- «Эконом» и «комфорт» в царской России;
- Как ездили на калиберных гитарах;
- Дешевый извозчик: плюсы, минусы, подводные камни;
- Лихачи: прокатят с медвежьей полостью и лапками;
- Пробки, аварии, козлы и олени XIX века;
- Как кидали извозчиков;
- Пришествие автотакси: Рыдваны 1920-х.
Активируйте промокод KIJE по ссылке и получите первые 90 дней подписки Яндекс.Плюс бесплатно.
Подкаст «Поручик Киже» Георгия Манаева, к.и.н. выходит (почти) каждую неделю на Disgusting Men. Убираем белые пятна с русского прошлого!
ТЕКСТОВАЯ ВЕРСИЯ
Что заменяло такси до революции?
Первые профессиональные извозчики появились в России в 17-м веке. В некоторые места городов пешком было очень сложно попасть из-за отсутствия тротуаров, а уж в несколько мест за день нельзя было успеть иначе, как на извозчике. В извозчики шли работать крестьяне из деревень, которые могли позаимствовать из своего собственного хозяйства главный ресурс — лошадь. Впервые в законах извозчики появляются в 1680-х годах, когда им запретили под страхом ссылки и казни кнутом опасную езду и побивание кнутом прохожих. Лихие были времена! Только через столетие, в 1775-м при Екатерине II, извозчиков обязали отличать свои экипажи, и как вы думаете, чем? Не шашечками, нет — но извозчичья повозка должна была быть выкрашена желтой краской. Плюс, каждый извозчик должен был уплатить властям пошлину и получить номер. Номера в разные эпохи были кожаными, бумажными, металлическими. Но мы не будем останавливаться на документальных деталях, наша задача – ехать, а для этого нужно понять, как вызвать такси.
Как и сейчас, у пассажира всегда был выбор – эконом или комфорт. Самые доступные извозчики назывались ваньками. Они не стояли на особых стоянках-биржах, как более дорогостоящие извозчики-лихачи, а сами ездили по улицам, выискивая клиентов. С такой «должности» начинал свою карьеру любой извозчик. Как описывал его крестьянский писатель Иван Кокорев: «Конечно, лошаденка у него взята из-под сохи, сани – самодельщина, сбруя наполовину из веревок, кафтанишка плохой, шапка с нахлобучкой; сам он мешок такой, редко дорос до казенной меры (казенная мера – это минимальный рост, при котором принимали в солдаты, 155 сантиметров); сидит увальнем, скорчившись в три погибели; едет нога за ногу, трух-трух, беспрестанно понуждая нерьяного своего коня и словом, и делом, вожжами и кнутом; среди улицы, ввиду всей честной, зевающей публики, к невыразимому стыду своего седока, вдруг остановится поправлять шлею или убеждать гнедка, чтобы не артачился и не забывал своей обязанности; случится где ехать в гору, ванька, жалея своего кормильца, слезет с саней, и хоть раскричись седок, пойдет пеший, вожжи в руках, пока минуется трудный путь…».
Экипажем ваньки были обыкновенно простые дрожки на деревянных колесах летом и простейшие сани зимой. Если сани могли быть его, из деревни, то дрожки он обычно брал в аренду и после каждого рейда возвращал на постой. Иногда арендовалась и лошадь – в общем, много схожего с нынешними таксистами на арендных машинах. Дрожки – это четырехколесный экипаж, который лошадь тянет за две оглобли, называемые дроги. Седок находится на широком заднем сиденье, извозчик – на переднем. Дрожки на одну лошадь назывались калибером – это искаженное слово «кабриолет», ведь и вправду, такие дрожки были открытыми, с поднимающимся кожаным верхом. Но калибер – атрибут не ваньки, а извозчика-лихача, о котором позже. Одноместный калибер из-за своей изогнутой формы назывался «гитарой», так что в 19 веке, получается, ездили на гитарах. Линейкой называются такие дрожки, у которых вместо заднего и переднего сидений несколько широких досок, на которых сидят и извозчик, и пассажиры; а линейка 19-го века была снабжена и отдельными сидениями. На линейке можно было метнуться на короткие расстояния в городе. Далеко не у всех экипажей еще были рессоры, начавшие появляться в конце 18-го – начале 19-го века.
Нелегка судьба простого ваньки. Пишет о нем современник, Петр Вистенгоф: «Выехав с постоялого двора, приклеенный к своим дрожкам, он смотрит на все стороны огромного города; вдруг очутился он под Донским или в Лефортове, на Зацепе или на Воробьевых горах. То везет угрюмого сутягу, не говорящего с ним ни слова, толстого, как бочку, и шибко вредящего его рессорам; то катается с забубенным кутилою, требующим от его клячи лихой езды; то везет капризную старуху, досадующую на то, что дрожки толкают ее по ухабам, то едет с пьяным шишиморою, который ни за что ни про что сильно беспокоит его под бока и дает подзатыльник за то только, что он не предостерег от падения его шляпу, находившуюся набекрене».
Пассажирами такого извозчика были: кухарки, экономки, канцелярские служащие; изредка попадал в его сани какой-нибудь франт, вышедший прогуляться и испытавший необходимость срочно быть дома, но франт садился к нему с нескрываемым презрением, боясь, что рогожа, которая для тепла лежит в санях, испачкает его костюм. Тем не менее, «ванька» абсолютно необходим ранним утром, когда надо ехать с вокзала или на вокзал; поздней ночью в глухих местах города, когда засиделся у друзей, пешком идти просто опасно – убьют, извозчики с биржи давно разъехались, что делать? И тут слышно на улице фырканье лошади, скрип утлых колес по мостовой – ванька! слава богу! Он незаменим для переездов, больших покупок, ему не стыдно и подсобить что-то занести в дом или сгонять по просьбе барина в лавку.
Подоспел вопрос — сколько же стоит прокатиться на ваньке? Да за сколько договоришься. Большую роль играет внешний вид самого пассажира – с хорошо одетого человека возьмут все 40 копеек (дорого, это цена бутылки водки или килограмма мяса), Ну а бедненькая кухарка – из крестьян, как и сам извозчик – договорится за гривенник, то есть 10 копеек, ехать на другой конец города. Если извозчика возьмет брат-мещанин, по достатку такой же, как и сам извозчик, ванька расскажет седоку о неурожае в деревне и будем расспрашивать городского, почему и как строят «чугунку». Все по-свойски.
Если вам нужен выезд посолиднее, к вашим услугам извозчики-лихачи.
Дворянину пристало передвигаться если не в собственном экипаже, то по крайней мере на лихаче. К полудню, когда самые медленные извозчики-ваньки попрятались с улиц, потому что движение стало бойким, лихач выдвигается на биржу. Утром он сидел в трактире, гонял чаи, потом долго и аккуратно закладывал лошадей – все должно быть идеально и блестеть! Экипаж у него – тоже дрожки или сани, но шикарные. Если сани, то лаковые, с резьбой, с камышовым плетеным задком, с медвежьей полостью (то есть медвежьей шкурой, чтобы укутываться) и лапками (бронзовыми шишечками для красоты). Если дрожки, то так называемая пролетка – резвая, одноместная, с немецкими плоскими рессорами, с шинами-дутиками, чтобы не катиться вперевалку, а лететь по булыжной мостовой, или коляска – шикарный экипаж для двух и более пассажиров и поистину «барской» езды. Но коляску уже придется, скорее всего, заказывать заранее.
Сам извозчик-лихач выглядит достойно: с окладистой бородой, в бархатной малиновой или голубой шапке, а впоследствии, с введением формы – в особом извозчичьем цилиндре с пряжкой спереди, похожем на хорошо известный нам цилиндр лепрекона. Извозчик одет в синий армяк (это такой суконный плащ, запахнутый на левую сторону), который перетянут алым кушаком по-извозчичьи – так, чтобы торчало пузо. Под армяком, для тепла, полушубок, воротник которого с лисьей опушкой торчит наружу. Он сидит на козлах своей коляски и высматривает хорошего клиента – меньше, чем за рубль, он не повезет. Но, как только на стоянке появляется богатый барин, извозчики мгновенно соскакивают с козел и обступают его с предложениями. То, что описывает дальше Кокорев, происходило целых 200 лет назад… но, в общем, некоторые вещи не меняются, судите сами:
«Куда, ваше благородие?» – «Со мной, батюшка, с старым извозчиком, я и допрежде возил вашу милость…» – «Возьмите, сударь, рысистую». – «На иноходце прокачу, ваше сиятельство!» – «С первым, барин, со мной, с кем рядились…» – «Возьмите меня, сударь, заслужу… у меня и сани с полостью…»
Оглушенный залпом этих возгласов соперничества, наемщик может выбирать, что более ему по вкусу – окладистую ли бороду, казистые ли сани, или ретивого коня. Выбрал, сторговался – извольте садиться. Ну, Петруха, гляди в оба, не в один, не осрамись, валяй, качай – даст барин на чай… «Эх, голубка!» – крикнет лихач, дернет вожжами, чмокнет – и пошел. «Поди, поди, держи правей-та! Что разинул рот, извозчик?» – кричит лихач, и смиренно жмется к сторонке ванька, поспешно перебегает дорогу пешеход; а лихач все мчится, обгоняет и пару и четверню, даст на минутку вздохнуть разгоряченному коню, вдруг гикнет и опять погонит быстрее прежнего. А как он сидит, как правит, как мастерски избегает столкновений со встречными экипажами, как повелительно приказывает остановиться едущему вереницей обозу! Что за расторопность в отыскании сбивчивых переулков, что за уменье угодить седоку и окольным, но верным путем подобраться к его карману! – «Это тебе, братец, на чай», – молвит удовлетворенный донельзя барин при расплате. – «Много довольны вашей милостью», – скажет с поклоном лихач, тряхнет кудрями и поедет «протирать глаза» вырученным деньгам, распивать порцию чаю, если только, к счастью его кармана, не попадается на пути новый седок».
И, хотя за скорость и удаль лихач неплохо зашибал, но и жил он обычно на широкую ногу, много пропивал на чаях и вине, часто чинил и улучшал экипаж. Сам образ жизни лихача таил много соблазнов: ездишь с дворянами-кутилами к Яру и в Эрмитаж, катаешь их с проститутками, пьяных, потом веселая компания просит найти им кабак погрязнее и тащит тебя с собой, чтоб ты им подносил водку, наливают и тебе, развозишь их по домам, обмываешь царский заработок с друзьями-извозчиками, назавтра то же самое… Когда возраст лихача брал свое, если не удавалось устроиться на постоянку кучером к какому-нибудь барину, лихача ждала суровая участь – обратно в нижний слой извозчиков, гонять наравне с ваньками.
«Ему дают плохую запряжку, и вот опять однообразная колея его жизни: приклеенный к передку саней или дрожек, без всякой отдаленной цели, жизнь в непроизвольном движении вместе со своею лошадью и экипажем, составившим как бы одно с ним существование; без собственной воли и надежды на пешеходную прогулку. Одетый в вечно синем армяке, с медною на спине дощечкою, свидетельствующею о номере, под которым известна в думе его особа, покорный капризу часто наикапризнейших седоков, вознаграждаемый отмораживанием членов и нередко напрасными побоями буянов, идет он своим терновым путем к сырой могиле – единственному месту, куда не он, а уже его повезут люди».
Сколько стоили извозчики-лихачи? Как мы уже говорили, одна поездка могла обойтись в целый рубль. Но лихачей часто брали на целый день. Сообщает Вистенгоф: «Средняя цена извозчика на день: простые дрожки 5 руб., пролетки 10 руб., фаэтон парою 10 руб., коляска и карета четверкою 15 руб. ассигнациями. В Москве были извозчики, которые содержат огромные заведения, славятся красотою экипажей и богатыми конями; они отпускают свои экипажи на свадебные церемонии, равно на места поденно и помесячно, но берут страшные деньги; обыкновенный же ямской фаэтон с парою лошадей стоит в месяц 300 руб. ассигнациями. Так как при огромности города почти всякому беспрестанно встречается надобность в езде, то по дороговизне извозчиков большая часть обывателей, мало-мальски имеющих способы, заводят своих лошадей. Московский извозчик удивительно как расторопен, хитер и услужлив, если ожидает, что ему прибавят или дадут на водку, он – большая помощь приезжим при отыскивании домов и глухих переулков. Зимою появляется в Москве до 12000 извозчиков».
Словом, представляете, кем были заполнены улицы любого города – ваньки на хилых лошадях, безумные лихачи, бескомпромиссные кучера богачей, почтовые кареты, пронесется вихрем гусар или правительственный курьер, улицы по колено в навозе, половина седоков пьяные… Бардак был почище нынешнего. В 1866 Владимир Одоевский пишет: «Подъезжающие к лавкам возы становятся не гуськом вдоль тротуара, но поперек улицы и часто с обеих сторон ее. Последствия такого невероятного обычая очевидны. Узкое пространство, остающееся между стоящими поперек возами, недостаточно для свободного сообщения; едва и обыкновенные экипажи, встречаясь, могут разъехаться. Но совершенное бедствие, если навстречу попадутся тяжелые возы или, что еще хуже, порожняки, которые навеселе скачут сломя голову на разнузданных лошадях, не обращая ни малейшего внимания на то, что задевают и экипажи и пешеходов; если кого и свалят, кому колесо, кому ногу сломят, то они, порожняки, уверены, что всегда успеют ускакать, прежде нежели их поймают». Соблюдение правил движения находилась в руках нижних полицейских чинов – хожалых. Они покрикивали на извозчиков, но толку от этого было мало. Одоевский свидетельствовал: «Слышатся жалобы со всех сторон, но обыкновенно прибавляют, что «тут делать нечего», или, по выражению хожалых, «ничего не поделаешь».
С какой скоростью лихачили?
Средняя рысь – 10-12 километров в час; лихачи могли делать до 20-25 километров в час. Но и на такой скорости столкновение экипажей могло закончиться очень худо. В 1737 году какие-то люди в Питере наехали на сани фельдмаршала Миниха, в результате чего дышлом их саней убило адъютанта. В другой раз ломовой извозчик при выезде со двора задавил находившуюся в слепой зоне девочку. И множество других случаев, столкновений, аварий; кстати, если авария происходила по вине извозчика, то деньги в пользу пострадавшего взыскивались с пассажира, нанявшего этого извозчика. Ну, это если виновник не пускался в бега. Несмотря на очевидный дорожный хаос, первые официальные правила дорожного движения появились в Москве, тем не менее, только в 1879 году.
Давайте посмотрим, что предписывали эти правила.
При езде по улицам правящие лошадьми обязаны: а) держаться правой стороны; б) ездить умеренною рысью; в) не ездить вперегонку (примечание: не запрещается объезжать умеренною рысью тихоедущих); г) при выезде из ворот, при поворотах и в тех местах, где движение стеснено, ехать шагом; д) при спуске под гору, на перекрестках, а равно перед переезжающими и переходящими улицу сдерживать лошадей; е) слушаться предупреждений, делаемых полициею, и в свою очередь предупреждать окриком проезжающих и проходящих; ж) уступать дорогу крестным ходам, похоронным и другим процессиям, пожарным обозам, проходящим частям войск и арестантским партиям, а при недостатке места для проезда останавливаться, пока они не проследуют; з) у карет, колясок, дилижансов, фаэтонов и линеек зажигать фонари с наступлением сумерек.
Масляные фонари, конечно, были признаком статуса. Двойные фонари — это признак дорогого экипажа. Граненые стекла фонарей, светящихся по обеим сторонам кареты, преломляли свет, создавая необычную радугу.
Росли города, росло количество людей и извозчиков, и, к примеру, в Москве уже не каждый приехавший на заработки ванька мог сориентироваться. А Яндекс.Карт тогда не было, да и бумажный атлас для извозчика был диковиной – нужно было знать все по опыту! Зубоскалы дразнили ванек:
«Извозчик! Что возьмешь ко Всем воротам?» — «Да кое же это место, батюшка?» — спрашивает ванька, теряясь в недоумениях о неслыханном названии: Тверские ворота он знает, к Покровским барыньку вчера возил, у Красных земляк живет, Никольские ещё есть – а Все-то где?. «Да вы натолкуйте, где ехать?». «А вот, — отвечает наемщик, — сперва ступай ты на Арбат, с Арбата на Арбатец, отсюда в переулок Безыменный, из Безыменного в Безумный, здесь своротИшь в Пустую улицу, потом повернешь в Золотую, а тут и пойдет прямая дорога ко Всем воротам. ПонЯл, что ли?».
Ванька только выругается да плюнет. Но главное, не перепутать простого ваньку с лихачом, от которого за такую шутку можно было получить по зубам рукояткой кнута. Поди, жалуйся на него потом в полицию, он с квартальным надзирателем чаи гоняет по утрам и начальника его, пристава части, пьяного в зюзю домой возит. Так что и седоку обманывать такого извозчика опасно – если он, конечно, не высокопоставленный дворянин.
А обычного извозчика кидают, как могут. Наймут его туда и обратно, а там подождать минуту – пассажир появляется спустя час, весь рассыпается в извинениях, а толку? Бойкое время упущено; или возьмет его богатый барин, усатый, в длинной шубе, вези, скажет, к ресторану; заходит в ресторан, жди, ванька, выпью водки, и дальше поедем. Ждет его ванька час, два, заходит в ресторан, спрашивает, не видели ли такого-то барина? говорят, видели, через черный ход сбежал от тебя!
Извозчики продержались в Москве необыкновенно долго – вплоть до 1940-х годов повозок было больше, чем автомобилей.
Но пришествие такси было неизбежно, и началось с пришествия таксы. Кстати, рассказываю я вам об этом по материалам уникального человека Станислава Кирильца, таксиста и историка такси.
Ценовой произвол извозчиков решили ограничить только в 1900-е — 1910-е годы, когда на оси их экипажей городские власти в Москве и Питере поставили таксометры! За первую версту 10 копеек, за каждую следующую по 5; проезд на трамвае стоил 3 копейки билетик. Извозчики были в ярости. Но уже появлялись автомобили.
1 сентября 1907 московские газеты сообщали: Какой-то шофер привесил к своему небольшому американскому «Ольдс-мобилю» плакат «Извозчик. Такса по соглашению». Он разъезжал по улицам, останавливаясь на углах, и, по-видимому, не мог пожаловаться на отсутствие седоков».
В 1909 году было открыто акционерное общество «Санкт-Петербургский таксомотор». В Москве в этом же году открылось «Товарищество Автомобильного Передвижения». К 1913 году в Санкт-Петербурге и Москве трудилось уже свыше 600 экипажей. Все они были иностранного производства: американский Ford, французский Darracq, итальянский FIAT, немецкие Benz и NAG. Тариф на такси был фиксированный. Дневной — 40 коп. за версту, ночной — 60 коп., а также работала телефонная диспетчерская служба вызова такси. Спрос на услуги такси был огромный, водители зарабатывали до 150 руб. в месяц. Как их только не называли поначалу! «Прокатный автомобиль», «безлошадный экипаж», «моторный извозчик»… Но постепенно все эти названия заменило одно, «таксомотор».
Во имя безопасности горожан, надо было и новый вид транспорта как-то контролировать. В 1911 году Министерством Торговли и Промышленности были утверждены «Временные правила для испытаний и поверки экипажных таксомоторов». Разрешение на извоз выдавала городская управа. В 1915 Московская Городская дума также приняла специальные правила технического осмотра автомобилей, включавшие в себя порядок тарификации. И тут же начались манипуляции со счётчиками. В 1910 году журнал «Автомобилист» пишет: «Московские автомобильные счетчики умышленно устанавливаются на машинах так, что пассажир не может видеть их. Одни счетчики расположены где-то между колесами машины, и, когда вы кончаете поездку, шофер лезет под автомобиль, зажигает спичку, куда-то долго всматривается и, наконец, безапелляционно заявляет, сколько надо платить. Другие счетчики стоят в ногах у шофера, третьи — около руля. Но все они неизменно своим циферблатом обращены в противоположную от пассажира сторону». Уже в 1911 году были отмечены случаи замены зубчатых колес в аппаратах-таксометрах. В общем, шла обычная жизнь таксистов и их пассажиров. Она была, однако, прервана Первой мировой войной и революцией – пришедшие к власти большевики безжалостно реквизировали автомобили у их владельцев для нужд революции. Регулярная служба такси будет восстановлена в Москве только в 1925 году.
К началу 1920-х годов коммунисты поняли, что для коммунизма рановато. Страна находилась в полной разрухе и ее могла спасти только коммерция. С 1921-го года было объявлено о начале Новой Экономической политики. На короткое время примерно до конца 20-х граждане снова могли, не боясь преследований за буржуазность, открывать собственное дело.
Одним из первых возродился бизнес такси. Однако у предпринимателей просто не было денег, чтобы купить новые машины, и они чинили и латали старые. В Ярославле бывший австрийский подданный Осип Сагассер организовал частное предприятие «Автопрокат», в котором сам же и работал таксистом на единственном старом автомобиле Laurin-Klement довоенного производства. Именно Сагассер вдохновил Ильфа и Петрова на создание образа частного таксиста Адама Козлевича в романе «Золотой телёнок».
В Москве открылось несколько частных гаражей; в 1924-м году на линиях было 150 машин, в основном представительского класса. Прокатиться на таком такси было сверхшикарно, гораздо круче, чем на самом дорогом извозчике. А что же извозчики? В 1925-м их было еще около двух тысяч, но их активно выдавливали. Когда в 1924-м году вышли «Правила движения по городу Москве», они запретили извозчикам привязывать лошадей к деревьям, тумбам, фонарям, решеткам, запретили стоять на тротуаре, запретили избивать лошадей, орать матом на участников движения, в общем, запретили все, что составляло суть настоящего извозчика. Когда в 1929-м году ввели выдачу продуктов по карточкам, число извозчиков резко сократилось – стало дорого кормить лошадей. И уже в 1935-м 15-летний москвич Юрий Федосюк слышал от взрослых фразу: «старомодные люди! до сих пор на извозчиках ездят!»
Параллельно с запрещением извозчиков власти решили развивать официальное такси. Для этого во Франции закупили автомобили Renault KZ. 4 цилиндра, вес 1300 килограмм, объем двигателя 2120 и 28 лошадиных сил. За внешний вид реношки прозвали «утюгами».
Кирилл Левин на сайте drive2.ru приводит воспоминания Евгения Рыжикова, работавшего московским таксистом в 1920-е годы:
Таксомотор «Рено», по мнению шоферов, был прочен, надежен и удобен в эксплуатации, но у него имелся существенный недостаток. Для лучшего охлаждения двигателя радиатор охлаждения находился между двигателем и кабиной. Мощный вентилятор гнал холодный воздух в ноги водителя. Это было хорошо летом, а зимой, в лютую стужу, даже одетых в шубу и обутых в валенки шоферов мороз пробирал до костей.
Первые 15 автомобилей вышли в рейс в июне 1925-го года. Через год их было уже больше 100. Правда, в это же время в Париже ездило 16 тысяч такси, в Лондоне и Берлине – по 8 тысяч. Для России такси было слишком крутой роскошью. Даже в 1930-м году в Ленинграде, к примеру, было всего 83 машины такси. В своей книге «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху» Георгий Андреевский приводит воспоминания Льва Славина о тогдашних таксистах: «Племя шоферов обосновалось на Страстной площади. Обычно их человек тридцать. Всегда одни и те же. Зарабатывают таксисты неплохо, в день 10-12 рублей. Попадаются им иногда богатые пассажиры, которые платят за скорость, за раздавленных собак, за острое слово, за поднесенную спичку. Таксисты ловят их у дверей кафе и ресторанов. Специально для кутящей публики имеется стоянка на Рождественке, недалеко от Охотного Ряда. Здесь много ресторанов. На шоферах в любую погоду кожаные костюмы, в зубах трубка, на лбу «очки-консервы».
Конечно, шоферам приходилось быть и механиками. В 1931-м Москва закупила машины Ford Модель A в кузове Fordor Sedan Briggs. Таксист Рыжиков вспоминал: «»Ford» был худшим по конструкции и менее надежным автомобилем, чем «Renault». Кроме того, что на нем стояли незавидные двигатель и коробка передач, очень много неприятностей доставляли мелкие детали, часто выходившие из строя. Например, часто барахлил трамблер, летели стойки амортизаторов, мучили диски колес с тангентными спицами и очень слабой опорой посередине, которую без конца приходилось заваривать автогеном. А больше всего раздражало то обстоятельство, что при захлопывании двери часто разбивались стекла».
Стоила поездка примерно 40 копеек за версту и около 4-х с половиной рублей в час. Деятельность таксистов была подчинена инструкции и находилась под надзором особых контролеров. Думаете, это помогало? В первый же год работы официального такси эти герои совершили 19 наездов на прохожих и 72 столкновения, при этом погиб 1 и пострадал 31 человек. Имело место 89 грубых нарушений инструкции и 24 случая выезда водителей на линию в нетрезвом виде. Тем не менее такси пользовалось дикой популярностью. Общее количество пассажиров достигало 3 млн. человек в год. К декабрю 1928 года средняя изношенность таксомоторов составила 76 процентов.
Пришло время для старта собственной автомобильной промышленности в Советском Союзе; но это уже следующая страница истории русского извоза.
Поддержите подкаст на Patreon.
Следите за автором и его интересными историями в Instagram.
