Когда дома становится невмоготу, и домашние смотали последний клубок из моих нервов, я ухожу в дрейф. Когда случается так, что нет актуальной работы, и просиживать в кресле эдаким зомби-пеньком становится невмоготу — я ухожу в дрейф. Когда, после встречи в городе я осознаю, что имею несколько часов личной свободы — да, я шарахнусь в ближайшую арку и поплыву через дворы и маленькие улочки в своём личном вакууме посреди шумящего и бегущего города. Я уйду в дрейф…
Кирилл Третьяков, автор урбанистического приключенческого телеграм-канала Мы дрейфуем, рассказывает о своем хобби — путешествиях по городу.
Дрейф для меня — легитимная форма социального отчуждения, путешествие аборигена по родному городу, который на полную катушку и с большим удовольствием пользуется правом помолчать. Сегодня я удрал из дома по причине знакомой для многих прокрастинации — мне не хотелось заниматься фортепьяно, а спускать это время на скроллинг рилсов я не желаю… (эмм, ну может ночью, перед сном?…)
Раньше, когда я жил на Алексеевской, до центра можно было долететь на автобусе, или за 35 мин достелить пешочком. Прогуляться по «золотой миле» — так я называю территорию от Третьего транспортного до Садового. Центр в пешей доступности, но уже нет бешеного темпа, архитектура в приемлемом миксе от 19 до 21 века, инфраструктура раскачена на полную, и ценник на аренду жилья положительно отличается от внутрисадового (так называемого Земляного города, если что. Это от Садового до Бульварного. От Бульварного до Кремля — Белый город. Это уже не я придумал, честно). Словом — золотая миля.
Теперь я вернулся к истокам (родные пенаты мне — Свиблово) и гулять в центр оттуда пешком — это хождение за три моря. Пришлось ехать на метро. Что для меня, человека неусидчивого тоже испытание, поэтому я дотерпел только до проспекта Мира и вышел там. От посольства Замбии пожалуй и начну. Замбийцам достался особняк в стиле классицизм со свастичным меандром (таких в Москве по пальцам пересчитать можно), кстати не особо и древний как могло бы показаться (построен он Кузнецовым и Чагиным в 1910 году, для купцов-обувщиков Баевых); а посол нынче там сейчас Шедрек Чингембу Лувита!
Но меня интересует дворик позади, там доживает уникальный огрызок (многоквартирный дом рядом, уже заколоченная заброшка) — двухэтажный кусочек той самой усадбы Баевых, а потому, часть культурного наследия, а потому, над ним пока невластны алчные дядьки из правительства Москвы. Вечером оттуда просто невозможно уйти — там так тихо и уютно, свет окон этой двухэтажки прям баюкает.
Но просквозить не удастся, дворик замкнут, поэтому мне пришлось выйти обратно и рядом, по Орлово-Давыдовскому переулку прочапать до ближайшего захода во дворы — как раз напротив 179 школы, где учились и преподавали дорогие мне люди. Через милые конструктивистские шестиэтажки 1928 года я просочился к прямо-таки россыпи дедулёчков, которые составляют «квартал дешёвых квартир» на Протопоповском пер.
Памятник архитектуры! Очень «питерский вайб» — наверное из-за грязноватого охряного окраса здания, которое (не первый раз нахожу в развалюшках типа этой) является хостелом. Что примечательно, из всего этого ансамбля «дешёвых квартир» хостел занимает то, что именуется «Спиридоновским убежищем (домом БЕСПЛАТНЫХ квартир)». В общем, постоял, подышал среди этой красоты, попытался представить, как снуют туда сюда люди из прошлого (я так всегда во дворах делаю, пытаюсь прикинуть, как тут жизнь проходила: запахи, цвет, свет и так далее) и пошел дальше, по направлению к Астраханским баням мимо модернизма 1985 года. Дом просвещения Всероссийского общества слепых.
Среди количества арендаторов в этом здании трудно отыскать саму суть здания, но будем надеяться, что оно всё ещё функционирует по прямому назначению… Кстати, Протопоповский переулок, на котором стоит этот модернизм (хах, а напротив — трёхэтажный модерн, жилой красавчик 1913 года!).
С 1920-х аж по 1992 год он назывался Безбожным переулком. На нём располагалась редакция журнала «Безбожник» (ну, почти Disgusting Men, если не углубляться в суть контента).
Отдельная киберпанк-ода этому альянсу на Ботаническом переулке, что открывается за модерновой трёхэтажкой — Астраханские бани (у них такой угарный сайт из середины 90-х) и иже с ними, прилепленным (буквально) к тааааакой огромной свечке — шапка с головы падает, когда вверх смотришь. 23 этажа, конечно? в наше время уже не высота, но она стоит на «постаменте» (видимо парковка) и примыкающее к ней чудо из нескольких этажей, составляют неповторимый контраст. Сами бани, построенные в конце 19 века из -за окружающих домов, где жили писатели, учёные и дипломаты, долгое время считались «элитными», а сейчас — с одним из самых демократичным прайсом в Москве.
Я обхожу баню по задворкам, не обратив сначала внимания, а потом офигев от кринжа, так как туда выходят окна всей этой «шайки-лейки». Проходите люди добрые, без проблем (ужас, на самом деле, могли бы забором огородить, чтобы не шастали всякие под окнами, там же человеки голые). Да ещё и в дерьмо наступил… но это ладно, это — к деньгам.
Выключаю на минутку плеер (да, я ношу отдельно плеер для музыки), чтобы наклеить пару стикеров во дворе домов (Астраханский пер 5), один из которых появился ещё в начале 20-го века, а во втором, «доме писателей» в 80-е годы располагался валютный магазин «Beriozka».
Да, стикеры. Эволюция стрит-арта — от разноцветных букв, распылённых баллоном на что угодно в окружающем пространстве (живёт и здравствует, неотъемлемая часть городской культуры, хоть вандализм и подсудное, местами, дело), к разноцветным липким бумажкам. Очень удобно, так как нанесение молниеносное, всё уже нарисовано заранее и главное — уровень самовыражения в данном изобразительном искусстве расширяется запредельно.
Я, например, в принципе не умею рисовать, но составляю коллажи в фотошопе, придумываю подписи или вообще использую обработанные фотографии, которые печатаю в виде наклеек и расклеиваю на улицах Москвы. Движение бешено популярное, стикеристов — огромное количество. Как вы, наверное, замечали на улицах — водосточные трубы, столбики, дорожные знаки и прочие углы и выступы (а также любое заброшенное чудо может стать арт-объектом, заклеенным с головы до ног, как вы увидите далее) облеплены бумажками с разной степенью красивости/актуальности/концептуальности.
От 10-12 лет до бесконечности (мне 46 и клею я уже 7 лет, с 2016 года). К теме текста — это отличный способ бороздить Москву, когда, казалось бы, дел особо нет, но дома не сидится. Всегда прекрасно выйти на улицу и шагать под музыку, расклеивая тут и там свои картинки. К сожалению, времена такие, что иногда прохожие принимают тебя за «оставляющего или забирающего» закладки со всяким дерьмом и порой агрессивно сообщают тебе свои ложные предпосылки, приходится ругаться. Ну, да Бог с ними, пошли дальше.
Осталась финишная прямая (не дрейфа в целом, нет) до Садового — промежуток между Большой Спасской и Первым-Коптельским переулком, одна часть котором плотно занята больничным комплексом «Склифа» и потому не особо пролазная. А вот с Коптельского на Спасскую можно местами сновать туда-сюда через дворы. Чем я и занимался, осматривая россыпи дедусек постарше и помоложе — домишки конца 19 века и конструктивизм 20-х годов, дореволюционная пятиэтажка и чупакабрики-шестидесятники. Мой личный фаворит — это проход от Коптельского, возле дома 14 через зелёную калитку на Б. Спасскую. Там дома 13 стр. 1 (справа остатки ворот — просто загляденье) и его дед-сосед 11А — это обнять и плакать, такие коряжки, обязательно застаньте их, пока не исчезли!
Ещё одно памятное место для меня на Коптельском и переползаем внутрь Садового (сейчас, на самом деле, будет серия памятных мест).
В 99 году я подрабатывал, бомбил на купленной матерью Жигуле-«пятёрке», и пара пассажиров пожелала приехать на Коптельский, где прятались проститутки, чтобы снять девчонок на вечер. «Мамка» стояла на Садовом перед поворотом и потенциальным клиентам указывала, куда надо проехать, чтобы «всех посмотреть». В то время много где по Москве можно было подобную картину наблюдать…
А вот совсем другое воспоминание из более глубокого прошлого об этом месте. Я учился в немецкой спецшколе № 53, совсем рядом, где Полиграфический институт, и там в 80-е был наземный переход от Ананьевского переулка до Первого Коптельского как раз. (25)
Я шёл из школы в сторону Колхозной (Сухаревская сейчас), а кто-то не успел вовремя затормозить и тюкнул начавшую переходить тётьку с КРАСНЫМ ТАЗОМ из пластика в руках. Была чёрно-белая зима, и этот красный таз, ярко подскочив вверх, остался в моей памяти на всю жизнь, а тётя разместилась (надеюсь удобно) на капоте. Всё обошлось, если что.
Прохожу в арку после подземного перехода, во двор дома на углу Садового и Ананьевского переулка.
Или, если быть точным, «двор домов» — угловую пятиэтажку (позже, пленные немцы достроили ещё +3 этажа) построил архитектор Мейснер в 1910-1915 годах, а сосед, в чью арку я зашёл — в 1945-м; самый чудесный «гном» во дворе — отдельная четырехэтажка 1933 года выпуска, далее по Ананьевскому — 6-этажный конструктивизм 1929 года архитектора В. Маята. В общем, тут приличная тусовка, образующая огромные стены (как горная гряда прям) замкнутого двора, в котором, наверное, я был бы счастлив взрослеть, там очень спокойно и уютно (регулярно через него прохожу, когда иду в самый центр города).
Выйдя на Даев переулок, практически сразу (их отделяет элитная новостройка, вся из себя такая расфуфыренная) заныриваю в соседнюю арку. Тут я по традиции прохожу «задами» мимо моей школы и что-то вспоминаю. Например здесь, классе во втором, после школы нас сняли застрявших в колючей проволоке с моим одноклассником. Мы полезли посмотреть, что там за забором между школой и тем двором. Помню, дяденьки в костюмах звонили домой и наставляли родителей, как нам следует вести себя на улице впредь.
Так я до сих пор и не знаю, что это за таинственная территория немного позади Полиграфа. Сам Полиграф — бывшая усадьба Мамонтовых, а вокруг него — секрет (Яндекс.Карты не описывают «организации» в этих зданиях).
Вот, собственно и залепленный донельзя наклейками заброшенный грузовичок. Опять выключаю плеер и подклеиваюсь на свободное место. Выключаю музыку, чтобы услышать потенциальную опасность, либо подходящего человека, либо какие-то предъявы, чтобы заранее сориентироваться.
К слову, о музыке. Опытным путём выкристаллизовалась следующая ситуация: фоновая, ненавязчивая типа эмбиента или дарк-эмбиента, дарк-техно, псай-минимал — то есть такой, несколько индустриальный атмосферный шум, возможно с небольшим ритмом (дарк-техно и псай-минимал относительно неспешные). Никаких вокальных историй, тем более на родном языке. Вербализация тянет на себя одеяло и начинает предлагать свои смыслы, которые в дрейфе мне не нужны. Дрейф это про очистку, перезагрузку, унейтраливание себя. Дрейф — это время наедине с собой в вакуумных лакунах города. Невозможно дрейфовать по оживленной Тверской, равно как не получается дрейф по дворам в компании друзей — все сосредоточены друг на друге, болтаете о всяком, не стыкуетесь в делах и пространстве. Например, некоторым моим близким и приятелям тяжко со мной гулять, так как я постоянно останавливаюсь, чтобы наклеить стикер или рандомно шарахаюсь в рандомную же подворотню. Это вызывает раздражение, наверное справедливое, но это уже не дрейф в моём понимании, а просто прогулка…
Из двориков за моей школой я выруливаю на Уланский переулок — теперь уже точно финишная прямая этого дрейфа. Переулок, как и весь гигантский блок от Сахарова до Цветного, напичкан архитектурными сокровищами и ловкими дворовыми переходами, маршруты по которым я неоднократно повторяю, один или со знакомыми. Повторять необходимо, ведь город — это как партитура для музыкального инструмента. Сыграл раз, два, десять — что-то запомнил, но остальное ещё остаётся в тумане. Нередко я удивляюсь вещам впервые, хотя проходил по какому-то двору уже несколько раз.
А уж дрейф в тёмное время суток — это вообще два разных дрейфа даже по идентичному маршруту. Окна и звук вечерних дворов, домов, уже наполненных людьми после дневного рабочего отсутствия — совершенно особый вайб эдакого отчуждения, когда проходишь мимо всех, как бы не принадлежа к социуму. Очень приятно-щемящее ощущение справедливого безразличия родного города к тебе, так выковывается дзен.
А на углу Уланского и Даева переулков стоит между прочим угарная страхолюдина — притворяющийся модерном многоквартирник конца прошлого века (1998 г.). Модерном, как я понимаю, он заразился от стоящего рядом дедушки — творения начала прошлого века. На его месте побывала целая куча усадеб и просто домишек начиная с 17 века, пока, наконец, некая Куликова не посносила всё вокруг и построила доходный дом. На доме есть приметная нашлёпка постреволюционных времён — эмблема осоавиахима, сам дом сейчас нежилой, его занимает Институт геоэкологии. Слева стоят мощные (конструктивистские дома Минавиапрома) сталинки, достойные внимания; поодаль — церковь св. Николая 17 века и школа № 1284, которую построили в 2003 году вместо старой 1936 года, сохранив, кстати, исторический фасад. Дальше уже осталось пара сотен метров до метро по не особо заповедному переулку, поэтому дрейф можно считать завершённым.
Маршрут занял 1 час 50 мин.
P. S. Википедия определяет «дрейф» как «психогеографический революционный подход к ничем не опосредованному исследованию городских ландшафтов, руководящей силой которого являются эстетические побуждения и влечения отдельно взятого субъекта». Понятие ввёл Ги Дебор, член сообщества леттристов — авангардного движения 40-х годов. Основа леттризма — систематизация и классификация буквы (lettre) во всех сферах культуры и творчества. Чаще всего под леттризмом понимается создание изображений, похожих на шрифтовые, а также композиций на их основе. (Замечу, что тут, по-моему, однозначно выглядывают ушки современного стрит-арта, в массе своей использующего буквы для самовыражения).
Ги Дебор сотоварищи, придав движению социально-политическую окраску, ушли в ультралеттризм, давший впоследствии ход ситуационизму. Так вот, ультралеттристы 40-х и далее 50-х считали дрейф антиимеприалистически действующим методом для борьбы с бескрайней усталостью и скукой «общества спектакля» (понятие-трактат Ги Дебора).
Из всего вышесказанного следует, что по причине все более предсказуемого и однообразного хода повседневной жизни «цивилизованного» общества при развитой форме капитализма, дрейф, как таковой, становится основополагающей необходимостью.
Я же, ставя точку в этом повествовании (и чуть не запутавшись окончательно в философии), попробую перевести Ги Дебора на простой язык — капитализм вокруг нас плодит в людях предсказуемость, скуку и неискренность.
Дрейфуя, мы созерцаем эти аспекты жизни, но скользим между всем этим, оставаясь наедине с собой. Наедине с собой мы всегда искренны и сохраняем (а возможно и приумножаем) свою человечность.
Дрейфуйте и оставайтесь людьми!
