Осенью в кинотеатрах вышло два российских фильма, посвященных современным подросткам. Драма «Кислота», награжденная на «Кинотавре» за лучший дебют, и «Проигранное место» — хоррор о пионерлагерных историях от дочери Никиты Михалкова. В обоих случаях режиссеры не поняли, о чем думает и как живет молодежь в 2018 году.

Группа из десяти подростков сидит у костра на берегу реки: один из них рассказывает страшную историю, другие слушают, шутят, целуются и выпивают. Кто-то крутит бутылочку и страшную историю рассказывает следующий участник. Понять, что в кадре не 80-е или 90-е можно по спиннерам в руках мальчиков и вейпам в губах девочек. Это экспозиция фильма «Проигранное место».

Спортзал. Идет тренировка по бальным танцам. Девочки дергают ногами, делают сальто, задирают пятки до затылка, становятся на руки. Выступить на ковер зовут одну из них — она совершает несколько пируэтов в стиле ниндзя. Камера показывает второй этаж и наблюдающих за ней подростков постарше. Они сидят в обнимку: девушка задает парню много вопросов, парень нехотя отвечает. Она кладет ему руку на пах, он говорит, что пока ничем не может помочь — недавно он пережил обрезание. Это любовная сцена фильма «Кислота».

Обе сцены покажутся совершенно неправдоподобными тем, кто хоть немного знаком с нынешними тинейджерами. Не нужно быть экспертом или педагогом — достаточно один раз выпить в «Ионотеке» или сходить на один концерт «Пошлой Молли». В фильме, который действительно хочет показать подростков, у костра стояла бы не гитара, а колонка JBL, а участники рассказывали бы не страшные истории из лагеря, а делились бы крипи-стори из соцсетей. Любовная сцена из «Кислоты» вообще бы не случилась, ведь по сюжету подростки забирают с секции 15-летнюю сестру. Так как сейчас 2018, а не 1998 и даже не 2008 год, то в 15 лет нынешние девочки из богатых семей (именно такую показали в фильме) ездят на секции на Uber, встречаются с 20-летними и смотрят лекции про феминизм или либертарианство.

Это ключевые сцены для обоих фильмов. Подростковой драме необходима реалистичная любовная линия, а хоррор с посредственной экспозицией не сможет увлечь зрителя. Дочь Михалкова пыталась встроить в кровавый ужастик социальный контекст — он заключается в том, что одна из героинь каждую свою сцену сидит с телефоном. И больше ни в чем. Режиссер «Кислоты» показал подростковый бунт через фразы, брошенные взрослым, например: «Мы не такие!», «Да как вы так живете!», «Отстаньте от нас».

Школьница сидит в соцсетях, потому что вокруг нее российская окраина, а в интернете — внимание сверстников и яркие картинки. Дети не понимают родителей, потому что отличаются по каким-то из параметров: не хотят работать, а хотят творить, верят Навальному, а не Путину, хотят счастья, а не вступить в брак. А кино тычет пальцем в наблюдение (зависимость от соцсетей и непонимание родителей), но не раскрывает суть конфликта. Никто из героев не может сформулировать четкую претензию к взрослым или к системе в целом, а фильмы не показывают ничего конкретного. Вот чей-то папа ругается на телевизор, вот чья-то мама ходит на работу, пока сын сидит в СИЗО — эти сцены не следуют из предыдущих и не предлагают зрителю ничего нового. Они просто есть. 

Получается, что 26-летний Александр Горчилин (режиссер «Кислоты») понимает подростков примерно так же, как 32-летняя Надежда Михалкова (режиссер «Проигранное места»). У него, скорее всего, показаны подростки нулевых: они бесцельно бунтуют против родителей, ходят на рейвы, жрут синтетику, наслаждаются легкими деньгами. У нее, видимо, дети девяностых: любят лагерные страшилки, верят в настоящую дружбу и толпой прогуливают уроки ради похода в кино.

Если бы сами фильмы могли сказать что-то осознанное, выразить протест или хотя бы подать ровную историю о проблемах детей — по стилю вышло бы ностальгическое высказывание в духе сериала «Очень странные дела» или фильма «Жаркие летние ночи». Но «Кислота» и «Проигранное место» чрезмерно пытаются дать оценку подросткам: осудить, высмеять или показать глупыми — но почти не говорят о том, что волнует их героев.