Предновогодняя пора — прекрасный повод рассказать о застольях. Желательно экзотических. Например, о застольях каннибалов. Отсюда вы узнаете, как ацтеки готовили чили из человечины, почему врагов жарят, а соплеменников варят, а также о том, как Чарльз Диккенс придумывал каннибальские рецепты и слегка увлекся.
Как отличить каннибала-горемыку от каннибала-эстета
Как отличить каннибалов-любителей от профессионалов? Где грань между ритуальным людоедством и эстетством искушенного людоеда? Том Нилон, автор книги «Битвы за еду и войны культур: Тайные двигатели истории», отвечает на этот вопрос так: «Специи и рецепты!». Племена, которые едят себе подобных изредка и в религиозных целях, довольствуются пресным. И наоборот: тяга к применению приправ и сложных рецептов выдает народы, которые практикуют каннибализм регулярно и хладнокровно.
Можно проследить гедонистическую градацию. Грустные народы Огненной Земли ели человечину только в моменты нужды. Воинственные алгонкины — в качестве мести врагу и предпочитая просто зажаривать куски мяса. Упомянутые Монтенем благородные каннибалы французской Канады ели врагов, чтобы отомстить им, но делали это с почетом и уважением к захваченному в плен. Карибы придумали для приготовления человека такую мировую вещь, как барбекю (кстати, это слово взято из их языка). Маори уже использовали некие травы и зелень. Экстравагантные фиджийцы — вилки для мозгов. Но больше всего в искусстве каннибальских застолий преуспели цивилизованные ацтеки и жизнерадостные людоеды тупинамба.
Об ацтеках и тупинамба стоит рассказать подробнее, потому что это — единственные народы, от которых остались внятные и доходчивые рецепты приготовления человечины.
Праздничный суп из деда
Почему врагов жарят, а сородичей варят
Обычаи бразильских индейцев тупинамба известны нам благодаря ландскнехту по имени Ханс Штаден. Он был наемником в армии конкистадоров и умудрился попасть в плен к каннибалам. Однако сметливому европейцу удалось обнаружить, что они не ели тех, кого считали трусами, так как боялись заразиться малодушием. Штаден периодически ныл и просил пощады, чем портил аппетит воинам тупи и продлевал себе жизнь. В конце концов ему удалось спастись на французском судне, а уже дома он написал книгу «Достоверная история и описание страны диких, голых, суровых людей-людоедов Нового Света Америки».
Ханс Штаден явно много где преувеличивает и привирает, но в целом рассказывает такие вещи, которые попросту не мог выдумать (хотя бы по той причине, что они перекликаются с открытиями этнографов XX века). Например, неудачливый ландскнехт рассказывает о том, что тупи ели врагов жареными, а соплеменников — вареными. Это согласуется с идеей знаменитого антрополога Клода Леви-Стросса, который утверждал, что дикари-каннибалы по всему миру имеют четкое разделение: огонь — для врагов, вода — для друзей.
Такое положение дел объясняется практичностью, поскольку родственников затем нужно хоронить (даже после того, как вы их съели), а варка в бульоне помогает отделить кости от мяса. Таким образом, кости сохраняются для похорон, вы даже можете собрать их них скелет, а плоть аккуратно изымается для праздничной трапезы. Отсюда же понятно, почему врагов жарят: это весьма неаккуратный способ приготовления в том смысле, что мясо смешивается с костями, а они затем просто выбрасываются. Проще говоря, на врага плевать, он унижен до статуса шашлыка, и никто не собирается собирать из его костей аккуратный выбеленный скелет для захоронения.
Из все той же книги Штадена нам известны несколько самых распространенных блюд тупинамба: это некий menudo — суп из внутренностей, mingau — жаркое, а также жаркое с кровью, на манер филиппинского блюда dinuguan (к слову, филиппинцы тоже в старину были замечены за каннибализмом).
Человечина-чили
Рецепты ацтеков с пряностями
Ацтеки — второй народ, который оставил нам рецепты каннибальской кухни. Хотя их отношения с мясом людей очень сложны. С одной стороны, ацтеки поедали человеческую плоть принесенных в жертву, но это был чисто символический жест: торжественно откусывали маленький кусочек — а остальное выбрасывали. И тут же параллельно существовала и другая разновидность каннибализма, скажем так, элитарно-декадентская.
Том Нилон считает, что империя ацтеков страдала от несбалансированного рациона. Практически все жители городов измывали от регулярного недоедания и почти весь их рацион составляла кукуруза. У индейцев не было возможности одомашнить травоядных животных, так что единственным источником животного белка были другие люди. Нилон полагает, что элита империи могла прибегать к классовому людоедству, когда на пирах подавались рабы. В условиях, когда сельское хозяйство подошло к пределу своих возможностей, богатые буквально ели бедных. Это, конечно, только гипотеза, но она кажется правдоподобной, если посмотреть на рецепты ацтеков.
Любопытно, что первые упоминания чили (и блюда, и растения), а также первые упоминания томатов встречаются в ацтекских рецептах по приготовлению человечины. Испанский конкистадор Берналь Диас дель Кастильо в мемуарах об участии в экспедиции Эрнана Кортеса рассказывает, что самый распространенный способ приготовления людей — тушение «с солью, перцем и томатами». Как остроумно замечает Нилон: «В оригинальной рецептуре бобы отсутствуют, и этим аргументом можно было бы закончить вечный спор о правильном приготовлении блюда «чили кон карне».
Рецепт Кастильо подтверждают археологические находки в окрестностях Мехико. На некоторых из человеческих костей остались красные и желтые следы специй: «Следы от тушения также содержат семена тыквы, чили и, возможно, аннато (оранжево-красный каротиновый краситель, специя с мягким вкусом, добываемая из семян помадного дерева (achiote), что позволяет предположить, что люди были также ингредиентом ранних версий блюда моле».
А это значит, что ацтеки делали из человеческого мяса как чили, так и всевозможные пряные соусы. Смысл всех этих ухищрений — скрыть слишком специфический, сладковатый, вкус человечины. Именно для этого нужно такое обилие специй и кислинка томата.
«Длинная свинья» в земляной печи с травами
Чем отличается каннибализм простых аборигенов и их вождей
Каннибальские племена знают, что месть — это блюдо, которое нужно готовить на праздник. В нашей градации — от вынужденных каннибалов, до эстетов-людоедов — нет четкого водораздела. Но зачастую все интуитивно ясно. Например, аборигены Фиджи использовали съедение врага как часть ритуала войны. Это была месть, а поедание — символ яростного, тотального уничтожения. Чисто-религиозная тема. Однако правители фиджийцев использовали каннибализм для подчеркивания своего статуса и власти. Съесть врага, захваченного в плен, может позволить себе любой воин. А вот съесть одного из своих напортачивших министров — это величественно и стильно.
Жители Фиджи были на довольно высоком культурном уровне, когда к ним приплыли европейцы. А там, где есть цивилизация, есть и классовое расслоение, а значит, и сибаритствующая элита. Местные верховные вожди, окружившие себя министрами и челядью, всячески подчеркивали, что их потребление человечины намного престижнее, чем у всех остальных. Для этого они, к примеру, пользовались специальными деревянными вилочками, приспособленными для поедания мозгов. Вот что бывает, когда у элиты нет доступа к шампанскому.
Выходит, что у одного и того же народа существовало две модели каннибализма: древняя, экстатически-культовая, и более современная, которую по иронии можно назвать цивилизованной. Кстати, именно из-за фиджийцев бытует расхожее мнение о том, что человечина похожа на свинину. Дело в том, что аборигены иносказательно называли человеческое мясо «длинной свиньей» — отсюда и повелось.
«Капитан в панировке со сливовым соусом»
Кулинарная книга европейского каннибализма
«Великий мексиканский муралист Диего Ривера (1886–1957) утверждал, что вместе с друзьями прожил у каннибалов два месяца, и «здоровье у всех улучшилось». Продукты для блюд хранились в морге, Ривера употреблял в пищу только «свежеубитых, здоровых и без признаков слабоумия», а прекратил эксперимент не из брезгливости, а из-за враждебности к данной практике со стороны общества».
Столкнувшись с людоедством в колонизированных землях, европейцы ужаснулись этому дикарскому обычаю и использовали его для низведения аборигенов до статуса животных. Однако со временем колонизаторы сами стали очарованы каннибализмом. Поедание человеческой плоти стало таким мощным фантазмом, что со стороны может показаться, будто именно европейские народы — самые горячие поклонники людоедства в мире. Классическая литература постоянно поражает самыми изощренными примерами.
Шекспировский Тит Андроник в одноименной пьесе кормит своих врагов блюдами из их же детей. Герман Мелвилл в «Моби Дике» фантазирует на тему вынужденного каннибализма. Джонатан Свифт пишет памфлет «Скромное предложение», в котором предлагает богачам покупать детей у ирландских бедняков и поедать их — дескать, так будет лучше для всех. Мишель Монтень пишет эссе «О каннибалах» (кстати, советуем прочитать, одно из лучших у него), где сравнивает обычаи каннибалов Северной Америки и европейских колонизаторов, приходя к мысли о том, что последние — гораздо большие дикари, чем аборигены.
Но самые безумные примеры фантазий о каннибализме дает нам Чарльз Диккенс. Многие из его работ неожиданно ошарашивают читателя упоминаниями людоедства. Причем это доходит до навязчивости. И снова обратимся к Тому Нилтону (лучше него тут не скажешь):
«Съедение угрожает Пипу в «Больших надеждах» (1861); в «Посмертных записках Пиквикского клуба» (1836) жирный парень Джо говорит, что хотел бы съесть Мэри; «Повесть о двух городах» (1859) пронизана упоминаниями о каннибалах и дикарях-людоедах; Дэвид Копперфильд в романе «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» (1859), думая о Доре, часто использует людоедскую терминологию.
Но все это лишь аперитивы, изящно предваряющие главное блюдо. В 1868 году Диккенс написал серию кулинарных текстов, последний из которых назывался Pastry and An Entremetof Great Merit («Выпечка и закуски чрезвычайной важности») и содержал несколько рецептов из «Книги рецептов повара последнего короля Сандвичевых островов», например, «английский матрос по рецепту метрдотеля», «ребенок à la Меттерних», «юнга-морской-гребешок» и «капитан в панировке со сливовым соусом».
Сам Диккенс объяснял создание этого сборника рецептов сатирой: дескать, каннибализм удовлетворяет необходимость в пище животного происхождения в условиях, когда все коренные народы съедены. Проще говоря, он, как Свифт и Монтень, использует людоедство как метафору антигуманного обращения с теми, кто оказался в самом низу «пищевой цепи» современного ему общества. Правда, классик чрезмерно увлекся этой фантазией, из-за чего Нилтон предполагает (правда, в шутку), что классик был крипто-каннибалом и вообще, стоит посмотреть, сколько сирот пропало без вести в районе, где жил Чарльз Диккенс. Просто для уверенности.