Кинематограф 21-го века не зацикливается на Западе. Зрители, критики и продюсеры ищут новые формы, новые языки, новые уникальные голоса, — и находят их в Азии. Если самым важным из восточных авторов арт-мейнстрима принято считать корейца Пон Чжу Хо, то главный по лютому азиатскому артхаусу — таец Апитчатпон Вирасетакул, который (если вдруг это имя кажется вам сложным) сам просит называть его просто «Джо».
Уже в этом году Джо должен представить первый свой фильм, снятый за пределами Таиланда, — с прекрасной Тильдой Суинтон в главной роли. Так что прямо сейчас — идеальный момент для первого знакомства с его странными поэтичными фильмами на грани видеоарта.
Вирасетакул показывает Азию, которую вы не видели
Действие почти всех фильмов режиссёра происходит в сёлах или мелких городах, а главные роли исполняют непрофессиональные актёры, играющие, по сути, самих себя. Таиланд Апитчатпона — совершенно потусторонний для нас мир, где по-прежнему есть крестьяне и знать, в домах стоят деревянные ставни вместо окон, богини надевают джинсы с заниженной талией и спускаются на грешную землю, а некоторые люди могут читать мысли других и работать на ФБР, никого этим особенно не удивляя.
Работы Вирасетакула — это путешествие не только вглубь Таиланда, но и вглубь самих тайцев, в их полумистическое мировосприятие, в котором нет места западному прагматизму и привычке объяснять окружающий мир логикой и научными фактами. В «Дядюшке Бунми… » появляется покрытый шерстью человек со светящимися красным глазами, чей внешний вид объясняется тем, что он «однажды ушёл в лес и женился там на призраке-обезьяне»; в «Отеле “Меконг”» — главные героини оказываются древними призраками-людоедами; а в «Кладбище великолепия» — духи умерших королей захватывают разум пациентов больницы, построенной на месте их захоронения.
Это сочетание фольклорной мистики и бытового сюрреализма глубинки роднит фильмы тайца, например с «Твин Пиксом». В такой странной атмосфере даже самые будничные ситуации обретают несколько жутковатый флёр, а речи героев звучат вроде бы нормально, но на самом деле — не совсем. Вот, например, как старый монах объясняет доктору причину своего неважного самочувствия в «Синдромах и столетии»:
«Когда я был мальчиком, подростком, я был злым и испорченным. Я часто ломал курицам лапки, просто так. Я навещал своего друга на ферме и ломал лапки его курам, потому что они надоедали мне своим кудахтаньем. В моём сне они сказали, что хотят заставить меня страдать. И это несмотря на то, что я долгие годы молился за них. Они меня не простили»
Фильмы Вирасетакула не похожи вообще ни на что
Важную часть во внутренней мифологии режиссера занимает рифма «кино = сон». И это важнейший момент для понимания стиля и творческого подхода Вирасетакула. По форме своей просмотр его фильма напоминает процесс отхождения ко сну: первое время (от пяти минут до часа) вы мнётесь и ворочаетесь в попытках найти удобную позу, а затем — щёлк! — проваливаетесь в какой-то новый неизведанный мир, где время течёт иначе, а законы формальной логики не работают. Вы перестаёте (пытаться) воспринимать фильм аналитическим умом (как вы это делаете с голливудскими драмами, например) и переключаетесь в совсем иной режим восприятия, в котором важен не «смысл», а «опыт» и «ощущение».
Добивается такого эффекта таец несколькими инструментами. Во-первых, статичными планами, когда камера стоит где-то в углу комнаты на штативе и одним кадром снимает всё пространство сцены разом, — так снимали на заре кинематографа, до Эйзенштейна и Кулешова, научивших мир художественному монтажу. В фильмах Вирасетакула камера почти никогда не двигается, крупные планы можно встретить ещё реже. Таким образом стирается один из «слоёв» кино — субъективный взгляд оператора; зритель приближается к фактуре, а экран — превращается в окно между двумя мирами, в которое можно провалиться.
«Конечно, кино по природе своей гипнотизирует аудиторию. Известно, что наш сон делится на несколько фаз, и цикл из этих фаз, который повторяется несколько раз за ночь, длится 90 минут. Я думаю, что средний хронометраж кинофильма объясняется именно этим — он обусловлен биологически» —Апитчатпон Вирасетакул
Во-вторых, обилием длинных бессобытийный сцен, — Апитчатпон заставляет нас смотреть от и до сцены, которые западный неблагодарный зритель мог бы назвать «незначительными» или даже «пустыми». Вот хромая женщина две минуты идёт от одного конца коридора в другой, вот дантист ставит пломбу буддистскому монаху, напевая народную песню про белоснежные зубы, а вот один из героев натурально испражняется в тропической посадке, предлагая нам с вами детально запечатлеть этот процесс в памяти от первой до последней секунды.
С непривычки кажется, что в подобных сценах время течёт мучительно медленно, но правда в том, что время в них течёт ничуть не медленнее, чем в нашем с вами мире. Мы испытываем дискомфорт, потому что западная киноиндустрия (Голливуд, в частности) приучила нас думать, что кино — это всегда нарратив, то есть способ рассказать историю. Поэтому мы всегда ждём следующей сцены, ждём развития истории, ждём действия («action») и ругаем режиссёра, если он тратит драгоценный хронометраж не по делу.
Но если вы расслабитесь и оставите в стороне накопленный годами зрительский опыт, то будете вознаграждены: сюрреалистичная атмосфера и размеренный темп фильмов приведут вас в состояние близкое трансу, — это совершенно новый и жутко интересный опыт, который вы запомните надолго.
Фильмы Апитчатпона учат понимать современное искусство
Более того, они — практически идеальный образец оного и могут стать отличным практическим заданием по освоению этого непростого жанра.
Как и для любого contemporary art, для фильмографии тайского режиссёра очень важен контекст. Во-первых, личный социальный контекст самого художника, — умиротворяющие пейзажи его родины приобретают новый смысл, если мы будем знать, что в современном Таиланде художников сажают в тюрьмы, а местное население, со слов самого Вирасетакула, страдает от воинственной националистической политики королевства.
Во-вторых, общемировой культурный контекст, — с этим можно спорить, но мне кажется, что самобытность и красота фильмов Апитчатпона провляется на контрасте с современным киномейнстримом, который становится всё эпичнее, масштабнее и громче, часто вызывая уже не восторг, а раздражение публики. Не факт, что 20 или 50 лет назад мировые критики обратили бы своё внимание на скромного режиссёра из Таиланда.
Но что ещё больше роднит Джо с современным искусством, так это его принципиальный нонконформизм: если вы начнёте предъявлять к его фильму требования и примерять на него своё представление о том, каким «должно» быть кино, то обязательно проиграете, лишь потратив время и нервы. Чтобы получить удовольствие от просмотра, придётся слегка перекроить себя, самому сделать шаг навстречу произведению, а не ждать, что оно будет вас ублажать по заранее заданному шаблону. Помните: прогибаться под искусство — не западло!
Но даже если окажется, что философия Вирасетакула вам не близка, вы вряд ли захотите обвинить его в претенциозности, — слишком уж чувствуется скромность автора, его любовь к своим творениям и какая-то святая чистота намерений.
«Даже если вы не всегда понимаете, что происходит на экране — не надо смущаться, просто продолжайте чувствовать» —Апитчатпон Вирасетакул
С чего начинать смотреть?
Зависит от ваших намерений: если планируете ограничиться одним фильмом или парочкой, самые универсальные варианты — «Синдромы и столетие» («Синдромы и век»), с которого началась мировая популярность тайца или «Кладбище блеска» (он же «Кладбище великолепия» или «Кладбище королей»), невероятно сочно выглядящее на большом экране в высоком разрешении.
Если же вы решились взяться за тайского режиссёра по-серьёзному, начинайте с его дебютной полнометражки «Неопознанный полуденный объект» и двигайтесь дальше хронологически. Как это часто бывает у режиссёров с яркой индивидуальностью, первый полнометражный фильм Вирасетакула — это сырая декларация идей, которые режиссёр будет развивать в будущих своих картинах.
«Неопознанный полуденный объект» — игровой документальный (сейчас поясню) фильм, снятый на очень жирную и шумную ч/б-плёнку. Концептуально это довольно интересная штука, состоящая из двух слоёв: на первом — документальная фиксация путешествия тайца и его съёмочной команды по родине, на втором — разыгрываемая местным населением (за ведро KFC!) мистическая история о том самом «полуденном объекте», который свалился с неба и превратился в мальчика.
Тайский режиссёр берёт типичные инструменты кино (актёров, драматургию, монтаж) и создаёт нечто иное. И это важнейший тезис для понимания Апитчатпона Вирасетакула: он не создаёт кино, — он создаёт нечто иное. Если вы сможете найти подход к его фильмам, понять и разделить творческую философию режиссёра, то вы сильно расширите своё представление не только о кинематографе, но и об искусстве в целом. И это открытие может стать началом прекрасного путешествия по миру арт-кино и (или) современного искусства.