Мюррей О’Коннолли, краснолицый ирландец сорока лет от роду, с лихвой оправдал свою фамилию. В переводе с гэльского она означает «свирепый, как пес». На дворе 1870 год, Оклахома, середина гребаного ничто. До ближайшего поселка день пути, до ближайших соседей-фермеров — несколько часов. Единственная примечательная вещь на десятки миль — почтовая станция, где можно купить мелочевку и узнать какие-то новости, впрочем, сплошь паршивые: то набеги команчей, то очередной рехнувшийся и застрелившийся сосед. Обещанная обетованная земля оказалась огромной ловушкой, в которой нет ничего, кроме ветра (он даже шумит как-то не так, словно чей-то гудящий голос!) и нечеловеческого, сводящего с ума пространства. Кажется, как-будто тебя заперли в огромной пустой комнате размером с материк.
О’Коннолли начал свой день с избиения своей жены, которая по давно сложившейся традиции не отвечала на его выпады ни единой эмоцией. Затем он пошел до почтовой станции, где намеревался купить выпивку. И (тоже по традиции) дюжий смотритель, валлийская куча мяса и жира по фамилии Бойд не говоря ни слова вышвырнул его наружу. Уж очень плох в последнее время стал О’Коннолли. Он перестал мыться и причесываться еще полгода назад. Менять одежду — примерно в то же время. Он словно бы потерял любое выражение лица и даже во время вспышек спонтанной ярости не терял отупелого и усталого облика.
Далее О’Коннолли решил идти до соседей — чуть менее сломленных и запустивших себя, а главное, еще имевших запасы выпивки. Путь был долгим, часа четыре, и по дороге Мюррей встретил бродячего проповедника, тире попрошайку, тире конокрада, тире продавца краденного. Довольно распространенный в те времена типаж. Судя по говору типичного хилибилли, наверняка притопал сюда от самых Аппалачей. Помня обиду на Бойда, О’Коннолли даже не стал завязывать беседу, просто достал нож и прирезал бедолагу. В Мюррее что-то окончательно поломалось, эмоций было не больше, чем когда он сворачивал голову курице.
Дальше были несчастные соседи. О’Коннолли пришел к ним с тихим требованием отдать бухло. Уставшие и сгоревшие, словно окружающие их прерии, они отреагировали вяло, но грубо. Мюррей прирезал обоих, что оказалось обескураживающе просто — супруги практически не сопротивлялись, они словно бы только того и ждали. Выпивки в доме не оказалось, тогда мужчина поджег ферму и под вой невесть откуда высунувшихся койотов побрел обратно домой, словно мрачный вервольф.
Дома его ждала качающаяся на веревке под потолком жена. На лице мужчины не всплыло ни единой эмоции, словно поросшая ряской старица. Через десять минут рядом с женой покачивался сам О’Коннолли — мужчина зрелого возраста, выглядящий как грязный заросший старик.
В 1840-х его семья сбежала в Америку от Великого голода в Ирландии. Он всю жизнь тяжело добывал свой хлеб, мужественно сражаясь с обстоятельствами и вот, наконец, осуществил мечту своей жизни: получил огромный гомстед — 160 акров плодородной земли посреди бескрайних степей Оклахомы. Казалось, судьба наконец-то повернулась к нему лицом. Но это была ловушка, в которую его заманила Прерия. Все дети, которые родились у пары, погибли еще в младенчестве — медицинской помощи не было на сотни миль вокруг.
Постепенно чета О’Коннолли начала сходить с ума. Первой сдалась жена: за считанные недели она из цветущей ирландской женщины превратилась в неумытую старуху со спутанными волосами, которая целыми днями сидела у дома, глядя куда-то в пустое тело прерии. Затем сломался и Мюррей. Он стал также безучастен и раздавлен. Только в его случае это изредка прерывалось спонтанными вспышками ярости. Он растратил все патроны, стреляя в койотов (кажется, несуществующих) и начал пить как проклятый. Бог оставил их, вокруг остались только злые духи команчей, уичито и пауни. И они мстили каждому горожанину, поселившемуся в землях, где нет ничего, кроме пустоты и древних курганов.
Откуда берется «Безумие прерий» (Prairie madness)
История, случившаяся с Мюрреем О’Коннолли — довольно типична для 1870-х и Великих равнин. Недавно эти земли были отвоеваны у так называемой Империи команчей — конфедерации конных племен, долго и эффективно сражавшихся с экспансией белых. Едва оттеснив индейцев, правительство принялось раздавать гомстеды, большие земельные наделы площадью 160 акров. Беда пришла откуда не ждали: оказалось, что обычный поселенец просто не способен выжить здесь, не рехнувшись.
Бескрайние просторы прерий, в которых не было никаких ориентиров, сводили с ума. Небо и солнце казались чуждыми, абсолютная тишина вызывала эффект, схожий с «полуденным ужасом» — иррациональная тревога не проходила никогда. А периоды, когда внезапно начинал дуть то воющий, то хохочущий, то низко гудящий ветер, подчас провоцировали вспышки настоящей паники. Особенно тяжело доставалось европейским иммигрантам. У себя на родине они привыкли жить тесными сплоченными общинами, а оказавшись посреди пустого ничто, теряли все жизненные ориентиры.
Поселенцы нередко становились подавленными, опустошенными, переставали мыться и ухаживать за собой, начинали нести бред. Женщины становились апатичными. У мужчин к безучастности примешивались вспышки неконтролируемой ярости и тяга к насилию. Дети очень редко доживали до сознательного возраста — до ближайшего медика могли быть сотни миль пути. Так горожане, переселившиеся из Европы, становились пленниками беспощадной, но поначалу так много обещавшей прерии.
«Безумие прерий» осложнялось так называемой «Лихорадкой в хижине» (Cabin fever) — еще одним феноменом болезненной человеческой психики. На Великих равнинах были нередки затяжные снегопады, и поселенцы порой целую зиму оказывались заперты в стенах своего дома. Сводящая с ума изоляция добавляла к общей картине тона сюрреалистического безумия. Снаружи было невыносимо, там в тебя вглядывалась бесчеловечная и пустая прерия. Внутри — тоже, здесь тебя съедала клаустрофобия. Неудивительно, что столь многие переселенцы забрасывали свои фермы и бежали обратно на Восточное побережье, или в Калифорнию.
Главное, помните: сходить с ума для человека нормально, у нас слишком тонкая и иррациональная психика. Ненормально игнорировать это, топить в муншайне и не пытаться что либо сделать с этим.