Клайв Баркер – один из самых популярных хоррор-писателей современности. На шкале узнаваемости среди тех, «кто не читал его, но что-то слышал», он располагается где-то между Стивеном Кингом и Робертом Блохом. Единственное упущение в том, что Клайва часто вспоминают не за основное творчество – романы и рассказы, а за фильмы, в которых он реализовывал страсть к зрелищному насилию и эстетике жуткого. Первая ассоциация при упоминании Баркера – демон Пинхед из «Восставшего из ада», который автор снял по собственной повести «Адское сердце». В первоисточнике нет даже упоминания такого монстра, однако один только его легендарный статус затмевает остальное наследие великого писателя.
Мы решили исправить это недоразумение и вспомнить наиболее выдающиеся рассказы из «Книг крови» — самого известного сборника Баркера. Тем более, что в конце прошлого года второй том антологии переиздали на русском – отличный повод перечитать классика.
«Книги крови» объединяет изящная концепция: мертвецы делятся историями злоключений.
Мы часто запоминаем отдельные рассказы мастеров малой прозы, но не всегда сходу можем сказать, из какого они сборника (только если не перечитываем их по несколько раз). В этом плане «Книги крови» – исключение, потому что рассказы, объединенные под этим заголовком, обрели признание именно благодаря концепции сборника в целом. Она не подразумевает, что все монстры относятся к одному типажу или что все события объединяет одно место действия. Баркер поступил изящнее: в открывающем рассказе «Книга крови» он объясняет, что мстительные мертвецы пребывают в особом измерении и двигаются в неизвестном направлении. Когда их скорбный путь прерывает хитрый телепат-мошенник, они проникают в реальный мир через прореху в пространстве и времени, чтобы рассказать правду о страданиях, преступлениях и смерти.
Безумные маньяки и испытавшие всю глубину предсмертной агонии жертвы выцарапывают жестокую летопись прямо на теле человека, посмевшего недооценить их загробную агонию. Кровавые раны испещряют кожу, складываются в буквы, затем в слова, и наконец – в истории, которые и составляют сборник. Его можно воспринимать как одно гигантское произведение или как шесть небольших книг – в каждой от четырех до шести рассказов.
«Перед вами истории, написанные в Книге Крови. Читайте, если вам угодно, и внемлите им. Это карта той темной дороги, что ведет из нашей жизни навстречу неизведанным целям. Немногим придется по ней пройти. Большинство уйдет мирно по освещенным улицам, их проводят с ласковой молитвой. Но к немногим – немногим избранным – придут ужасы. Прискачут и утащат на дорогу проклятых».
Еще одна тема, которая проходит лейтмотивом через большинство рассказов: наши страхи зачастую неотделимы от наслаждений, а ужас от столкновения с жутким и мощный оргазм – всего лишь два полюса человеческих эмоций. Баркер пишет подчеркнуто натуралистично, смакует жестокие подробности и максимально подробно описывает тошнотворных монстров. Насилие в «Книгах крови» красочное, а секс часто переплетается с жестокостью и становится главной движущей силой творящихся кошмаров.
Впрочем, автор почти никогда не ударяется в чистый сплаттерпанк – в его рассказах кровавое месиво гармонично сочетается с рефлексией на тему красоты и искусства, подробными описаниями интерьеров, экскурсами во внутренний мир героев и образами из космического хоррора. В этом мире находится место тюремному переселению душ, культу свиноматки, ожившей раковой опухоли и оборотням из КГБ.
Главное достоинство и причина популярности «Книг крови» в том, что Баркер показал, как красиво и изысканно можно описывать максимально странные и неприятные события. Мерзкие образы в сборнике доводятся до абсолюта и в своей отвратительности становятся привлекательными – или даже сексуальными.
Общий объем двух томов «Книг крови» (в каждом по три тома или Книги) – полторы тысячи страниц. На случай если вы не готовы уделить достаточно внимания классике хоррора, мы с удовольствием сделали это за вас и отобрали лучшие рассказы Баркера.
«Полночный поезд с мясом» (Том I)
Циник Леон Кауфман давно разочаровался в Нью-Йорке, но все равно относится к городу с патологической преданностью. Когда-то его привлекло мрачное обаяние мегаполиса, но много лет спустя он видит кровавую изнанку Большого яблока насквозь: насилие здесь на каждом шагу, а смерть соседствует с богатством и развлечениями. Очередным аргументом в пользу подобного цинизма становятся заметки о безумных убийствах в метро: маньяк обходится с поздними пассажирами с жестокостью мясника, а его мотивы оставляют полицию в тупике. Город погружается в панику, но жители даже не знают, что разделка человеческих туш под землей – часть древнего ритуала, необходимого для поддержания жизни тех, без кого Нью-Йорк вообще не появился бы.
Правда так и осталась бы сокрыта на глубине, если бы задержавшийся на работе Кауфман не оказался случайным пассажиром полночного поезда с мясом. Единственное спасение теперь в том, чтобы самому окропить руки кровью – иначе придется повиснуть на крюке и стать очередным именем в новостной хронике. Баркер заходит с козырей – один из первых рассказов получился чуть ли не самым кровавым. В отличие от авторов, которые предоставляют воображению напугать читателя за них, Клайв раскрывает все карты и не скрывает ни одной детали. Он одинаково кропотливо описывает что угодно: от паники главного героя до особенностей человеческой анатомии.
«Йеттеринг и Джек» (Том I)
Большая часть «Книг крови» выдержана в едином стиле – мрачном, слегка отстраненном и подчеркнуто нейтральном. Автор не ставит цели развеселить читателя или вселить оптимизм – он лишь передает истории мертвецов примерно так же, как передавались тысячу лет назад сказания о подвигах и убийствах, героях и чудовищах. Однако уже третий рассказ в сборнике становится исключением – это забавная зарисовка о противостоянии мелкого демона Йеттеринга и импортера корнишонов Джека Поло. Задача первого – свести второго с ума, заставить совершить что-нибудь безумное и преподнести его душу на блюдечке высшим чинам ада. Проблема в том, что пока этого не произойдет, Йеттеринг заточен дома у жертвы, а Поло оказывается на редкость невосприимчив к методам представителя сил зла.
Мужичок реагирует на раскачивающиеся люстры и взрывающихся котов неизменной философской присказкой «Que sera, sera» (Чему быть, того не миновать) и не обращает никакого внимания на творящиеся странности. Жилье Джека становится для Йеттеринга тюрьмой, а реакция жертвы на его проделки почти доводит демона до нервного срыва. Конфликт обостряется, когда к Поло на Рождество приезжают дочки, и его неудавшийся мучитель решает использовать девушек в схватке за душу скучного человека. «Йеттеринг и Джек» – энергичный оммаж «Кентервильскому приведению»: пугающая сверхъестественная сущность вдруг оказывается не такой уж пугающей, злится и вступает в открытое противостояние с тем, кто не поддается страху.
«Холмы, города» (Том I)
Легкомысленный учитель танцев Мик и журналист-интеллектуал Джуд – любовники, которые совсем друг другу не подходят, и их отпуск в Югославии катится ко всем чертям. Одного достали бесконечные церквушки, другой зевает от политических дискуссий. Когда парочке кажется, что хуже быть уже не может, петляющие проселочные дороги и туманные указания путеводителя уводят их максимально далеко от современной цивилизации – к древним городам Падуево и Пополаку. Однако насладиться провинциальной культурой не получается – повинуясь древней традиции, именно в этот день жители городов путем невообразимых механических ухищрений объединяются в двух гигантов из человеческих тел, чтобы продолжить противостояние, длящееся веками.
Из всех рассказов «Книг крови», основанных на ярких метафорах, «Холмы, города» – самый безумный и сюрреалистичный. Образ человекообразных городов-гигантов навеян то ли Гойей, то ли Босхом, а интерпретировать его можно по-разному: как критику стадного мышления и подавление индивидуальности, как отражение несовместимости героев или как провидческую зарисовку на тему разодравших Восточную Европу несколько лет спустя конфликтов. Баркер пророчески предвосхитил масштабные катастрофы современного мира – и его натуралистичное описание бойни, последствия которой обрушились на Мика и Джуда, врезаются в память не менее отчетливо, чем классические сверхъестественные ужасы.
«Ужас» (Том II)
Простоватый паренек Стивен Грейс кое-как учится в университете и мало задумывается о высоких материях. Его жизнь меняется, когда в ней появляется некий Куэйд – высокомерный старшекурсник-интеллектуал, который с радостью пользуется восприимчивостью нового знакомого и превращает его в покорного слушателя. Куэйд доносит до Стивена свою концепцию человеческой натуры – по его мнению, главным триггером, мотиватором и неизменным спутником людей во всех начинаниях и на всем жизненном пути следует считать ужас.
«Если бы вы могли невидимыми сесть между двумя собеседниками в любом поезде, зале ожидания или офисе, то несомненно услышали бы, как рано или поздно их разговор заходит об ужасе. Разумеется, на первый взгляд их беседа касалась бы совершенно иных тем: они бы обсуждали состояние государства, лениво трепались о смерти на дорогах, о растущих ценах на услуги дантистов; но если ободрать все метафоры, все намеки, то вот он, ужас, угнездился в сердце любой дискуссии».
Баркер обычно предстает внимательным наблюдателем, но почти никогда – философом. Он фиксирует события во всей полноте, однако не делает глобальных выводов об устройстве вселенной и человека. «Ужас» выделяется почти хайдеггеровской идеей о том, что в мирских делах нами движет осознание собственной конечности и страх перед смертью. У каждого есть страхи, и именно то, чего мы боимся, в предельном смысле заставляет нас делать то, что мы делаем, и жить так, как мы живем. Чтобы доказать это Грейсу и скептичной однокурснице Шерил, Куэйд готов пойти на радикальный эксперимент: вскрыть источник ужаса своих знакомых и оставить их с этим ужасом наедине.
Жуткая идея использовать против человека его самые потаенные фобии не уникальна: этот прием эксплуатировали самые разные антагонисты от противостоящего Бэтмену доктора Крейна до боггарта во вселенной «Гарри Поттера». Однако именно в «Книгах крови» желание обосновать философию ужаса приводит к неожиданным последствиям: испытаниям в духе «Пилы», вспышке безумия и, конечно, кровавому финалу.
«Нечеловеческая доля» (Том IV)
Компания гопников зажимает бездомного старика в пустынном тоннеле в поисках выпивки и ради развлечения – издевательства над другими помогают почувствовать себя сильнее, а водка заглушает угрызения совести. Занимающий низшую ступень в иерархии шайки Карни – единственный, кто не до конца забыл о человечности. Во время избиения что-то заставляет его отвлечься от собутыльников и обратить внимание на скудные пожитки грязного бомжа. Там не оказывается ничего ценного – за исключением шнурка с тремя узелками, который мгновенно привлекает внимание обожающего головоломки Карни. Хулиган незаметно забирает находку и обнаруживает, что узлы завязаны необычайно хитрым способом – развязать их не получается даже за несколько дней. Когда шнурок все-таки поддается, то начинает дергаться, будто живое существо, запертое с помощью узлов, ощутившее близость свободы.
«Нечеловеческая доля» написана динамичным языком Баркера, но строится на идеях в духе Лавкрафта: что если наш мир не единственный и существуют места и предметы, в которых тонкая ткань между вселенными проявляется особенно отчетливо? Герой ставит цель развязать узлы, но не знает, что – или кого – они удерживают. Естественно, старик оказывается не так прост, а скрытая в скучном потрепанном шнурке реальность одновременно завораживает и пугает, обещает космическое откровение и угрожает мучительной смертью.
«Век Желания» (Том IV)
Возможно, самый баркеровский рассказ в сборнике – в «Веке Желания» максимально тесно переплетаются любимые темы автора: насилие и секс. Ученые в некой лаборатории разработали невероятно эффективный афродизиак, но не до конца разобрались, как он работает, и слишком рано перешли от экспериментов над обезьянами к испытаниям над человеком, добровольцем по имени Джером. Тот испытывает настолько мощную эрекцию, что насилует женщину-врача, попутно вырывает у нее сердце и скрывается в неизвестном направлении. Внезапно превратившийся в сексуального гиганта ничем не примечательный обыватель возбуждается от женщин, мужчин и неодушевленных предметов, пока за ним охотится вся полиция города.
«Век Желания» напоминает «Ужас» рефлексией на тему объединяющего начала, лежащего у истоков любого человеческого желания, мысли или действия. Только в одном рассказе таким началом выступает страх, а в другом – возбуждение и похоть. Поиски Джерома одновременно нелепы, отвратительны и трагичны: он не хотел подобной трансформации, но она заставляет его переосмыслить все, что он знал о жизни и сексе.
«В мире уже было столько эпох: век Просвещения, век Реформации, век Разума. Теперь, наконец, наступил век Желания. А после этого – конец всем эпохам и, возможно, всему остальному. Потому что были запалены огни, без конца, без предела, огни, которые, слившись, в последний раз яростным светом озарят мир».
«Запретное» (Том V)
Работающая над диссертацией по граффити Хелен пробирается в пребывающий в плачевном состоянии муниципальный жилой комплекс, чтобы сфотографировать настенное искусство для научной работы. Маргинальное творчество, атмосфера упадка, бедности и настороженности производят на женщину сильное впечатление. Его подкрепляет пугающее граффити в одной из заброшенных квартир, на котором изображен странный мужчина с распахнутым ртом. Одна из соседок рассказывает ей жуткую байку про старика, убитого маньяком с крюком в соседнем дворе. Муж Хелен – университетский сноб – считает, что Хелен лишь пересказали городскую легенду. Чтобы переубедить его, героиня возвращается в запущенный район. Ей хочется найти свидетелей и еще разок заглянуть в квартиру, где она увидела красивый и одновременно страшный портрет.
Многие истории из «Книг крови» были экранизированы, но снятый по мотивам «Запретного» «Кэндимен» затмил и «Полуночный экспресс» с Брэдли Купером, и снятого самим Баркером «Повелителя иллюзий» и прошлогоднюю адаптацию, гордо названную в честь всего сборника.
В отличие от жанровых вариаций и откровенно трэшовых сюжетов, этот рассказ – чистокровный хоррор с параноидальной атмосферой, харизматичным монстром и зловещим местом действия. Не стоит считать «Запретное» социальным ужастиком (автор еще в предисловии предупреждает, что у его историй нет морали), но окружающая Хелен разруха усиливает давление и создает эффект безысходности.
Баркер задается вопросом: что если сплетни о преступлениях прошлого – на самом деле не просто выдумки старых дев, а отголоски страха перед демоном-сладкоежкой, который требует жертв? И отвечает: в таком случае встреча с ним напугает вас еще сильнее, если до нее вы не верили в его существование.
«Как истекают кровью мерзавцы» (Том VI)
Алчные авантюристы покупают в южноамериканской глуши участок земли и рассчитывают разбогатеть. Единственная проблема – остатки племени коренных жителей, которые заселяли эту территорию задолго до правительств и западных конкистадоров. Попытка прогнать аборигенов приводит к насилию и навлекает на изнывающих от жары бизнесменов гнев того, что они сами не до конца понимают. Баркер нагнетает атмосферу красочными описаниями джунглей, которые кишат неизвестными науке тварями, давят на приезжих невыносимой влажностью и грозят неизлечимыми болезнями. Такова обратная сторона историй про амбициозных искателей приключений из Северной Америки или Европы: они потеют, матерятся, угрожают и стреляют ради наживы, пока их душа медленно гниет вместе с телом.
Рассказ основывается на популярном сюжетном тропе – попытка подмять под себя другую цивилизацию катализирует индейское проклятие. Однако фирменный стиль Баркера затмевает любые похожие истории: неотвратимая месть туземцев не позволяет оторваться и в то же время заставляет морщиться от отвращения, коварный торговец-сифилитик с ручной обезьянкой философствует на тему возмездия, а любая попытка искупить вину оказывается обречена на кровавый провал.
Мало кто в литературе ужасов разделяет мнения так, как Баркер. Одни считают его революционером жанра, который сделал для боди-хоррора и сплаттерпанка не меньше, чем Лавкрафт или Артур Мэкен для weird fiction. Другие критикуют за подчеркнутую телесность, легковесность, недокрученные образы и неумение правильно завершить историю. Отрицать значимость англичанина глупо – за 35 лет после выхода «Книг крови» никто не рушил шаблоны, не соединял ужасы с сексом, не выставлял кошмарное и омерзительное на показ так смело, как это до сих пор делает Клайв. Любой из перечисленных рассказов – отличное подтверждение эксцентричности, гениальности, безумия и величия мистера Баркера.
