Элевсинские мистерии. Из истории античного рейва

На протяжении двух тысяч лет в Элевсине происходили самые престижные вечеринки античности. Закрытые — но у нас есть проходки.

Любой древний грек, который хотел быть современным, обязательно был посвящен в какие-нибудь мистерии — регулярные службы определенных культов. Одна из поздних мистерий прочно закрепилась в русском языке — вакхналия, оргиастическое празднество в честь Диониса, волшебным веществом которого являлся старый добрый этанол. От ежегодных вполне официальных и всеобщих возлияний — Дионисий, вакханалии отличались главным — тайной. Именно так переводится с греческого «мистерия».

Пожран Минотавром

«Хорошо снаряжен тот, кто сходит во гроб, зная истину Элевсина.
Ему ведом исход земной жизни и новое ее начало — дар богов».

— Пиндар. Оды. V век до н. э.

Многие мистерии были построены на «отыгрывании» сюжетов, впоследствии ставших нам известными как греческие мифы. Так, легенда о Минотавре была основой «мистерии в Лабиринте» на острове Крит. Как пишет Дитер Лауэнштайн, эта мистерия представляла собой бой человека с быком «на окруженной высокой стеною круглой площадке, где могут стоя разместиться около трех десятков молодых людей. Игра с быком требовала мастерства, решимости и ловкости. Срывам и несчастным случаям кносский двор, вероятно, даже радовался; остальные претенденты тем самым осознавали всю серьезность происходящего. Как и египетская, здешняя культура не ведала сострадания; эту душевную силу человечество обрело только в последнем дохристианском тысячелетии. При смертельном исходе на родину сообщали: пожран Минотавром».

Популярны были мистерии на о. Самофракия. Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» пишет о Филиппе II Македонском, отце Александра Великого: «Сообщают, что Филипп был посвящен в Самофракийские таинства одновременно с Олимпиадой, когда он сам был еще отроком, а она девочкой, потерявшей своих родителей. Филипп влюбился в нее и сочетался с ней браком, добившись согласия ее брата Арибба». Что важно, в мистериях на равных принимали участие не только мужчины и женщины, но и, как указывают исследования, даже лично несвободные люди.

Все больше мистерий появлялось на закате эллинистического мира: в Грецию проникали иноземные культы. В «программе» мистерий малоазиатской (фригийской) богини Кибелы были ритуальное обливание бычьей кровью и доведение себя до экстаза (какими средствами — неизвестно); в Греции и затем в Римской империи распространился митраизм со своими мистериями, которые включали в себя испытания огнем и ритуальное причинение боли. Кстати, митраизм активно поддерживался римскими императорами как противовес христианству и христианам, которые, напомним, в то же самое время тоже отправляли свои службы тайно, находясь на нелегальном положении. В общем, культов хватало — и чем же были особенны именно Элевсинские мистерии?

Тайна по наследству

«Я буду вещать тем, кому поз­во­ле­но.
Замкни­те две­ри для непо­свя­щен­ных»

— Стих, который произносили перед началом мистерий.
Из схолий к Элию Аристиду

Плутарх (46 — 127 до н.э.), известный как автор «Сравнительных жизнеописаний», одного из самых значительных источников по истории Древней Греции, упоминает про одну примечательую попойку Алкивиада (450 — 404 до н.э.), видного афинского полководца и государственного деятеля.

«…Алки­ви­ад и его дру­зья уро­до­ва­ли дру­гие ста­туи богов, а кро­ме того, под­ра­жа­ли на сво­их попой­ках тай­ным свя­щен­но­дей­ст­ви­ям. Донос­чи­ки утвер­жда­ли, буд­то какой-то Фео­дор разыг­ры­вал роль гла­ша­тая, Поли­ти­он — факе­ло­нос­ца, сам Алки­ви­ад — вер­хов­но­го жре­ца, а осталь­ные при­я­те­ли при этом при­сут­ст­во­ва­ли и назы­ва­ли друг дру­га миста­ми. Все это было изло­же­но в жало­бе, кото­рую Фес­сал, сын Кимо­на, подал на Алки­ви­а­да, обви­няя его в оскорб­ле­нии обе­их богинь. Народ был взбе­шен и про­кли­нал Алки­ви­а­да, Анд­рокл же (один из самых непри­ми­ри­мых его вра­гов) ста­рал­ся еще уси­лить все­об­щее него­до­ва­ние».

Речь о «других статуях богов» неспроста — в ту ночь в 415 году до н. э. в Афинах кто-то изуродовал священные изображения Гермеса, а тут подоспел и донос на Алкивиада. Его имущество было конфисковано, элевсинские жрецы из семьи Евмолпидов предали его проклятию, и Алкивиад бежал из Афин — впрочем, не навсегда. Впоследствии, будучи главнокомандующим афинской армии, он устроит огромное чествование элевсинских святынь, чтобы загладить прошлую вину.

За разглашение тайн Элевсина в Афинах полагалась смертная казнь. Живший в XIX веке историк Николай Новосадский приводит рассказ из Тита Ливия о том, как два юноши «вошли однажды в храм Деметры во время совершения мистерий, не будучи предварительно посвящены; там своими неуместными вопросами они скоро выдали себя; их отвели к иерофанту и тотчас казнили по его приговору». Даже знаменитый драматург Эсхил, пишет Новосадский, «был обвинен в том, что в некоторых из его трагедий встречались намеки на учение иерофантов Деметры; он подвергался большой опасности и только доказав, что, не приняв посвящения в мистерии, он не знает их учения, великий трагик спасся от смерти».

Тем не менее, по античной литературе складывается впечатление, что об Элевсинских мистериях знали все. У Аристофана в комедии «Лягушки» Геракл говорит спустившемуся в Аид Дионису, что тот вскоре увидит «свет див­ный, как над­зем­ный день», услышит «флейт дуно­ве­ния» и в миртовых рощах (мирт в греческом понимании символизировал смерть и загробный мир) встретит «радост­ные сон­ми­ща мужей и жен, и рук неис­чис­ли­мых плеск». На вопрос, кто это такие, Геракл отвечает — «посвященные». У Цицерона (106 — 43 до н.э.) — «О законах», кн. II — читаем: «самое луч­шее — те мисте­рии, бла­го­да­ря кото­рым мы, дикие и жесто­кие люди, были пере­вос­пи­та­ны в духе чело­веч­но­сти и мяг­ко­сти, были допу­ще­ны, как гово­рит­ся, к таин­ствам и поис­ти­не позна­ли осно­вы жиз­ни и научи­лись не толь­ко жить с радо­стью, но и уми­рать с надеж­дой на луч­шее». На эпиграф к этой главе, широко известный среди греков стих, делает отсылку сам Платон (427 — 347 до н.э.) в знаменитом диалоге «Пир»: «Что же каса­ет­ся слуг и всех про­чих непо­свя­щен­ных невежд, то пусть они свои уши замкнут боль­ши­ми вра­та­ми».

Новосадский не зря упоминает «учение». Именно его запрещалось разглашать — сам факт мистерий, а также определенные их части, проходившие публично, секретом не были. Тайным оставалось только то, что происходило в Телестерионе — храме мистерий. Именно там в завершение таинства происходило принятие посвященными кикеона — волшебного напитка, вызывавшего видения, позволявшего, по мнению греков, испытать смерть при жизни и общаться с богами. Собственно, в тот злополучный вечер Алкивиад провинился не только в том, что уродовал статуи богов и кого-то там изображал. Его слуги подавали гостям настоящий кикеон, очевидно, выкраденный или полученный обманным способом у жрецов. Рецепт напитка удавалось сохранять в тайне все две тысячи лет, что существовали мистерии — хотя бы относительно реконструировать его удалось только в наше время.

Смешивая кикеон

Загадочный напиток, воздействием которого, очевидно, объяснялась сила впечатлений участников мистерий, привлекал к ним особое внимание исследователей. Особенно возбуждало то, что готовился кикеон на основе пораженного спорыньей ячменя — а именно из спорыньи Альберт Хоффман получил лизергиновую кислоту.

В Средневековье пораженные спорыньей злаки, употребленные в пищу, могли становиться причиной массовых помешательств, религиозной истерии и прочих чудовищных проявлений человеческой натуры. Можно предположить, что греки умели готовить психоделическое снадобье, не вызывавшее безумия, а европейское общество этот секрет утратило. Его пытались раскрыть целые поколения ученых — в том числе и сам Хоффман, в 1978 году ставший соавтором книги «Дорога на Элевсин».

Хоффман сотоварищи предположили, что источником психоактивной субстанции был гриб Claviceps purpurea, пораженный которым ячмень вымачивали в воде. В современном исследовании историк, биолог и химик внимательно рассмотрели проблему, и вот к чему они пришли.

Спорынья

Прежде всего, Алкивиаду не требовалось бы выкрадывать ни кикеон, ни его рецепт, если бы его было так просто приготовить. Именно тот факт, что Алкивиад вне мистерий использовал настоящий кикеон, рецепт которого хранился в такой тайне, и разъярил афинян — и особенно Евмолпидов, которые были хранителями секрета. Значит, кикеон нельзя было приготовить в два счета.

В то же время, если его готовили в течение двух тысяч лет, и мистерии были регулярными и подчинялись строгому порядку, это значит, что эффект кикеона был точно известен, существовали объемные меры, приемы экстракции действующего вещества из сырья, и так далее. Причем напиток должен был готовиться очень простыми средствами — у греков не было химических лабораторий.

Гипотезе Хоффмана выдвинули серьезные возражения. Во-первых, алкалоиды, которые можно получить из C. purpurea, дают очень слабый эффект. Взрослые люди, по мнению критиков, не могли бы испытывать сильное опьянение. Кроме того, побочные вещества, содержащиеся в грибке, вызывают сильный дискомфорт, а у женщин провоцирует выкидыши — источники об Элевсине не содержат ни одного упоминания ни того, ни другого. Наконец, единственный рецепт кикеона, содержащийся в гомеровском гимне Деметре, включает в себя просто воду, ячмень и мяту. Если замочить пораженный грибком ячмень в воде и выпить — получится просто отравление.

Авторы исследования разбирают критику по кусочкам. Прежде всего, из возможных ингредиентов кикеона исключены такие сильные психоактивные средства, как опий и псилоцибин — добывать и хранить их в необходимом количестве регулярно в Греции было невозможно. Ячмень же был удобен для сбора в нужных количествах, а собирают его урожай в августе-сентябре — как раз в канун мистерий. Теперь осталось понять, как грекам удавалось сделать продукт нетоксичным.

Автор первой части вышеуказанного исследования сообщает о собственных экспериментах, доказавших, что извлечение из C. purpurea необходимых алкалоидов можно произвести гидролизом. В 1930-е годы было открыто, что, производя гидролиз эрготоксина (грубо говоря, смеси алкалоидов, содержащихся в C. purpurea) с гидроксидом калия (поташем) в качестве основы, можно получить психоактивные эргин и лизергиновую кислоту, причем чем выше температура, тем больше второго компонента. За консультацией авторы обратились к известнейшему химику Дэниэлю Перрину, автору книги «Химия веществ, изменяющих сознание».

По мнению Перрина, напиток, содержащий психоактивный эргин, действительно мог быть создан в условиях древней Греции. До сих пор одним из серьезных аргументов против этой гипотезы считались клинические эксперименты с приемом эргина, проведенные независимо друг от друга психиатром Хамфри Осмондом и Альбертом Хоффманом.

Результаты — «усталость, апатия, чувство ирреальности и бессмысленности окружающего мира». Аргументы Перрина сильнее. Эргин добывается также из растения Turbina corymbosa, которое в течение тысячелетий имело ритуальное значение в Южной Америке и помогало шаманам входить в состояния религиозной медитации. Разумеется, пишет Перрин, прием вещества в обстановке клиники, опытным экспериментатором, знакомым с эффектом гораздо более сильных субстанций, отличается от приема его же в ходе религиозной мистерии, после многодневного поста и изнурительного пешего перехода из Афин в Элевсин.

Наконец, с химической точки зрения Перрин экспериментально и с формулами подтверждает возможность получения психоактивного напитка путем «кипячения спорыньи в течение нескольких часов в воде, в которую добавлена зола дерева или другого растительного материала, возможно, ячменя». Смесь золы с водой использовалась в греческом обществе как для мытья, так и в медицине. При этом символически зола, прах дерева, является атрибутом Деметры — как мы увидим ниже, согласно мифу, Деметра погружает Демофонта, сына царицы Метаниры, в пламя очага, чтобы даровать ему бессмертие; ежегодно в ходе мистерий один из знатных афинских мальчиков отыгрывал роль Демофонта. В общем, все сходится.

Прием кикеона, как объясняют авторы исследования, происходил в самом Элевсине — напиток в священном сосуде туда несли в ходе процессии из Афин. Пили его из отдельных чашек внутри элевсинского храма — и, надо предполагать, учитывая примерно количество участников (около 1000 человек), предварительно разбавляли водой в каких-то более объемных сосудах. После приема мисты участвовали в ритуале с танцами и песнями, а в завершение мистерий остаток кикеона символически выливался на землю (в последний день мистерий, «плимохои»). Но для того, чтобы понять, зачем вообще принимали кикеон, нужно рассмотреть ход самих мистерий.

Путем зерна

Приему кикеона предшествовали длинные и пышные церемонии, по значительности для греков сравнимые с Олимпиадами — во время Элевсиний также прекращались все войны и усобицы. Подобно тому, как мистерии Минотавра на Кноссе появились из сначала реального, а потом ритуального первобытного занятия — загона и умерщвления быка, — так и Элевсинии являются усложненной и превращенной в церемонию молитвой о плодородии.

В мою задачу здесь не входит описать весь сложный церемониал мистерий — интересующихся отсылаю к книге Лауэнштайна «Элевсинские мистерии». Обозначим лишь основные этапы, тем более, что за две тысячи лет мистерии столько раз менялись и дополнялись, что описание всего этого в целом сделает текст почти нечитаемым (в чем и причина непопулярности и неизвестности книги Лауэнштайна. Это буквально пособие по тому, как не надо писать исторические книги).

Появление Элевсинских мистерий относят примерно к 1500 г. до н. э. — периоду так называемой микенской культуры. Завершились они в 396 г. после разрушения Элевсина королем вестготов Аларихом, и таким образом длились около 2 тысяч лет, за исключением трех лет, не воевать в которые, видимо, никак было нельзя.

Деметра

Основой для мистерий служил миф о Деметре, ее дочери Персефоне и владыке загробного мира Аиде. Неожиданная деталь — главный древнегреческий источник о мистериях, так называемые «гомеровские гимны» были найдены в 1777 году в Москве. В недрах архива Министерства иностранных дел немецким палеографом Христианом Фридрихом Маттеи была обнаружена рукопись, включавшая в себя Одиссею, Илиаду и 33 гимна разным богам. Маттеи, бывший к тому же известным масоном и бессовестным вором, разобрал рукопись, отделив гимны, и, соврав, что эти листы ему продал мелкий московский чиновник, продал их в Дрезденскую библиотеку, откуда они затем попали в Лейден. Как было установлено в конце XIX века, изначально манускрипт попал в Москву из Константинополя, где принадлежал архимандриту Дионисию. То есть, провенанс источника косвенно указал на его подлинность.

Интересно, что гимны называются «гомеровскими» лишь потому, что написаны тем же, что «Илиада« и «Одиссея», дактилическим гекзаметром. Гомеру их приписывал еще Фукидид, однако созданы они были несколько позже гомеровского эпоса. Вот как гимн о Деметре описывает миф, на котором строились мистерии.

У Деметры, «матери полей», есть дочь по имени Персефона (или Кора, «девушка»). Она со своими подругами Артемидой и Афиной играет на цветущем лугу. Оттуда ее похищает Аид и увозит в свой подземный чертог, где она становится царицей мертвых. Девять дней скитается Деметра по земле в поисках дочери. На рассвете десятого дня Геката (Луна) советует ей расспросить Гелиоса (Солнце), всевидящего солнечного титана. От него Деметра узнает о похитителе.

Разгневавшись на богов, допустивших злое дело, Деметра блуждает в мире людей, приняв облик древней старушки. Однажды вечером сидит она у городского колодца в Элевсине, и тут за водою приходят четыре дочери царя Келея. Старуха представляется нянькой и мать девушек, местная царица Метанира, приглашает пришелицу няней к новорожденному сыну Демофонту.

Когда старуха входит, Метанира угощает гостью вином, но старуха просит кикеон, напиток из полея и поджаренной ячменной муки. Воспитывая ребенка, нянюшка не дает ему ни молока, ни иной человечьей еды, однако младенец растет и крепнет. Метанира ночью подглядывает за старухой и видит, как та, словно факел, погружает ребенка в огонь очага. Так открывается божественная сущность старухи. Всю ночь Метанира и ее дочери в испуге молятся богине. Затем элевсинцы строят на холме священную обитель, Анакторон, Дом владычицы. Деметра во гневе и тоске удаляется в храм. Целый год не дает она взойти семенам, и наконец боги в страхе за все живое посылают Меркурия к Аиду — просить подземного владыку отпустить из мрака на свет похищенную супругу. Аид отпускает Кору, но прежде дает ей проглотить крохотное зернышко граната.

Ликуя, Кора возвращается к матери. Та немедля вопрошает: «Дочь моя, [вкушала ль ты] в Аиде пищи… Если ж вкусила, обратно пойдешь и в течение года третью будешь ты часть проводить в глубине преисподней. Две остальные — со мною, а также с другими богами».

Гнев Деметры против богов унимается, а свой гнев против людей она смиряет сама, установив священные таинства. В мельчайших подробностях наставляет она первого своего миста Триптолема, как надлежит праздновать эти оргии. И когда элевсинские правители под руководством Триптолема отправляют таинства, на полях вновь вырастает ячмень, более всего любезный богине. Вслед за Триптолемом первыми мистами были Диокл, Евмолп и Поликсен: «Таинства ж в нем я сама учрежу, чтобы впредь, по обряду чин совершая священный, на милость вы дух мой склоняли. Об них [таинствах] ни расспросов делать не должен никто, ни ответа давать на расспросы: счастливы те из людей земнородных, кто таинства видел. Тот же, кто им непричастен, до смерти не будет вовеки доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном», говорит богиня.

В образе Коры мы и видим то самое зерно, которое опущено в землю, три месяца проводит в ней и снова появляется на свет, повторяя свой цикл каждый год. Соответственно и мистерии делились на «малые», проводившиеся весной, и осенние «большие», или «великие».

Иерофанты, дадухи и кирики

Чтобы принять участие в мистериях, сначала нужно было пройти посвящение. Условием допуска к посвящению было неучастие в убийствах (война не считалась, разумеется), нельзя было находиться под судом, и быть чародеем; необходимо было знание греческого языка (иначе не понять смысла речей элевсинских жрецов) и гражданство Афин. Некоторые афинские семьи «прописывали» у себя гостей. В мистерии были посвящены римляне Сулла и Аттик (друг Цицерона), императоры Август, Адриан, Марк Аврелий, а для посвящения Октавиана даже провели внеочередные мистерии. Впоследствии в мистерии разрешили посвящать рабов и гетер.

Каждый желавший вступить в число мистов искал мистагога — им мог быть любой посвященный. Мистагоги должны были объяснить неофитам основные правила и обряды. Первое посвящение происходило в феврале, во время малых мистерий, которые справлялись в Аграх — части Афин. Будущие мисты принимали здесь символическое очищение огнем, водой и ладаном. В этих посвящениях участвовали жрецы, изображавшие богов. Главной целью этой части была подготовка неофитов к ситуации больших мистерий, когда все, что будет увидено в Телестрионе, должно оставаться тайной. Об этом будущим мистам напоминали не один раз и даже практиковали обеты молчания.

Великие мистерии начинались в сентябре. Прежде всего, все мисты принимали пост — они воздерживались от мяса, вина и бобов. Перед началом Великих, как и Малых, мистерий, особые жрецы-чиновники — спондофоры, «носители [вести] о возлиянии» — отправлялись по всей Греции с объявлением о прекращении войн и усобиц.

С началом Великих мистерий главную роль начинали играть ведущий жрец — иерофант. Избирался он только из рода Евмолпидов (происходящих по легенде, от одного из первых мистов Деметры, Евмолпа). Иерофант получал на время мистерий особое священное имя, не обнародуемое при его жизни. После вступления в иерофанты запрещалось вступать в половые связи и в брак до конца жизни, поэтому ими обычно становились уважаемые пожилые люди с зычным голосом.

Во время мистерий он носил шикарную пурпурную одежду (пурпур — цвет смерти; не упустим из виду и совпадение — а может и не совпадение — названия гриба Claviceps purpurea и цвета одежд иерофанта) и, как и все мисты, миртовый венок. В священном театральном представлении именно иерофант играл роль Зевса. Ему также принадлежала гражданская власть в Элевсине как городе.

Вторым значимым жрецом-чиновником был дадух — факелоносец. Есть сведения, что в представлении он изображал Гелиоса. Третий — кирик, «глашатай», объявлявший мистам о начале священнодействия, выполнял роль Меркурия, «посланца богов». Этих трех жрецов было достаточно для проведения мистерий (были также иерофантида и дадухиня, а вот женской параллели у кирика не обнаруживается).

Кроме них было множество низших жреческих должностей, обслуживавших жертвоприношения и организацию представления. Жрец-идран обслуживал очищение; фэдинты чистили статуи божеств; иакхагоги несли статую Иакха во время процессий; панагами, по-видимому, называли «рабочих сцены», людей, которые имели право передвигать священные предметы (статуи богов и машины для произведения звуковых и световых эффектов); пирфоры носили очаги со священным огнем, посвященным богам. кистофоры несли корзины со священными предметами; особо посвященные певцы, певицы и актеры участвовали в представлении в эпизодических ролях. Словом, это был целый шоу-бизнес, принимать участие в котором в роли обслуживающего персонала было большой честью. Несомненно, знатные афиняне боролись за эти места.

Посвящение в Великие мистерии могли пройти только те, кто уже принял посвящение в Малые, но не в том же году, а в следующем. Последняя степень посвящения — епоптия — принималась лишь теми, кто участвовал в Великих мистериях более двух раз, причем очень редко в третий раз участия. Чем больше становилось в Греции разных мистерий, тем сложнее было стать епоптом — очень уж многие рвались. На закате мистерий, в III веке н. э., как сообщает Тертуллиан, промежуток мог составлять до пяти лет!

Основная часть Великих мистерий длилась 9 дней. Точное расположение частей мистерий по дням до сих пор разнится, более-менее известен лишь порядок действий.

Руины Элевсин

День первый. Общее собрание. Архонт (афинский царь) иерофант, дадух и кирик зачитывают правила мистерий. Вечером процессия идет в Элевсин за статуями Деметры и Персефоны.

День второй. Статуи приносят в Афины. Жертва Демократии — чествование государственного и общественного порядка в Греции. Очистительное омовение мистов в Элевсинском лимане. Они входили в воду сами и омывали в ней принесенного с собой поросенка, которого вечером приносили в жертву Зевсу; также закалывали овцу во имя Деметры и барана — Персефоне.

День третий. Жертвы Иакху и другим богам в Афинах.

День четвертый. Епидаврии — жертвы Асклепию, богу медицины.

День пятый. Процессия выходит из Афин со статуями богов и кувшином кикеона, и отправлялась в Элевсин по Священной дороге. На каждой остановке совершались молитвы, священнодействия и ритуальные пляски. Вот как это описывает Лауэнштайн:

«Протяженность Священной дороги составляла 22 км; процессия одолевала ее за день. Таким образом, было достаточно времени для совершения обрядов на стоянках, а участники сберегали силы для Священной ночи. Впереди шествовали два вестника (не жрецы) в черных одеждах. Следом за ними, тоже в черном, верховные жрецы: иерофант, дадух и керик, или вестник; далее две жрицы с корзинами на голове… За ними несли деревянное, украшенное миртом изображение Иакха — это и был центр процессии».

Вечером этого дня процессия прибывала в Элевсин — и начиналась та самая тайная часть мистерий, о которой было запрещено рассказывать. Процессия во главе с иерофантом вносила статую Иакха в храм и двери за ними закрывались. С этого момента прекращались жертвы животных — внутри дома Деметры запрещалось убивать. То, что могло происходить далее, отлично описано Новосадским. В этот день отыгрывался брак Деметры и Зевса и рождение Иакха.

«Принеся жертвы, посвящавшиеся вступали в храм. Там в глубоком мраке ночи совершали они переходы из одной части святилища в другую. Таинственная тьма сменялась порою ослепительным светом, озарявшим перед взорами посвящавшихся фигуры грозных чудовищ… Среди мистической тишины вдруг раздавались различные страшные звуки, до глубины души потрясавшие посвящаемых. Элевсинские жрецы, конечно, обращались при этом к особым механическим приспособлениям: производившие гром и молнию машины, употреблявшиеся для театральных эффектов… Но проходило томительное время, когда мистов окружали все страшилища Аида, когда сердце их терзал вид мучений и грешников, и страшные сцены сменялись другими, светлыми, успокаивающими. Храм освещался ровным огнем факелов. Взорам посвящаемых представали статуи богов, украшенные роскошными одеждами…»

День шестой. Начинался поздно, так как предыдущая ночь была отдана представлению рождения Иакха. В вечер шестого дня разыгрывали похищение Персефоны Плутоном. В программу входило факельное шествие, символизирующее поиск Деметрой своей дочери.

День седьмой. Вечер этого дня был занят разыгрыванием возвращения Персефоны из загробного мира, примирения Деметры с богами и установления земледелия. Либо в этот, либо в предыдущий день происходил прием кикеона. В завершение иерофант торжественно показывал мистам колос — символ плодородия и жизни. Седьмым днем завершались «святые ночи» — главная часть мистерий.

Дни восьмой и девятый. В связи с серьезными разночтениями в источниках и литературе, пока непонятно до конца, как распределялись события в последние дни мистерий. Однако точно известно следующее: последний день носил название плимохои. Плимохоями назывались глиняные кувшины, из которых жрецы выливали воду на землю, символически оплодотворяя ее. Также по окончании мистерий в Элевсине происходили агоны — состязания атлетов, трагиков и музыкантов. Наградами в этих состязаниях, вопреки обычаю, служили не деньги и дорогие предметы, а зерна священной пшеницы.

Утром дня, следовавшего за последним днем в Элевсине, мисты, облаченные в черные одежды, возвращались по Священной дороге в Афины. По окончании Великих мистерий в Афинах собирался совет, в котором иерофант судил лиц, оскорбивших своим поведением таинство мистерий, и назначал награды тем, кто, напротив, отличился в течение праздника.

После этого афиняне возвращались к обычной жизни, гости разъезжались по домам, а объявленное перемирие заканчивалось — до наступления следующих малых мистерий.