, что операция обернулась провалом.
В следующем году Олсон поучаствовал в еще одной операции под названием «Морские брызги», в ходе которой над заливом Сан-Франциско — чтобы проверить уязвимость крупного города перед биологическим оружием — распылили патогенные бактерии. Это мероприятие тоже трудно назвать успешным: военные и ученые предполагали, что микроорганизмы безвредны для людей, но по итогам их эксперимента у 11 случайных жертв развились редкие инфекции мочевыводящих путей, а один из этих несчастных позже скончался из-за осложнений после операции. Примерно тогда же (хотя связь этих событий окончательно не установлена) в Сан-Франциско началась настоящая эпидемия инфекционных заболеваний сердца. Тем не менее страх перед конфликтом с СССР оправдывал в глазах военного командования и руководства ЦРУ такой сопутствующий ущерб, поэтому эксперименты с биологическим оружием продолжились.
Репутация самого Олсона оставалась безупречна. Как-то вечером за партией в покер коллега Джон Шваб рассказал ему о формировании Отдела специальных операций при ЦРУ — элитной группы, которая должна была подготовить армию и страну на случай противостояния с коммунистами. Самого Шваба назначили одним из руководителей этого подразделения. Он пригласил Олсона присоединиться. Тот без раздумий согласился. Меньше чем через год Шваба перевели на другую должность и Олсон возглавил Отдел специальных операций. Официально его работа состояла в «сборе медико-биологических сведений, которые могут представлять интерес для Отдела». В действительности Олсон по-прежнему занимался разработками биологического оружия и выступал в качестве посредника между учеными и руководством ЦРУ.
Одним из главных изобретений Олсона стали смертельные даже в небольшом количестве аэрозоли, которые было легко замаскировать под пены для бритья и спреи от насекомых. В их состав входили стафилококковый энтеротоксин, чреватый пищевыми отравлениями, диареей, тошнотой, судорогами и инфекционно-токсическим шоком, а также бактерии, которые вызывают энцефалит, и штамм сибирской язвы. Тогда же Олсон сблизился с Робертом Лашбруком и Гарольдом Абрамсоном. И Лашбрук, и Олсон отчитывались перед Сидни Готтлибом, химиком и, как потом узнал Олсон, руководителем проекта MK-Ultra — секретной программы ЦРУ по манипулированию сознанием. Именно Готтлиб сыграл ключевую роль в череде событий, приведших к смерти Олсона.
Одна из главных идей Готтлиба заключалась в том, что развязывать язык вражеским агентам и контролировать их разум можно с помощью психоактивных веществ. В ходе своих экспериментов он тестировал на людях и животных марихуану, кофеин, а также славящийся своим воздействием на сознание напиток пейотль из одноименного кактуса. И все-таки после многолетних экспериментов Готтлиб пришел к выводу, что эффективнее всего манипулировать сознанием позволяет ЛСД — наркотик, впервые выведенный в конце 1930-х швейцарцем Альбертом Хофманом. В начале 1950-х ЦРУ с подачи Готтлиба приобрело почти все мировые запасы ЛСД. За это американцам пришлось заплатить 240 тысяч долларов, но в Вашингтоне оказались готовы к огромным расходам.
Такие запасы ЛСД требовались Готтлибу, чтобы установить максимальную дозу наркотика, после которой сознание субъекта «распадалось», а сам субъект терял способность к сопротивлению и возможность рассуждать самостоятельно, становился послушным и внушаемым. Движимые стремлением опередить СССР химики на службе у ЦРУ провели примерно 150 экспериментов, в ходе которых людям, часто не объясняя, что они принимают, на протяжении длительных отрезков времени давали ЛСД. К таким людям Готтлиб и его подчиненные относились как к расходному материалу. В их число входили заключенные, проститутки и пациенты психиатрических лечебниц. Многим из них наркотики давали под видом экспериментального лекарства от шизофрении. Некоторые из подопытных кроликов поняли, что с ними произошло, лишь много лет спустя.
Наряду с американцами под руководством Готтлиба работали немецкие и японские ученые, у которых уже был богатый опыт по части бесчеловечных экспериментов. В самих Японии и ФРГ, а также на Филиппинах, американцы создали тайные центры, где на подозреваемых в сотрудничестве с коммунистами тестировали новаторские техники допроса. Задержанных подвергали гипнозу, сенсорной депривации, воздействию электричества и скачкам температур. Давали им и ЛСД. Такую активность за границей Штаты развили потому, что там их деятельность почти не контролировалась. Даже если бы ЦРУ поймали на пытках, никто не смог бы связать происходящее с Вашингтоном, а правительства дружественных стран не стали бы поднимать скандал.
«Готтлиб хотел научиться контролировать чужое сознание и понял, что этот процесс подразумевает две стадии, — рассказывал журналист-расследователь Стивен Кинцер. — На первом этапе вы уничтожаете существующее сознание. На втором вы находите способ заполнить образовавшуюся пустоту новым сознанием. Он так и не добрался до второй стадии, зато преуспел в рамках первой».
В случае успеха ЦРУ смогло бы создавать послушных зомби и своевременно узнавать все главные новости из вражеского лагеря. В глазах правительственных агентов и ученых потенциальная выгода перевешивала риск для здоровья и даже для жизни испытуемых.
Олсон был в курсе исследований Готтлиба, хотя сам по-прежнему тестировал отравляющие вещества на животных. Близкие вспоминали, что со временем происходящее в Форт-Детрике стало сильно угнетать биолога. Страдания живых существ, за которыми он каждый день наблюдал в лаборатории, сказывались на его эмоциональном и психологическом состоянии. «Он приходил на работу по утрам и видел груды дохлых мартышек, — рассказывал про работу отца Эрик Олсон. — Такие вещи меняют вас. Он не подходил для такой работы».
Еще хуже Олсону стало, когда начальство поручило ему фиксировать ход экспериментов над узниками в тайных европейских изоляторах. С этой целью в начале 1950-х он побывал в Германии, Норвегии, Англии и Франции. Во всех этих странах в рамках проекта «Артишок» под руководством ЦРУ проводились эксперименты с использованием ЛСД и других наркотиков, включая кокаин и героин. Увиденное в Европе шокировало и навсегда изменило Олсона: при нем подопытным пытались под воздействием веществ и гипноза внушить, что они должны совершить убийство. Некоторые полностью теряли контроль. У кого-то после окончания эксперимента развивалась амнезия. Олсон либо сам участвовал в испытаниях над бывшими эсэсовцами и советскими агентами, либо наблюдал, как протекают эксперименты. При нем же агенты подсыпали наркотики ничего не подозревающим «объектам» в кафе и барах, после чего следили за реакцией ошарашенных людей.
В июне 1953-го Олсон в рамках очередной командировки прилетел из Лондона во Франкфурт, а оттуда приехал в небольшой город Оберурзель. Там, в специально выделенном западногерманскими спецслужбами для американских коллег здании, проводились очередные эксперименты. В качестве испытуемых выступали двое мужчин, которые в официальных отчетах описываются как «опытные агенты-профессионалы, подозреваемые в сотрудничестве с советской разведкой». Первого задержанного ввели в состояние транса с помощью гипноза в сочетании с «умеренными дозами наркотиков». Транс продлился около 100 минут. На протяжении всего этого времени подозреваемый послушно отвечал на вопросы, а потом, когда его привели в чувство, забыл обо всем, что случилось.
Еще раньше Олсон поучаствовал в опросе Вальтера Шрайбера — нацистского врача, который знал об экспериментах над узниками в концлагерях, но избежал наказания, потому что выступил свидетелем против Германа Геринга, после чего был завербован американцами и в 1951-м перебрался через Атлантику. С большой долей вероятности пообщался Олсон и с еще одним немцем Куртом Бломе, проводившим испытания биологического оружия на людях в Третьем рейхе, но оправданным в обмен на сотрудничество со Штатами. Беспринципность руководства, готового перенимать опыт бывших противников, лишь бы добиться перевеса в холодной войне, озадачивала и пугала Олсона.
Коллега по Форт-Детрику рассказывал, что пребывание в Германии заметно подкосило Олсона и напомнило ему то, что, как он знал, делали со своими жертвами нацисты. Вернувшись в Мэриленд, Олсон всерьез задумался о том, чтобы оставить работу. Жене он сказал, что «совершил чудовищную ошибку», но не объяснил, в чем она заключалась. Возможно, так Олсон намекнул на то, что согласился стать информатором и раскрыть подробности о неэтичных методах ЦРУ. Примерно тогда же психиатр Уильям Серджант, который сотрудничал с британской разведкой, охарактеризовал Олсона как сомневающегося и ненадежного. В последующие месяцы в личном деле биолога появилась пометка о том, что он является потенциальным нарушителем протоколов безопасности.
Корейская холера или французская чума
Еще одним возможным триггером, подтолкнувшим Олсона к разочарованию в работе на правительство, стали события в Восточной Азии. Там как раз в начале 1950-х шла война между Южной Кореей при поддержке западных государств и Северной Кореей, которую поддерживали Китай и СССР. Как только конфликт начался, американское руководство сразу подключило силы ЦРУ в лице Сидни Готтлиба к его скорейшему решению. Готтлиб заявил, что «бомбы с паразитами окажут большее влияние на исход этой войны, чем все призванные на нее мужчины вместе взятые». Доверившись ученому, президент Трумэн начал стремительно наращивать расходы на биологическое оружие: с 5,3 миллионов долларов в 1950-м до 345 миллионов в 1954-м. А в сентябре 1951-го Объединенный комитет начальников штабов отдал тайный приказ о полевых испытаниях в Корее оружия на основе сибирской язвы. Уже после войны выжившие свидетельствовали о том, что в регионе неожиданно появились мухи, которых местные жители никогда раньше не видели.
Жители КНДР начали умирать от экзотических заболеваний вроде бубонной чумы. В ходе независимого расследования под руководством биохимика из Оксфорда Джозефа Нидэма, выяснилось, что цилиндры, использовавшиеся для транспортировки зараженных насекомых, были идентичны цилиндрам, которые применялись в американских лабораториях. Выпущенные из них мухи оказались переносчиками холеры.
Немногочисленные американские летчики, которые рассказывали о распылении биологического оружия, позже неизменно отзывали показания — почти наверняка из-за угроз попасть под трибунал, а может быть, под воздействием гипнотического транса с применением ЛСД. Британский журналист-расследователь Гордон Томас откопал данные о разговоре между Сидни Готтлибом и агентом ЦРУ Гансом Тофте — ученый поручил шпиону собрать образцы населявших Северную Корею насекомых и мелких животных, таких как крысы и полевки. Всех их транспортировали в Форт-Детрик, где Олсон и другие ученые тестировали их эффективность в качестве распространителей опасных инфекций и бактерий. Затем Готтлиб в компании Олсона слетал в Японию, чтобы посоветоваться с учеными, у которых уже был опыт применения биологического оружия.
Пытаясь разобраться в обстоятельствах смерти своего отца, Эрик Олсон пришел к выводу, что именно его осведомленность о бесчеловечных методах ведения войны в Корее стала одной из причин, по которым ЦРУ подстроило его самоубийство.
Существует и другая версия, согласно которой Фрэнк Олсон угрожал раскрыть подробности о связи американских спецслужб с вспышкой «загадочной чумы» в городе Пон-Сент-Эспри на юге Франции 16 августа 1951 года. Тогда примерно 250 местных жителей в один момент ощутили дезориентацию, начали испытывать галлюцинации и невнятно тараторить. Городская больница забилась до отказа. Некоторых больных пришлось распределить по психиатрическим лечебницам, хотя точно диагностировать недуг так и не удалось. Семь человек, включая здорового 25-летнего мужчину, погибли. Та же участь постигла многих животных. В СМИ происходящее сравнили со средневековыми эпидемиями.
Ученые и власти пытались объяснить трагедию заражением воды или случайным попаданием химикатов в муку. Однако британский психиатр Гриффит Эдвардс выдвинул альтернативную версию, которая могла вести к американским спецслужбам: по его словам, симптомы, которые наблюдались у жителях Пон-Сент-Эспри во многом напоминали эффекты от приема ЛСД. Эдвардс предположил, что в муку могли попасть не средства для борьбы с грибковыми болезнями растений, как утверждали правительственные структуры, а спорынья — разновидность грибов, содержащих лизергиновую кислоту. Именно из этой кислоты швейцарец Альберт Хофман в свое время и вывел свой психоделик. «К трагедии могла привести только одна причина, — согласился на условиях анонимности эксперт, которого цитировал американский журналист Джон Фуллер. — Какая-то форма спорыньи, по воздействию идентичная ЛСД».
В пользу этой версии свидетельствовал и тот факт, что создатель ЛСД Альберт Хофман тем летом побывал в злополучном французском городке. Хофман в то время работал на фармацевтическую компанию «Сандоз», которая поставляла наркотик ЦРУ и американской армии для испытаний. Судя по записям в паспортах Фрэнка Олсона и его коллег по Отделу специальных операций, они были во Франции сразу после внезапной вспышки загадочной болезни одновременно с Хофманом, а в рассекреченной корреспонденции фармацевтов и спецслужб события в Пон-Сент-Эспри называются «экспериментом».
Журналист-расследователь Хэл Албарелли-младший считал, что французские власти одобрили такое испытание из-за конфликта местных властей с Шарлем де Голлем и подозрений, что в этом местечке укрываются коммунисты.
Все улики указывали на то, что ЦРУ использовало целый город, чтобы протестировать ЛСД в качестве потенциального оружия для обезвреживания вражеской армии. Тем не менее никакими неприятными последствиями для спецслужб массовое отравление не обернулось — по результатам официального расследования главным виновником признали мельника, который использовал испорченную муку, чтобы сэкономить. Некоторые суеверные местные, далекие от перипетий холодной войны, и вовсе не сомневались, что стали жертвами колдовства.
Один из американских командиров, генерал-майор Уильям Кризи в то время прямо писал о том, что отравление психоделиком лучше, чем бомбардировки, поскольку после периода «лунатизма» пленные противники и попавшие под раздачу мирные жители предположительно придут в себя. Офицер предлагал распылять ЛСД, заражая воду и продукты — судя по всему, именно это и случилось в Понт-Сент-Эспри.
Уже много лет спустя анонимные источники рассказывали журналистам, что Фрэнк Олсон слишком откровенно обсуждал случившееся во Франции «не с теми людьми», включая соседа, с которыми они вместе мыли машины. Именно тогда начальство начало подозревать ученого в желании слить секретную информацию. Из ценного кадра Олсон превратился в потенциальную угрозу для всего проекта MK-Ultra.
«Он был очень открытым человеком и не боялся говорить, что думал, — говорил друг и коллега Олсона Норман Курнуайе. — Ему было плевать на последствия. Он ни с кем не церемонился. Думаю, это их и пугало».
Ретрит с сюрпризом
Олсон опасался за свою жизнь, ЦРУ опасалось, что Олсон расскажет правду об их экспериментах: именно так обстояли дела в канун очередного Дня благодарения, 18 ноября 1953 года, когда Олсон и другие сотрудники Отдела специальных операций прибыли в хижину на берегу озера Дип-Крик, штат Мэриленд. Туда их пригласил доктор Готтлиб, который периодически устраивал подобные мероприятия для повышения командного духа и разбора полетов. Официально встреча подразумевала обмен мнениями и опытом — на ней четверо ученых из рядов ЦРУ, ведущих проект MK-Ultra, должны были поделиться накопленными знаниями с пятью химиками из армии. В действительности все эти специалисты представляли собой одну группу. Все они давно знали друг друга и были в курсе того, кто чем занимается.
Первый день ретрита прошел спокойно — выпивка, разговоры, ничего необычного. На второй день ассистент Готтлиба, уже знакомый нам по развязке этой истории Роберт Лашбрук, в узком кругу откупорил бутылку крепкого ликера Cointreau. Несколько человек, включая Олсона, пили как в последний раз. Какое-то время спустя Готтлиб осведомился у подчиненных, не чувствуют ли они себя как-то странно. Затем Готтлиб объяснил, что в их напиток добавили ЛСД.
Ученые, вдруг сами ставшие подопытными кроликами, растерялись. Почти никто из них не понимал до конца, что происходит. Особенно эмоционально реагировал Олсон, который довольно быстро перестал отличать реальность от галлюцинации. Вскоре ученые полностью погрузились в наркотические фантазии и утратили способность нормально разговаривать. На следующее утро их состояние почти не изменилось. Стало ясно, что продолжать ретрит нет смысла. Олсон, толком ни с кем не попрощавшись, сорвался домой, в город Фредерик.
23 ноября, спустя четыре дня после приема ЛСД, Олсон явился на работу в Форт-Детрик. Было видно, что чувствует он себя по-прежнему отвратительно. Примерно в таком же состоянии пребывал и шеф Олсона Винсент Руве. Позже Руве описал эффект от приема ЛСД без своего ведома как «самый страшный опыт, который он когда-либо мог представить». Под воздействием наркотика Олсон разоткровенничался и предположил в разговоре с Руве, что тому следует его уволить за нарушение протоколов безопасности. Руве ответил, что Олсон прекрасно работает и что увольнение было бы чересчур поспешным решением. Однако сам факт того, что один из немногих людей, осведомленных о проекте MK-Ultra, кажется, полностью вышел из-под контроля, сильно встревожил руководство. Если бы Олсон вдруг решил выступить публично, он мог бы рассказать об экспериментах над предполагаемыми коммунистами в Германии и других европейских странах, о вероятном применении биологического оружия в Корее или массовом отравлении во Франции. Допустить такое Готтлиб и его коллеги не могли.
Судя по последующим находкам сына Олсона Эрика, состояние его отца резко ухудшилось в последние месяцы перед инцидентом с приемом ЛСД. Весной 1953-го Фрэнк посетил британский центр исследований химического и биологического оружия Портон-Даун, где проводились испытания с использованием отравляющих газов. Именно во время его командировки в Портон-Даун произошел «несчастный случай»: у одного из добровольцев, 20-летнего солдата, подверженного воздействию одного из экспериментальных веществ, пошла пена изо рта. Парень забился в конвульсиях и умер всего через час. В разговоре с психиатром, который курировал проект, Олсон признался, что испытывает сильный дискомфорт от случившегося. Позже, в Германии, Олсон не только увидел, как подозреваемых в шпионаже подвергают гипнозу. Некоторые источники свидетельствуют о том, что он «наблюдал за тем, как люди, часто в агонии, погибают от созданного им оружия».
Когда после поездки по континентальной Европе Олсон вернулся в Британию и снова пообщался с психиатром Уильямом Серджантом, тот написал в отчете, что Фрэнк «глубоко обеспокоен увиденным на конспиративной квартире ЦРУ в Германии». Что еще хуже, поведение Олсона позволяло предположить, что он «больше не хочет хранить секрет, в который его посвятили». Отчет, естественно, дошел до ЦРУ. Серджант, объясняя свои выводы об Олсоне, позже сказал, что западным спецслужбам «требовалось защищать общие интересы».
«Просто отпустите меня»
Через пять дней после приема ЛСД, когда Олсон все еще вел себя странно и как будто не до конца ориентировался в пространстве, Готтлиб лично встретился с ним, чтобы понять, что происходит с одним из его лучших ученых. По словам Готтлиба, тот «демонстрировал спутанность в определенных сферах мышления». Поняв это, Готтлиб решил, что Олсона следует отвезти к Гарольду Абрамсону, большому специалисту по ЛСД, преданному соратнику американских спецслужб и одному из идейных вдохновителей всего проекта MK-Ultra.
В разговоре с Абрамсоном Олсон пожаловался, что не может ни на чем сосредоточиться и даже забывает, как произносятся некоторые слова. Однако Абрамсону вроде бы удалось убедить Олсона, что скоро все придет в норму. После встречи с Абрамсоном в Нью-Йорке Фрэнк в сопровождении своего шефа Руве сел на самолет до Вашингтона. Оттуда они собирались на машине добраться до Фредерика, чтобы Олсон смог на День благодарения провести время с семьей и хоть немного успокоиться. Но вскоре после того как они отправились в путь, Олсон передумал и потребовал, чтобы Руве съехал на обочину. Он объяснил, что запутался и что ему будет стыдно показываться в таком виде перед женой и детьми. Руве спросил, чего он хочет, «Просто отпустите меня», — попросил Олсон. «Ты знаешь, что я не могу этого сделать», — ответил Руве. «Ну, тогда просто сдайте меня полиции, — сухо предложил Олсон. — Они все равно меня разыскивают».
В качестве компромисса Руве предложил вернуться в Нью-Йорк и еще раз поговорить с Абрамсоном. Олсон согласился. Абрамсон пообщался с Олсоном примерно час, а затем еще 20 минут о чем-то инструктировал приставленного к мятежному биохимику Лашбрука. На следующее утро Абрамсон убедил Олсона, что тому необходимо отправиться в санаторий в Мэриленде, где ему наконец помогут прийти в себя. Олсон уехал от Абрамсона вместе с Лашбруком. Они решили переночевать в отеле Statler, а затем отправиться в Мэриленд. За ужином в гостинице Олсон якобы сказал Лашбруку, что с нетерпением ждет отдых в санатории. Потом Лашбрук рассказывал, что Олсон в тот вечер был почти таким же, как до эксперимента. После ужина они поднялись в номер, постирали носки в раковине, посмотрели какое-то время телевизор, пожелали друг другу спокойной ночи и легли спать. А еще через пару часов Олсон выпал из окна и приземлился перед ошалевшим швейцаром.
В ближайшие дни после загадочной смерти Олсона «чистильщики» ЦРУ побили рекорды эффективности. Все следы, которые могли вывести неосведомленных копов или чересчур любопытных журналистов на детали проекта MK-Ultra, были грамотно замаскированы. Глава службы внутренней безопасности, полковник Шеффилд Эдвардс убедил полицейских не проводить самостоятельное расследование. Прессе в первые же часы после трагедии скормили версию об очередном несчастном самоубийце с разбитым сердцем и больной головой.
Лашбруку — единственному свидетелю случившегося — молниеносно сконструировали фейковую карьеру. За пределами полицейской элиты Манхэттена никто так и не узнал, что сосед жертвы по номеру участвовал в секретных разработках ЦРУ. В номере, откуда выпал Олсон, Лашбрук наедине пообщался с анонимным агентом ЦРУ — в отчетах его называли просто Джеймс Макси. Позже стало известно, что этим человеком был Джеймс Маккорд — бывший сотрудник ФБР и специалист по контрразведке. В начале 1970-х он прославился как один из головорезов Никсона и важный фигурант Уотергейтского скандала.
Пока Лашбрук отправился в морг, чтобы опознать тело коллеги, Маккорд без какого-либо контроля со стороны полиции обыскал злополучный номер 1018А и соседние комнаты. Затем Лашбрук ненадолго вернулся в отель, созвонился с Готтлибом, заехал к Абрамсону за отчетом и повез все нужные бумаги в Вашингтон. Назначенный на дело Олсона детектив заключил, что тот скончался от переломов, полученных в результате прыжка или случайного падения. Эта версия осталась официальной, а эксперименты ЦРУ с ЛСД продолжились так, будто ничего и не было.
«Выброшен из окна намеренно и со злым умыслом»
В следующий раз дело Фрэнка Олсона оказалось в центре внимания СМИ и широкой общественности лишь более 20 лет спустя, в июне 1975-го, после выхода разоблачительного материала The Washington Post. В статье рассказывалось об ученом, который выпрыгнул из окна после того как коллеги из ЦРУ тайно накачали его ЛСД. Про Олсона заговорили по всей стране. Вдова заявила о намерении подать иск против ЦРУ за сокрытие информации о судьбе ее мужа. Прокурор Манхэттена пообещал заново открыть дело и все перепроверить.
Узнав об активности, которую развели родные покойного и журналисты, глава аппарата Белого дома Дональд Рамсфелд и его заместитель Дик Чейни забеспокоились, что правительственные грязные секреты могут всплыть наружу. Они посоветовали президенту Джеральду Форду выразить искренние, но расплывчатые сожаления и пригласить семью Олсона на разговор в дружеской обстановке. Их встреча в июле того же года стала исторической: никогда раньше руководитель США не извинялся лично перед родными сотрудника ЦРУ, погибшего при невыясненных обстоятельствах, от лица американских властей. Вслед за Фордом извинился и директор ЦРУ Уильям Колби — смерть Олсона он назвал «трагедией, которая не должна была случиться». В обмен на выплату в 750 тысяч долларов родные покойного согласились отозвать иск.
Саму программу MK-Ultra свернули еще раньше, в 1973-м, из-за многочисленных скандалов, в которые умудрилась вляпаться администрация Никсона. Впрочем, все компрометирующие документы об испытаниях ЛСД руководство ЦРУ предусмотрительно уничтожило заранее.
Прошло еще 10 лет, прежде чем дети и вдова Олсона встретились с Сидни Готтлибом — тот еще на похоронах Фрэнка участливо обещал рассказать обо всем, если у них появятся какие-то вопросы. По словам Готтлиба, ЛСД Олсону дали в рамках невинного эксперимента — коллегам хотелось понять, что будет, если накачать наркотиком знающего ученого. Выдаст ли он секретные сведения точно так же, как неподготовленный пленник? Несмотря на цинизм всего предприятия, себя Готтлиб выставил невинным патриотом, которого «чуть занесло». В чем его «занесло», химик так и не объяснил, зато предложил родным своего экс-подчиненного походить на терапию, чтобы примириться с утратой.
В июне 1994 года, уже после смерти своей матери, Эрик Олсон организовал эксгумацию тела отца с кладбища в городе Фредерике. Патологоанатом Джеймс Старрс из школы права при университете Джорджа Вашингтона возился с трупом около месяца. Проведя всевозможные тесты, он созвал пресс-конференцию и на ней рассказал, что смерть Олсона не кажется ему несчастным случаем или самоубийством, несмотря на отсутствие токсинов в тканях покойного. Подозрения Старрса возбудили ранения Олсона: в них не оказалось осколков стекла, которые можно было бы ожидать в случае, если бы он действительно пробил при падении закрытое окно. Еще больше эксперта смутило то, что хоть Олсон и приземлился на спину, у него обнаружилось сильное повреждение черепа над левым глазом. Находка позволяла предположить, что ученого еще до падения ударили со всей силы в лицо кулаком или каким-то инструментом. «Я думаю, что Фрэнк Олсон был выброшен из окна преднамеренно и со злым умыслом», — заключил патологоанатом.
В рамках своего расследования Старрс тоже пообщался с Готтлибом и спросил, как он мог столь безответственно рисковать жизнями подчиненных, ставя над ними эксперименты и накачивая наркотиками. Тот ответил хладнокровно и лаконично: «Вы просто не понимаете, профессор. Я должен был заботиться о безопасности целой страны». Потенциальное преимущество над Советским Союзом в глазах Готтлиба и других организаторов MK-Ultra оправдывало любые жертвы — включая Фрэнка Олсона. На этом расследование фактически закончилось: из-за подписанного в 1975-м соглашения Эрик Олсон не мог выдвигать новые претензии ЦРУ. Формально версия об убийстве его отца американским правительством так и осталась теорией заговора в духе Пинчона.
Впрочем, это не помешало Олсону-младшему после церемонии перезахоронения отца в августе 2002-го поделиться мыслями о том, что же случилось на самом деле той ноябрьской ночью в отеле Statler на Манхэттене. «Смерть Фрэнка Олсона была не суицидом, а убийством, — сказал он. — Это история не об экспериментах с ЛСД, как ее описывали в 1975-м. Это история о биологическом оружии. Фрэнк Олсон умер не потому, что стал подопытным кроликом и словил бэд-трип. Он умер, потому что мог выдать информацию о тайной программе допросов ЦРУ, а также о биологическом оружии, которое Штаты применяли в Корее».
