Впервые я остро осознал себя дураком на втором курсе аспирантуры, учась на философском. Мне вдруг стало отчетливо ясно, что все пацаны, ушедшие в армию или отмазавшиеся после универа — вот они поступили умно и верно, а я — полнейший ошьялык, как говорят у нас, в марийской. Потом меня отпустило, но периодически я снова чувствую себя ошьялыком, и это полезно, помогает сконцентрироваться и не превратится в то, что называют еще более обидным термином — «чугобуй».
В общем, дурак. С ним все, в целом, ясно. Дурак делает все тупо, потому что его интеллект не развит, он попадает в идиотские ситуации, начинает из них выкручиваться, но, так как он дурак, усугубляет все во сто крат. Дурак беспомощен перед вселенной и потому она его любит, но даже этим он воспользоваться не способен, потому что глуп.
Однако, как говорила матушка Форреста Гампа, «дурак дураку рознь» (или, ближе к оригиналу, «дурак — понятие относительное»). Поэтому меня давно гложет феномен периодической спонтанной мудрости дурака. Причем мудрости подчас невероятной и пророческой, примерно как у шута Баратеонов в «Песне Льда и Пламени». А главное, заметьте, речь идет именно о культуре. В реальной жизни придурки, внезапно оказывающиеся провидцами, не встречаются. Но мы по какой-то причине неосознанно ждем от них чего-то подобного.
Мы, человечество, в своей культуре храним глубокую убежденность в потаенной мудрости дурака. Это настолько древний конструкт, что преследует все культуры, от бушменской, которая застряла в палеолите, до современной.
Примеры навскидку:
Сократ — фактически родоначальник всей западной философии (ну, с оговорками). Он воспитал Платона, Платон воспитал Аристотеля, а от того прет такой жар мудрости, что ощущается по сей день. Однако сам Сократ, как вы помните, больше всего славен фразой «я знаю, что ничего не знаю», а также тем, что с ним говорил какой-то «демон» — эдакий ручной Добби с советами. То есть вроде и гений, но слегка дурак.
Современники же вообще зачастую почитали Сократа полнейшим придурком. В пьесе Аристофана (тоже, кстати, гений!) «Облака» философу в род гадит ящерица, когда тот стоит с разинутым от удивления ртом. Кроме того, и он, и его ученики показаны настоящими простофилями: мерят блошиные шаги, спорят о том, откуда звучит жужжание комара — из задницы или рта — и все в таком духе. «Паря в пространствах, мыслю о судьбе светил!», — говорит он, но простые люди считают его деревенским дурачком и ласково называют «Сократушка».
Другой пример, причем из той же эпохи, но уже из Китая. Во многих языках, в том числе в русском, английском и некоторых африканских, необработанный кусок дерева ассоциируется с дураком. Пень — он и в Африке пень, и в эпоху Чжоу пень. Но Лао-цзы, еще один гений-философ, говорит о том, что видит в корявой деревяшке лучший символ мудреца. Он никому не нужен, прост, является завершенным в своей самости. Пнешь в сердцах — и сам пожалеешь, потому что он такой узловатый, что поломаешь об него пальцы.
Лао-цзы считает, что для стороннего наблюдателя, для простофили, мудрец выглядит как дурак. Потому что он настолько прохавал жизнь, что может позволить себе не казаться нарочито умным. Потому что он мудрый. Сложный дуализм, но понять можно. При этом мудрец должен угорать по У-вэй, то есть гениальному недеянию. Проще говоря, он мимикрирует под лентяя и простака. У поэта Ли Бо идеальный даос вообще валяется в избушке, слушает весеннюю капель и тащится с этого. Он даже с кровати неделями не встает — че он там, снаружи, не видел?
Особо прошаренный мудрец может настолько гладенько плыть по реке жизни, что вообще забудет, что он мудрец. Ну, да, совсем как Гомер Симпсон, например. В ранних сезонах он был натурально даосский святой — пару раз даже проговаривался о том, что ведет себя как дурак, потому что Америка любит дураков и бережет их. Кстати, у китайцев желтый цвет обозначает бессмертие, мудрость и центр Вселенной. Где-то даже проскакивала идея о том, что поедающий зелья бессмертия мудрец сам приобретает желтоватый цвет. Поэтому-то у Гомера желтая кожа и он не стареет (шутка).
Шекспировские шуты и дураки вообще оказываются одними из самых интересных персонажей в пьесах. Многие из его глупцов изначально задумывались как предельно сложные для актера роли, так как по задумке драматурга должны были самозабвенно импровизировать. Получается так, что провалится шут — провалится и все представление, и наоборот. Роли многих шекспировских дураков писались специально для великих актеров XVI века — Уильяма Кемпа и Роберта Армина.
Как нетрудно догадаться, таких столпов роль простых паяцев бы не удовлетворила, так что они несли особую функцию. Их шуты были выходцами из народа, которых остроумие и скрытая мудрость возводили на один уровень с дворянами. Дворяне на такое нередко обижались, но сама королева Елизавета, кажется, понимала, что это — прекрасный клапан, способный снять социальное напряжение, и дуракам на сцене благоволила. Как заметил Иссак Азимов в своем «Путеводитель по Шекспиру»: «Конечно, в этом заключается величайшая тайна хорошего шута: он вовсе не дурак».
Гамлет вообще совмещает в себе черты трагического героя и дурака. Он, правда, во многом делает это специально, но образ попадает в самое яблочко архетипов, потому что бередит очень старые христианские (и дохристианские!) стигматы. Первые апологеты христианства видели в безумцах не одержимых Дьяволом, как в позднее Средневековье, а слегка тронутых Господом. Дескать, прикоснулись к чему-то немыслимому, но слабый, неподготовленный разум не выдержал. Отсюда и боязливое уважение к юродивым и особо эксцентричным дуракам.
Вот с этой-то мысли и перейдем к объяснению феномена мудрого дурака. Откуда растут ноги у всего этого комплекса представлений? Почему идея о потаенной мудрости идиота сидит в нас как доисторическая заноза? Для этого предлагаю копнуть глубже — глубже Шекспира, раннего христианства и даже Лао-цзы и Сократа. Прямо в мезолит.
Дело в том, что если рассмотреть архетип шамана, ставший основой для архетипа священника и мудреца, а также актера с гением, у него есть любопытная деталь. Его образ крепко переплетен с образом дурака. Причем переплетение это невероятно древнее, но несколько искусственное, наигранное. В примитивных обществах шаман просто обязан вести себя эксцентрично, быть странным. Доходило до абсурда: самоанцы и жители Ниуэ видели особые целительные силы в эпилептиках и выбирали их в знахари. У аборигенов Миндао наилучший маг — обычно неврастеник. А во время камлания у ачувамов шаман вообще, как правило, шутит над духами, потягивая папироски.
В любом случае, шаман должен показывать себя человеком не от мира сего, экстравагантным, часто наивным или как-бы не понимающим, как должен вести себя умный человек. Однако, как прозорливо замечает Кох-Грюнберг, при этом «Шаманы… обычно люди интеллигентные, иногда хитрые…».
Иначе говоря, придурковатость шамана — это часть общественного договора. Ведя себя странно, он доказывает общине, что часть его сознания постоянно находится в мире духов. А это значит, что он хорошо исполняет свою работу! Точно так же столяру без пары пальцев почему-то веришь гораздо больше, чем непокалеченному. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
Вот из этого-то древнейшего общественного договора и растут ноги у архетипов дурака и мудреца, которые часто пересекаются. Как понять, что мудрец мудр, если у нас нет доказательств его приобщенности к мощнейшему источнику мудрости? А таким доказательством служит его легкая отбитость и потеря элементарных представлений о жизни в быту. Он увидел Свет и его пришибло (а если не пришибло, то в народном представлении он самозванец).
И эта древняя идея сидит в нашем подсознании чертовски глубоко. Может быть, потому что каждый из нас — слегка ошьялык? Или, как сказал Рэй Брэдбери: «Первое, что узнаешь в жизни,— это что ты дурак. Последнее, что узнаешь,— это что ты все тот же дурак».
Текст должен был выйти 1 апреля, в день дурака, но автор оказался настолько глуп, что перепутал даты. Извините.
