Вспышка коронавируса COVID-19 в начале 2020 года поставила под вопрос проведение любых массовых мероприятий, принесла миллиардные убытки и оживила в памяти пандемии прошлого. Если распространение инфекционного заболевания способно вызвать панику у обывателей XXI века, легко представить реакцию простолюдинов полтора столетия назад, когда их соседи страдали от жесточайшего поноса, корчились в судорогах, теряли силы и умирали целыми семьями. Один из таких случаев произошел в 1854 году на лондонской улице Брод-стрит в районе Сохо и вошел в историю благодаря почти детективному сюжету.
Лондон XIX века – город дерьма, вони и переполненных стоков
«Первое, что вы замечали на улице – устилающая проезжую часть грязь. Только это не совсем грязь, а навоз сотен тысяч лошадей. В воздухе царили сажа и пыль. Овцы в Риджентс-парке за несколько дней превращались из белоснежных в черных. Если вы относились к высшему сословию, вам приходилось мыть руки и лицо по несколько раз в день, чтобы выглядеть хотя бы отчасти соответственно положению. От переполненных стоков и выгребных ям под домами раздавалась дичайшая вонь. Моча наводняла улицы. В середине столетия на Пиккадилли в качестве эксперимента вымостили дороги деревом, но быстро отказались от этой идеи. Чистый запах аммиака, идущий от тротуара, был невыносим, а его пары обесцвечивали витрины окрестных лавок».
Так описал выход на улицу в столице Великобритании XIX века Ли Джексон, автор книг «Грязный старый Лондон: викторианская схватка с грязью» и «Лондонская пыль». При королеве Виктории один из самых грязных европейских городов страдал не только от лошадиных испражнений. Люди заинтересовались новым изобретением – туалетом со смывом. Поначалу они не обратили внимания на то, что вода, которую они спускают после отправления естественных нужд, утекает в сливные ямы или дождевые стоки под домом. Вырытые отверстия не были приспособлены под такое количество воды, и вонь от переполненных канав быстро поднималась в дома. Вспышки холеры и тифа объясняли модной, но бестолковой теорией миазмов, согласно которой болезнетворные инфекции переносились не через грязь и отходы, а по воздуху.
Городские власти не нашли лучшего способа справиться с избытком нечистот в сливах, чем сбрасывать отходы жителей в Темзу. Учитывая, что река использовалась в качестве источника питьевой воды, затея не привела ни к чему хорошему. Кроме экскрементов в мутно-зеленую воду скидывали сгнившие остатки туш и сливали отработанные после дубления кожи химикаты. Трупы утонувших пьяниц и проституток не особо интересовали полицию и часто оставались в Темзе, пока не разлагались — и привлекали бесчисленных паразитов. Испорченная еда, дохлые питомцы и мусор дополняли тошнотворный коктейль, который медленно двигался через Лондон.
Крупнейший город Европы не справлялся с отходами двух с половиной миллионов жителей. В 1858-м лето выдалось настолько жарким, что зловонные пары от Темзы мешали парламентам и судам. Палата общин в Вестминстере продолжила работу, лишь когда занавески в зале заседаний вымочили в перебивавшей вонь хлорной извести. Феномен вошел в историю как Великое зловоние. Аристократы бежали в пригороды, простолюдины задыхались от зноя и умирали от болезней, о которых даже не слышали. «Километры тесных колодцев и ям в домах, где жители задыхались, раскинулись во все стороны, – за год до катастрофы написал Чарльз Диккенс в романе «Крошка Доррит». – Через сердце города вместо прекрасной и свежей реки сочилась смертельная канализация».
При чем тут Джон Сноу?
За 45 лет до Великого зловония в бывшей северной столице Англии Йорке появился на свет сын бедного фермера Сноу. Мальчика назвали Джоном. Он с детства интересовался медициной и к 14 годам дорос до должности помощника хирурга в Ньюкасле. Через четыре года подростку доверили уход за пострадавшими в окрестностях реки Тайн, на берегу которой вырос город. Это столкновение с болезнью можно считать знаменательным: во-первых, Джону повезло не заразиться, а во-вторых, холера еще сыграет значительную роль в его карьере и наследии.
В 25 лет пробивной интеллектуал Сноу с блеском сдал экзамены и присоединился к Королевскому обществу хирургов. Он продолжал исследование холеры, хотя известность получил благодаря революции в анестезиологии: Джон первым использовал хлороформ вместо эфира. Слухи о прогрессивных методах дошли до королевы Виктории, и позже Сноу применил хлороформ при родах двух ее последних детей, принца Леопольда и принцессы Беатрисы. Еще до этого он помог создать насос, который подавал кислород новорожденным с проблемами дыхания, и поучаствовал в разработке инструмента для операций на грудной клетке.
К 1854-му году он был молодым, но авторитетным специалистом, и имел определенный интерес к распространяющейся вокруг холере. Сноу не устраивала популярная теория эманации, предполагавшая, что заразные вещества выделяют при дыхании больного или из трупов. Он возражал, что иногда вспышки заболеваний возникали в местах, удаленных от предыдущих очагов, что было бы невозможно при распространении через воздух. К тому же, не все контактировавшие с зараженными людьми заболевали сами – это означало, что нужно исследовать другие способы передачи холеры. Для Сноу это дело превратилось в задачу всей жизни. Он дотошно исследовал каждую вспышку и заметил, что люди низших сословий болели намного чаще богачей. Осматривающие больных медики не подхватывали инфекцию в отличие от женщин, обряжающих трупы. Это оказалось связано с тем, что врачи и аристократы постоянно мыли руки в тазике с водой – даже такие примитивные меры предосторожности ставили их в выгодное положение относительно бедняков.
«Ничто так не способствует распространению холеры, как недостаток личной чистоплотности, – сделал вывод доктор в работе «О способах распространения холеры». – Постельное белье почти всегда загрязняется холерными выделениями, лишенными цвета и запаха, а руки людей, ухаживающих за пациентом, пачкаются так, что они этого не замечают. Если они не будут неукоснительно чистоплотны и не вымоют руки перед едой, то неизбежно проглотят частичку выделений, а часть их оставят на пище, которую будут есть остальные члены семьи». Сноу уже совершил маленькую революцию – предположил, что источник заболевания не перемещается по воздуху, а оседает на материальных объектах: руках или пище. Но в теории по-прежнему оставались белые пятна. Неудивительно, что когда за сутки с 31 августа по 1 сентября на Брод-стрит умерли 83 человека, Джон Сноу не остался в стороне и начал расследование.
Как пивовары избежали холеры посреди эпидемии
«Самая ужасная вспышка холеры в королевстве, возможно, случилась на Брод-стрит, Голден-сквер и прилегающих улицах, – написал Сноу. – Смертность в этом районе достигла высшего уровня по всей стране и могла быть более высокой, потому что большинство случаев заканчивались смертью через несколько часов». За пару суток окрестности Брод-стрит опустели – люди либо бежали из зараженных домов, либо погибали. Всего за 10 дней вспышки погибли примерно 600 человек. Для доктора трагедия была еще и возможностью проверить его теорию.
На протяжении предыдущих месяцев он проводил эксперимент: обходил всех жителей одного района и спрашивал, услугами какой водопроводной компании они пользуются. Идея Сноу заключалась в том, что нечистоты из Темзы попадали в дома через водопровод и распространяли холеру. В наше время эта идея кажется очевидной, но никто до Джона не исследовал возможные способы заражения так досконально и не учитывал столько факторов. Врач нашел район, который обслуживали две водопроводные компании. Одна из них, Lambeth Waterworks Company, набирала воду выше по течению Темзы и вдали от городской канализационной системы. Другая, Southwark and Vauxhall Waterworks Company, наоборот, использовала воду поближе, с возможной примесью сточных нечистот.
Сноу опросил местных, учитывая при этом достаток и профессиональную принадлежность, и узнал, что 38 из 44 смертей от холеры произошли в домах, где пользовались услугами Southwark and Vauxhall Waterworks Company. Доктор убедился в том, что болезнь распространяется через жидкость, и прибыл на Брод-стрит с уже готовым планом: он составил карту и отметил на ней летальные исходы. График показал, что почти все больные скончались в своих домах или рядом с ними. Кроме того, они жили недалеко от колонки с водой и регулярно ей пользовались.
Одна леди жила вдали от Брод-стрит и ежедневно посылала за водой именно из этой колонки, потому что ей нравился вкус. Она пила зараженную воду 31 августа и 1 сентября, а 2 сентября скончалась со всеми симптомами холеры. Хозяйка местной кофейной лавки призналась, что подавала воду из колонки вместе с обедом постоянно заходившим к ней механикам. Нет нужды уточнять, что случилось с бедными работягами. «Вода из колонки продавалась в разных лавчонках, – дополнил картину Сноу. – В нее добавляли чайную ложку шипучего порошка и называли шербетом. Она могла распространяться и другими неизвестными путями. Эту колонку использовали чаще, чем подобные ей, даже если сравнивать с другими густонаселенными районами Лондона».
По версии доктора, в колонку либо напрямую поступала вода из зараженного участка Темзы, либо примешивались нечистоты из окрестных ватерклозетов. Два исключения подтвердили эту теорию: работный дом и пивоварня располагались в эпицентре эпидемии, но почти не пострадали от холеры, потому что не пользовались водой из колонки. Пивовары вообще не нуждались в воде на протяжении рабочего дня, потому что предусмотрительный начальник мистер Хаггинс разрешал им употреблять благословенный напиток собственного производства. Если же кто-то все же хотел освежиться обычной водой, то брал ее из отдельного колодца на территории пивоварни. То же относилось и к работному дому, жители которого имели собственную систему водоснабжения.
Сноу не предотвратил эпидемию, но совершил революцию.
После открытия Сноу ворвался прямо на собрание местного попечительского совета в церкви Святого Якова на Пиккадилли и потребовал отключить колонку. По легенде, управляющие проигнорировали Джона, и отважный доктор сам сорвал ручку с рокового аппарата. На самом деле, несмотря на скептический настрой, участники собрания все-таки послушались Сноу. Они не нашли доказательств того, что вода из колонки перемешивается с водой из сточных канав под домами, но врач объяснил, что малейшего нарушения герметичности в устройстве колонки хватало для проникновения вредоносных инфекций в питьевую воду.
Открытие нейтрализовало очаг эпидемии, но к тому моменты вспышка холеры уже пошла на убыль. «Отключение колонки ничего не доказало, – объяснила автор книги «Медицинский детектив: Джон Сноу, холера и тайна колонки на Брод-стрит»» Сандра Хемпель. – Почти все заболевшие скончались, а распространиться в том районе холера не смогла, потому что власти эвакуировали жителей. Правота Сноу была доказана лишь через много лет, но если миф обеспечил заслуженное признание замечательному специалисту, в этом нет ничего плохого». Позже выяснилось, что в колонку проникла примесь воды из сточной канавы, куда сбросили пеленки больного холерой ребенка.
Заслуга Сноу не только в альтернативной теории, которая повлияла на исследования инфекционных заболеваний. Доктор проанализировал огромный объем данных, опросил свидетелей, сравнил социальное положение и условия жизни больных. Составление карты позволило ему увидеть более цельную картину и выделить закономерности – для того времени такой подход был революционным не только в медицине, но и в журналистике или криминологии: те же сыщики часто рассматривали каждый случай по отдельности, не сопоставляя сходства между разными преступлениями.
Через год после эпидемии на Брод-стрит преподобный Уайтхед, который сотрудничал со Сноу, потребовал от властей реформы сточных канав. Он утверждал, что это единственный способ избежать новой вспышки холеры, но прошло еще какое-то время, прежде чем чиновники прислушались к научным доводам. Даже коллеги по Лондонскому королевскому обществу высмеивали Сноу за теорию микробов до 1860-х несмотря на очевидные доказательства. В 1866-м один из критиков Сноу Уильям Фарр признал обоснованность его теории, когда расследовал новую вспышку холеры в лондонском районе Бромли-боу.
В 1883-м немецкий ученый Роберт Кох открыл бактерию холерного вибриона, которая и вызывала заболевание. Через 20 лет версию Сноу наконец подтвердили: холера действительно передавалась через пищу и воду, а антисанитария повышала вероятность заболевания. Благодаря реформам систем водоснабжения и получению новых данных в наше время холера не представляет такой опасности, как другие инфекционные заболевания. К сожалению, Сноу не дожил до признания своей теории: великий врач скончался от инсульта 16 июня 1858 года, в начале того самого зловонного лета.
За 45 лет жизни Сноу показал, насколько важно выходить за рамки собственных стереотипов. Иррациональный страх перед смертью – одна из наиболее устойчивых установок человека, но иногда научный подход и логика оказываются сильнее предрассудков. Со времен великого дела о колонке на Брод-стрит мир изменился до неузнаваемости, но одно правило по-прежнему работает: мойте руки почаще.
