В первые месяцы беспорядкам не придавали особого значения ни в Лондоне, ни в столице Кении Найроби. Летом 1952 года государственный секретарь по делам колоний Оливер Литтлтон получил несколько отчетов от обеспокоенного исполняющего обязанности губернатора Генри Поттера об эскалации жестокости со стороны «Мау-Мау». Эта загадочная организация выступала за независимость Кении и вела партизанскую войну против британских властей, но в метрополии не сомневались, что их представители без проблем справятся с кучкой дикарей.
«Мау-Мау – тайное общество, – объяснял начальству Поттер. – В их неофициальной присяге есть слова об убийстве европейцев, «когда прозвучит боевой рог», и о спасении Кениаты, если его когда-нибудь арестуют. У меня нет доказательств, но я не сомневаюсь, что он контролирует революционеров – до той степени, до которой они поддаются контролю. Говоря кратко, представители всех рас пребывают в смятении. Кикуйю взбунтовались и готовятся причинить нам вред».
Нгени ва Камау – бывший сотрудник муниципалитета Найроби, который учился и работал сначала в Великобритании, потом в СССР, а в 1946 году вернулся на родину и возглавил сопротивление режиму. Его принятое после обращения в христианство имя Джомо переводится как «пылающее копье», а фамилия Кениата – как «свет Кении». Именно он стал символом недовольства режимом и объединил народ кикуйю – племя коренных жителей центральной Кении, из которого происходил и сам Кениата.
В октябре 1952-го сэр Ивлин Баринг прибыл в Кению, чтобы занять должность постоянного губернатора. Никто из лондонских коллег не предупредил, с чем ему придется столкнуться. Предшественник Филип Митчелл оставил разгребать последствия недальновидной политики преемнику. На следующий день после назначения Баринга трое кенийцев устроили засаду одному из местных вождей и самых известных сторонников британского протектората вождю Варухиу. Лоялиста, который откровенно порицал действия Мау-Мау и получил за заслуги перед короной титул кавалера Ордена Британской империи, застрелили в собственной машине.
Неделю спустя Баринг подписал указ о чрезвычайном положении, который ознаменовал начало открытого конфликта. Каждая из сторон расправлялась с врагами максимально жестоко. За следующие несколько лет Кения утонула в крови – на расчлененку и устранение политических противников со стороны Мау-Мау британцы ответили репрессиями, беспрецедентными даже по меркам крупнейшей колониальной империи. Историк Дэвид Андерсон написал про тот период: «Между 1952-м и 1956-м, когда велась особенно ожесточенная борьба, места проживания кикуйю в Кении превратились в полицейское государство в самом полном смысле слова».
Откуда взялись Мау-Мау и почему они так обозлились на британцев
Точное происхождение названия «Мау-Мау» неизвестно. По одной версии, это анаграмма слов «ума-ума», что означает «убирайтесь, убирайтесь». По другой – оно происходит от выражения «ма умау», то есть «наши деды». Впервые это выражение использовали в конце 1930-х, когда местные крестьяне восстали против массовой конфискации скота, призвали колонистов покинуть их земли и позволить кенийцам жить свободно, как их предки. Еще один вариант – это сокращение, которое переводится с суахили как «пусть иностранцы вернутся, а африканцы обретут независимость».
Формально кенийские повстанцы назывались не Мау-Мау, а Кенийская армия освобождения (KLFA) или движение «За землю и свободу». Эта организация образовалась в качестве реакции на притеснения коренного населения – британское правительство предпочитало раздавать землю и руководящие должности белым поселенцам. Те беспрепятственно занимали территории, которые до этого десятилетиями принадлежали африканским племенам и свободные участки, куда местные теоретически могли переселиться. К 1948 году около 1,2 миллиона представителей народа кикуйю загнали в резервации площадью 3000 квадратных километров. Для сравнения 30 тысяч поселенцев разделили между собой почти 20 тысяч квадратных километров, в том числе большинство территорий, подходящих для сельского хозяйства.
Кенийцы страдали от бедности, болезней, перенаселения и нехватки рабочих мест, но британские управленцы не предполагали, что у темнокожего населения хватит смелости или интеллектуальных способностей объединиться и восстать. Началось классовое разделение между самими африканцами: одни поддерживали новых хозяев и пользовались их расположением, другие (в основном крестьяне) все сильнее погружались в безнадегу. Расслоение обеспечило почву не только для протеста против колонизаторов, но и для гражданской войны. Около 120 тысяч человек из тех, кого согнали с их участков, поселились во владениях белых поселенцев. Те предоставили африканцам клочки земли в обмен на труд. В 1940-х законы о ренте ужесточились, и убытки этих кенийцев составили 30–40 процентов.
Даже Королевская комиссия по Восточной Африке в 1955-м отметила в отчете, что «условия жизни представителей бедных азиатских классов и большинства африканцев ухудшаются на протяжении долгого периода времени». Проверяющие установили, что около половины наемных рабочих получают недостаточно, чтобы прокормить одного человека, не говоря о семьях. Спали кенийцы либо на улицах, либо в каморках группами по 10–14 человек. «Африканские рабочие постоянно голодные, плохо одеты и плохо содержатся или вообще живут как бездомные», – говорилось в отчете комиссии.
Потребности африканцев оставались для британцев темой, не заслуживающей особого внимания. Когда в 1951-м общественная организация Союз африканцев Кении потребовала увеличить число представителей местного населения в Законодательном собрании с четырех до 20 и затронула вопрос о выходе из протектората, государственный секретарь по делам колоний в лейбористском правительстве Джеймс Гриффитс предложил подлинно британский компромисс: увеличить число кенийских представителей с четырех до пяти. Проводить переговоры о предоставлении независимости он, естественно, не собирался.
«Становление революционного движения в Кении в те годы по-прежнему окутано тайной, – пишет историк Джон Ньюсингер. – Точные планы и структура протестующих до сих пор не раскрыты и, возможно, уже никогда не раскроются». Однако некоторые детали все-таки известны. Движение началось в конце 1940-х с решения запрещенной властями Центральной ассоциации кикуйю набрать рекрутов, чтобы запустить масштабные акции гражданского неповиновения. Более радикальные лидеры в Найроби добились объединения профсоюзов. В мае 1950 бунтовщики официально потребовали независимости, двух участников Африканского союза Кении задержали, а Конгресс Восточноафриканских профсоюзов объявил забастовку, которая на девять дней парализовала жизнь в столице.
Небо над городом заполонили бомбардировщики королевских ВВС, военные жестко пресекали любые беспорядки. Было произведено более 300 арестов, а всего на разных этапах в забастовке поучаствовали около 100 тысяч рабочих. Однако забастовка провалилась – вмешательство британской армии охладило пыл большинства протестующих. Одного из их лидеров Махана Сингха продержали в заключении следующие 11 лет, другого, Фреда Кубаи, выпустили через восемь месяцев. Городские структуры возобновили работу, но протест не угас. Через какое-то время он возобновился уже в национальном масштабе. Местные организации по всей стране организовывали ополчения, нападали на лоялистов и восставали против белых землевладельцев. К 1952-му, когда в Кении наконец объявили чрезвычайное положение, британцы контролировали ситуацию лишь в одном округе, да и там периодически вспыхивали волнения.
Движение становилось масштабнее и активнее. От отдельных операций в темное время суток Мау-Мау перешли к убийству противников одного за другим при свете дня. Они сжигали фермы белых поселенцев и перебивали скот, а британское правительство из-за недооценки африканцев и смены губернаторов оказалось неспособно погасить восстание, пока оно не набрало силу. Бунтовщики – в отличие от африканцев-лоялистов, которых соотечественники уничижительно называли «гончими псами империализма» – в основном имели хорошее образование и пользовались им. Один из лидеров Мау-Мау генерал Гатунга раньше работал учителем в общине кикуйю и теперь казнил знакомых из того периода, которые встали на сторону колонистов. Подробности каждой операции повстанец методично заносил в записную книжку.
Британский военачальник, генерал Джордж Эрскин в начале 1953-го пришел к неутешительным выводам. Восстание охватило не всю страну, но в регионах, где жили народы кикуйю, меру и эмбу, бунтовщиков поддерживало до 90 процентов населения. «Потрясающий прилив народной любви, нехватка вооруженных сил в регионе и отсутствие эффективной разведки у властей позволили Кенийской армии освобождения захватить инициативу, – отмечает Ньюсингер. – Крупные отряды открыто перемещались по стране, устраивали самосуд над коллаборационистами и атаковали изолированные КПП. Только дефицит оружия помешал повстанцам нанести серьезный урон полицейским и белым поселенцам».
Психологическая война: разделяй злых дикарей и властвуй над ними
На следующий день после объявления чрезвычайного положения власти запустили операцию Джок Скотт: провели облаву в Найроби и повязали 180 предполагаемых лидеров Мау-Мау, включая Джомо Кениату. Однако посеять панику в рядах бунтовщиков не удалось – информация о подготовке к арестам просочилась, и большинство идеологов восстания успели скрыться. Даже поймав восемь тысяч повстанцев за месяц, британцы и их помощники не подавили беспорядки. К тому времени обида на многолетние унижения достигла пика – многие участники Мау-Мау больше не боялись перестрелок и задержаний. Вскоре после операции Джок Скотт они нанесли ответный удар: буквально разрезали на кусочки Ндери, еще одного вождя-лоялиста и нескольких его приближенных.
За несколько месяцев бунтовщики разработали сложную инфраструктуру. Центральное отделение в Найроби, которое переименовали в Совет свободы, провозгласило конечную цель восстания – обретение независимости. Отряды разделили на пассивное и активное крыло. Первое отвечало за снабжение оружием, патронами, едой, деньгами, данными, а также за вербовку. Второе вступало в открытые конфликты с противниками. Базы Мау-Мау располагались в лесах, однако знакомство сотрудников муниципальных структур с устройством сети подземных тоннелей под Найроби позволяло действовать и в столице.
Другое преимущество повстанцев заключалось в активном участии женщин. Дочери, жены и сестры, которых британцы (поначалу) не воспринимали всерьез, переносили под накидками оружие или припасы, вербовали новых единомышленников и бегали с едой к мужчинам, которые прятались в лесах от патрулей.
Лишь с прибытием генерала Эрскина в январе 1953-го британская армия приняла серьезное усилие, чтобы перехватить инициативу. Благодаря вспомогательным отрядам общая численность вооруженных сил достигла 20 тысяч человек. Земли кикуйю были объявлены особой зоной – в ее пределах разрешалось стрелять в любого, кто не остановился по приказу.
Кроме Эрскина, подавлять мятеж из Лондона прислали молодого амбициозного офицера Фрэнка Китсона. Тот происходил из семьи потомственных военных: отец дослужился до адмирала Военно-морского флота, брат тоже служил в ВМС, дед воевал против Афганистана в составе Индийской армии. Сам Китсон до назначения в Африку не участвовал в боевых действиях. Когда он в составе стрелковой бригады прибыл в растерзанную войной Германию в 1945-м, сражения уже прекратились, и честолюбивому юноше оставалось бродить по развалинам. Больше всего Фрэнк боялся, что к его приезду восстание Мау-Мау подавят. Тогда ему пришлось бы и дальше попыхивать трубкой и посещать скачки в компании чопорных аристократов.
По прибытии в Найроби Китсон (не менее методичный, чем фиксирующий детали убийств в блокноте генерал Гатунга) написал на клочке бумаги свою главную цель: «Обеспечить Отряды обороны информацией, необходимой для уничтожения Мау-Мау». Записку он положил в Библию, которую держал рядом с кроватью. Китсон с пронзительным взглядом, идеальной выправкой и твердыми принципами превратился в главного противника мечтавших о свободе повстанцев. Он с трудом выносил светскую болтовню, гордился происхождением, а когда проходил мимо солдат, расправлял плечи, чтобы казаться выше.
К борьбе против Мау-Мау Китсон подошел с таким же бесстрастным профессионализмом, как и к любому другому приказу. Он считал, что прямой конфронтации недостаточно – нужно посеять раздор среди мятежников и заполонить их ряды двойными агентами. Его идеи легли в основу стратегии, которая использовалась британскими военными на протяжении всего конфликта. Подкупом, угрозами и обещаниями они обеспечивали себе доступ к информации о планах Мау-Мау. Китсон использовал и психологические приемы – отправляясь в дозор с одним из завербованных повстанцев, давал тому огнестрельное оружие, а сам оставался с одним мачете. На таких хитростях основывались доверительные отношения между кенийцами-предателями и британским офицером.
«Если нужно уничтожить рыбу, можно использовать удочку или сеть, – объяснял Китсон. – Но если обычные методы не работают, приходится делать что-то с водой. Например, загрязнить ее». Военные постоянно держали в оперштабе несколько перебежчиков, одетых в белые простыни с прорезями для глаз. Когда приводили арестованных, кенийцы-шпионы опознавали бывших единомышленников. Затем они посвящали Китсона в детали: что за человека поймали, чем он занимается в Армии освобождения, как на него воздействовать. В других случаях Китсон запускал в леса банды ренегатов, которые уже согласились переметнуться на сторону властей, но не скомпрометировали себя перед другими кикуйю. Это позволяло им заставать отряды мятежников врасплох и уничтожать их за считанные секунды.
Китсон поощрял и солдат-соотечественников – выплачивал вознаграждение в пять фунтов за каждого убитого бунтовщика. «Однажды когда мы сидели в засаде, прямо нам навстречу двинулись три африканца, – вспоминал Китсон много лет спустя. – К сожалению, они оказались полицейскими». Во многом именно благодаря растерянности британцев в первые месяцы восстания и нестандартным методам Китсона политический конфликт между кикуйю и колонистами превратился в нечто большее: идеологическое противостояние за право империи контролировать жизнь и судьбу других народов.
Утвердить удобную версию событий было для британцев почти так же важно, как уничтожить Мау-Мау. Метрополия полностью игнорировала социокультурный аспект, аграрные противоречия между коренным населением Кении и белыми поселенцами. Правительственная версия конфликта сводилась к тому, что цивилизованные европейцы пытаются усмирить африканских дикарей, которые всеми силами противятся прогрессу. Бунтари якобы пожирали плоть убитых врагов, устраивали ритуальные оргии и занимались скотоложством среди трупов. Приглашенный этнопсихиатр (разновидность психиатрии, в которой особое значение уделяется окружению и происхождению) объявил Мау-Мау «иррациональной силой зла, движимой животными импульсами под влиянием коммунистического режима».
Параллельно с реальной войной велась война психологическая – она вносила сумятицу в ряды кенийцев и одновременно поддерживала статус британцев как гуманной и сознательной стороны в кровавом и необязательном конфликте. Они описывали восстание скорее как гражданскую войну между племенами, в которой европейцы выступают регуляторами, а не как столкновение между коренными жителями и колонистами. Правительственная пропаганда помогла отделить кикуйю от других племен – тем хотелось превращения военный действий, даже если это означало дальнейшее отсутствие земли и денег.
И все-таки в Кении в начале 1950-х мало кому удалось сохранить чистую совесть. Действия британцев не соответствовали образу непредвзятых миротворцев. Участники Мау-Мау перешли от борьбы за независимость к терроризму, когда начали атаковать не только непосредственных противников. Как часто бывает, сильнее пострадали гражданские – как коренные жители, так и белые поселенцы.
Грязная война: массовые убийства гражданских, пытки и концлагеря
Восстанию действительно были присущи характеристики гражданской войны – среди жертв бунтовщиков оказались как минимум две тысячи лоялистов из кенийского населения. Однако соотечественники, которых кикуйю считали коллаборационистами, не были их главной целью. Не менее жестоко они разбирались с попадавшимися на пути белыми фермерами, даже если конкретно эти люди не сделали им ничего плохого.
Одно из самых шокирующих преступлений того времени – убийство шестилетнего Михаэля Рака, которого забили мачете вместе с родителями. В другой раз участники Мау-Мау использовали ядовитый кустарник, чтобы отравить огромное поголовье скота. Всего жертвами кенийцев стали 32 европейских мирных жителя и 26 азиатов, а еще примерно столько же представителя других рас из гражданских получили ранения.
В ночь с 26 на 27 марта 1953-го почти три тысячи бунтовщиков ворвались в Лари – деревню, где жил известный преданностью британцам вождь Вакахангара. В качестве возмездия за старый земельный спор, когда Вакахангара занял сторону колонистов, отряд Мау-Мау вырезал все поселение. Кроме вождя, убили от 70 до 97 человек, включая женщин и детей. Эта операция осталась уникальной в истории восстания – больше повстанцы не совершали настолько жестоких набегов. Однако многие восприняли искалеченные тела и пепелища на месте хижин в Лари как доказательство, что Мау-Мау – армия мародеров и убийц, которые получают удовольствие от насилия.
Атаки кикуйю наводили ужас на белых и других кенийцев, хотя британцы в плане жестокости не уступали, а часто даже превосходили врагов. В ответ на резню в Лари Королевские африканские стрелки (колониальный полк британской армии) поймали и расстреляли 400 участников Мау-Мау.
Исследователь того периода Д.Х. Роуклифф рассказал, что в первые месяцы после введения чрезвычайного положения избиения заключенных или подозреваемых, которые предположительно скрывали информацию, превратились в норму. Правительство и полиция в сговоре с прессой делали все, чтобы широкая общественность не узнала о злоупотреблениях. Пытки тоже воспринимались как абсолютно нормальная стратегия – причем не только ради разоблачения или информации, но и как инструмент запугивания.
Профессор истории Гарвардского университета Каролина Элкинс, получившая Пулитцеровскую премию за книгу о военных преступлениях британцев в Кении, рассказывает, что следователи тушили о подозреваемых окурки, вырезали глаза, насиловали, наносили множественные порезы и распарывали животы беременных. Одна из жертв беспредела вспомнила, как ее изнасиловали разбитой бутылкой: «Я чувствовала, как кровь течет по бедрам, а сама лежала в шоке. Боль была невыносимой, хотелось умереть». После трех лет принудительных работ женщина узнала, что ее муж погиб при невыясненных обстоятельствах, а землю конфисковали.
Другие потерпевшие описали не менее ужасные приемы: мужчин кастрировали, девушек заставляли на потеху солдатам заниматься сексом с родственниками. Чистки проводились повсеместно – если в поселении находился хотя бы один повстанец, всех жителей задерживали и подвергали унизительным допросам.
В залах судебных заседаний творился не меньший произвол, чем на улицах. За первые восемь месяцев после введения чрезвычайного положения британцы казнили 35 бунтовщиков, но к концу 1954-го темпы выросли во много раз: на виселицу отправляли практически 50 человек в месяц. С конца октября 1952-го по 12 ноября 1954-го к высшей мере приговорили 756 мятежников. Из них 508 повесили за менее серьезное преступление, чем убийство. Например, 45 – за принесение присяги Мау-Мау, объявленной вне закона, а 290 – за владение нелегальным оружием. К концу того же года общее число повешенных превысило 900, а к концу чрезвычайного положения – 1000.
По сравнению с этими показателями в других британских колониях, где вспыхивали мятежи, власти проявили себя намного скромнее: в Палестине казнили всего восемь партизан, на Кипре – девять. Периодически пребывавшие в Кению проверяющие из Великобритании поражались, что трибунал выносит вердикты по не самым очевидным делам за одну-две минуты, но их отчеты с описанием подозрительных моментов оставались без внимания.
Во время работы над книгой Элкинс выяснила, что перед тем как покинуть Кению, британские военные уничтожили большую часть документов периода восстания Мау-Мау. В трех департаментах велись досье на каждого из 80 тысяч заключенных – это означало, что всего в архивах должно было найтись не меньше 240 тысяч бумаг, однако их оказалось лишь несколько сотен. Однако некоторые важные доказательства все-таки сохранились. Один из протоколов утверждал «систему распределения» африканцев – совокупность методов ведения допроса, пыток, изоляции, принуждения к труду и подавления боевого духа. Другой документ доказывал, что британское правительство санкционировало систему концлагерей, куда массово ссылались участники Мау-Мау, подозреваемые в сотрудничестве и просто попавшиеся под руку кикуйю.
Расследование Элкинс произвело сенсацию. Одни коллеги радовались восстановлению исторической справедливости. Другие обвиняли исследовательницу в склонности к сенсациям, преувеличениям и бездоказательным выводам. Некоторые отмечали, что за свидетельствами о жестокости британских военных, игнорируются зверства самих кенийцев, которые нападали на беззащитных поселенцев, тоже пытали пленных и расчленяли тела. Их оппоненты возражали, что военные преступления участников Мау-Мау по масштабу не идут ни в какое сравнение с политикой колониальных властей.
В первой половине и середине 1950-х в концлагеря сослали полтора миллиона африканцев. Количество погибших среди коренных жителей по разным оценкам варьируется от 25 тысяч до 300 тысяч, причем значительная часть этих жертв – дети до 10 лет. Что еще важнее, метрополия сделала все, чтобы обелить себя и скрыть доказательства военного беспредела. Даже когда о концлагерях стало известно, официальные данные о количестве узников занижались в несколько раз. Впрочем, установить точное число жертв едва ли возможно – британцы часто избавлялись от тел заключенных и вычеркивали их имена из официальной документации.
«Во время войны с Мау-Мау британцы укрепляли свой авторитет методами, слишком дикими даже по меркам колонистов, – пишет Элкинс. – Лишь заточив все население кикуйю в лагерях, подвергнув местных физическим и психологическим мучениям, империи удалось восстановить свою власть и возобновить «цивилизационную миссию». Найденные документы подтвердили, что военные широко применяли электрический шок, огонь, оружейные стволы, змей, насекомых-вредителей. Чтобы выбить признание или узнать о сообщниках, они засовывали в анальные отверстия мужчинам и в вагины женщинам горячие яйца.
Элкинс приводит письменное признание одного из военных добровольцев британского происхождения: «Однажды я лично доставил задержанного участника отряда. К нему требовался особый подход. Мы с ребятами несколько часов пытались его разговорить. Ситуация слегка вышла из-под контроля. К тому времени, как я отрезал его яйца, у него уже не было ушей. Его глаз – вроде бы правый – свисал из глазницы. Жаль, что он умер, прежде чем мы узнали что-нибудь ценное».
Между собой офицеры и политики регулярно возмущались уровнем насилия и ужасными условиями в так называемых распределительных лагерях. Отношение к пленным в них полностью противоречило представлениям о достоинстве и статусу Великобритании как мирового лидера. «Сложившееся в результате творящихся ужасов прискорбное положение дел требует немедленного разбирательства, – написал полицейский комиссар Артур Янг губернатору Ивлину Барингу. – Необходимо разобраться с ростом обвинений в бесчеловечности и неуважении к правам жителей Африки. Нельзя допустить, чтобы правительству было стыдно за действия тех, кто выступает от его имени».
В одном из отчетов Янг открыто обвинил надзирателей в распределительных лагерях и Отряды местной обороны в массовых убийствах. «В большинстве случаев смерть наступила в результате преднамеренной жестокости и плохого обращения, – отметил проверяющий. – Подобные действия следует классифицировать как убийство». Когда к его призывам не прислушались, комиссар подал в отставку. Подобные свидетельства подрывают критику оппонентов Элкинс, которые считали, что та основывается исключительно на воспоминаниях жадных до денег и славы кенийцев.
Представитель Лейбористской партии Дик Кроссман также отметил бесчеловечные методы соотечественников и их сторонников из местных. Еще хуже, по его мнению, было то, что такие жестокие методы часто оказывались безрезультатными: «Возможно, репрессии предотвратили распространение терроризма, но сам недуг только обострился. Почти каждого лидера кикуйю, который имел какое-то влияние на население, посадили в тюрьму или отправили в лагерь – часто без суда и расследования. Резервации были перенаселены еще до введения чрезвычайного положения, но теперь туда сослали 120 тысяч лишившихся домов кикуйю. Британские войска месяцами выкуривали повстанцев из лесов, но добились лишь того, что противник засел еще глубже».
Еще одна проблема заключалась в том, что власти не могли доверять Отрядам местной обороны – по сути, таким же ополченцам, которые часто творили беспредел и линчевали противников от имени короны. Попытки подавить восстание их силами неизменно проваливались до начавшейся в 1954 операции «Наковальня», которая подразумевала полное изгнание кикуйю из Найроби. К тому времени в столице обосновались около 85 тысяч представителей мятежного народа. 25 тысяч британских военных под командованием Эрскина разделили столицу на сектора и прочесывали один за другим. Все коренное население поместили в заключение. Выходцев из племен, участвовавших в движении Мау-Мау, оставили в концлагерях, остальных согнали в резервации.
«Объединявщий протестующих центральный комитет распался, – объясняет последствия операции «Наковальня» историк Джон Ньюсингер. – Ни одна из попыток возобновить централизованное управление из лесов не увенчалась успехом. За несколько дней мятежники лишились источника припасов и потенциальных новобранцев. С этого времени они превратились в тяжелое бремя для жителей резерваций, которые и так переживали серьезное давление. Удача отвернулась от Мау-Мау».
К концу года большую часть участников движения и их пособников заточили в концлагеря, а остальных кикуйя держали на подконтрольных территориях. В июне 1954-го власти запустили новый проект принудительного распределения населения по деревням, чтобы постоянно держать потенциальных мятежников и недовольную жителей под наблюдением. Переселение проходило так же, как и предыдущие стадии подавления восстания: с минимальным внимание к состоянию африканцев и с множеством нарушений прав человека.
За следующие полтора года больше миллиона кенийцев расселили в 854 сельских поселения, жизнь в которых мало отличалась от заключения в концлагерях. Их тоже окружали высокие заборы с траншеями и колючей проволокой. В роли надзирателей выступали Отряды местной обороны – часто в них состояли соседи и родственники заключенных. Из-за отсутствия минимальных условий и тотального контроля в начале 1955-го в деревнях начался массовый голод, а уровень смертности резко подскочил. Случай настолько прямого управления коренным населением так и остался беспрецедентным в истории африканских колоний Великобритании.
Переселение кикуйя позволило лишить боевые части Мау-Мау поддержки в резервациях. Сторонники революции раньше помогали партизанам с оружием, едой и медикаментами, а теперь поток ресурсов внезапно исчерпался. План сработал – вскоре бомбардировщики покинули Кению, потому что у них не осталось целей. Отряды ренегатов Китсона добивали остатки бунтовщиков. Те грабили немногочисленные деревни, которые еще не находились под контролем властей. Мародерство окончательно отвратило крестьян от Мау-Мау – бывшие герои приходили и забирали все, что осталось после имперских обысков и погромов.
В конце 1953-го в мятежной армии состояли 15 тысяч бойцов, но за следующие два года их численность сократилась до пары тысяч. В сентябре 1956-го на свободе осталось около 500 участников Мау-Мау. Хотя чрезвычайное положение сохранялось до 1960-го, уже тогда было очевидно, что революция провалилась.
На вопрос, были ли у повстанцев хоть какие-то шансы на победу, историк Джон Ньюсингер отвечает так: «Несмотря на невероятную поддержку среди кикуйю, восстание было обречено с самого начала. В первые полтора года после введения чрезвычайного положения инициатива оставалась на стороне бунтовщиков. Власти не представляли, что делать, среди поселенцев распространилась паника, а среди других коренных народов – недовольство. Но конвертировать возможности в реальные достижения оказалось невозможно. Повстанцам буквально не хватало оружия, у них не было возможности для решающего прорыва. В таких обстоятельств превосходство профессиональной армии гарантировало британцам победу».
Не все так просто: несмотря на поражение, восстание Мау-Мау все-таки привело к освобождению Кении
Подавление восстания Мау-Мау осталось самым крупным по количеству жертв военным конфликтом с участием Великобритании со времен Второй мировой. Нюанс в том, что тогда империя выступила против Третьего рейха, а меньше десяти лет спустя воспользовалась теми же методами, которые применяли нацисты. Война в Кении показала, как легко может нарушиться шаткое равновесие в африканских колониях, и ознаменовала начало деколонизации. Британские власти поняли, что главным катализатором недовольства выступают белые поселенцы, многие из которых даже не являлись подданными короны.
Чтобы избежать повторения кровавых событий, в последующие годы колонисты пошли на значительные уступки местному населению и поддержали коренных жителей в противостоянии с европейскими иммигрантами. Большинство кикуйю получили землю, а прошедшая в конце 1950-х земельная реформа позволила африканцам выращивать кофе (раньше прибыльным бизнесом разрешалось заниматься только белым поселенцам). С 1955-го по 1964-й суммарная стоимость продукции с распределенных между кенийцами приусадебных участков выросла с 5,2 до 14 миллионов фунтов. Средняя годовая зарплата африканского работника за тот же период увеличилась больше чем в два раза: с 52 до 107 фунтов.
За экономическими послаблениями последовали политические – в 1956-м африканцам разрешили напрямую избирать соотечественников в Законодательное собрание, а количество представителей Кении все-таки увеличилось с пяти до 14. В 1960-м в Лондоне прошла первая конференция о выходе страны из состава Британской империи. Африканцам сначала предоставили парламентское большинство, а три года спустя все-таки удовлетворили их требования. Несмотря на арест или казнь практически всех лидеров Мау-Мау, в конце концов они добились своей цели.
Общественное и политическое давление не оставило британцам другого выбора – ООН приняла Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам. Несколько влиятельных политических лидеров, включая Джона Кеннеди, призвали европейцев покинуть африканские территории. В конце 1963-го ветераны восстания торжественно передали оружие вышедшему на свободу Джомо Кениате, а тот спустил британский флаг, ознаменовав независимость Кении. Бывший лидер восстания занял пост премьер-министра и сформировал правительство, а в следующем году стал президентом. Эту должность он занимал до 1978-го.
Несмотря на политические преобразования, информация о деятельности британцев в Кении утаивалась или подавалась в искаженном виде. Отличившихся при подавлении восстания военных наградили почестями и знаками отличия. В 1955-м Фрэнк Китсон получил Военный крест за «доблестную и выдающуюся службу». С тех пор за ним закрепилась репутация эксперта по борьбе с мятежниками. Сразу после Кении Китсона командировали в Малайю, где местное населения тоже восстало против британского протектората. После получения второго Военного креста он командовал батальонами в Кипре и написал книгу о противодействии партизанам. В 1970-х возглавил борьбу с сепаратистами в Ирландии и действовал еще более жестоко, чем в Африке.
Получивший в Кении негласный титул «начальника по пыткам» эмиссар Иан Хендерсон отвечал за сбор доказательств, которые в 1953-м позволили британцам приговорить к тюремному заключению шестерых лидеров кикуйю, включая будущего президента Кениате. Вместе с Китсоном Хендерсон под страхом немедленного повешения вербовал предателей из рядов Мау-Мау, которые затем участвовали в антипартизанских акциях. В сентябре 1954-го Хендерсона наградили Георгиевской медалью – одной из высших наград. Ее традиционно вручают за выдающуюся храбрость.
Уже в XXI веке благодаря многочисленным показаниям, расследованию Элкинс и обнародованию секретных архивов появилось больше подробностей о кровопролитной войне. В 2012-м британское правительство признало, что документы о подавлении восстания специально укрывались в хранилище, доступ к которому имели только сотрудники министерства иностранных дел и разведки. В июне 2013-го Королевский суд Лондона вынес беспрецедентное решение по иску выживших жертв военных преступлений: выплатить каждому из 5228 кенийцев компенсацию в размере 3800 фунтов.
Несмотря на признание вины со стороны британцев, восстание Мау-Мау остается одним из самых противоречивых эпизодов в истории XX века. Споры о том, кого в этой истории считать мерзавцами, наверняка продолжатся еще много лет, сколько бы документов ни откопали историки.
В современной Кении мятежников почитают как героев, хотя в массовом убийстве соотечественников в Лари и в нападениях на семьи белых поселенцев не было ничего благородного. Метрополия же десятилетиями игнорировала недовольство местных, пока нищие кикуйю не взялись за оружие. В результате чтобы успокоить «дикарей», цивилизованным европейцам пришлось действовать еще более дикарскими методами.
