На Первой мировой войне пострадало 7 миллионов поставленных под ружье немцев — колоссальная цифра, уничтожившая любые мечты о спокойном будущем страны. Из окопов на родину возвращались покалеченные инвалиды, неспособные обеспечить себя и свою семью заработком. Война еще не закончилась, а германская депрессия уже остановила производства и не давала людям хлеба.
Потом был Версальский договор и развал империи — Берлин растерял свое могущество и оказался оставлен наедине с личными проблемами. Страны-победители не спешили помогать бывшему врагу — наоборот, растаскивали его богатства по своим углам.
Амбиции оказались ложными: Германия проиграла Первую мировую войну, потеряла империю, обрушила армию и экономику. Следующее десятилетие страна проведет в унижении. Гиперинфляция принесла немцам голод и разрушила устоявшийся уклад жизни.
Голливуд отвечал на американскую Великую депрессию комедиями — ведь надо дать несчастным безработным мало-мальский повод улыбаться. Немцам такой подход, видимо, чужд. Они ответили на агонию государства страшными, сюрреалистичными фильмами про безумных и мстительных монстров.
В состоянии колоссальной бедности они создали новый жанр кино — немецкий киноэкспрессионизм: эдакий беспокойный сон германского народа о приближающейся смерти.
Государства на время не стало, а привыкшее к императорское руке общество существовать в беспорядке не умело. О катастрофе послевоенной Германии очень хорошо рассказал в романе «Черный обелиск» уже порядком поднадоевший Эрих Мария Ремарк. Миллионы людей разом оказались в нервозной атмосфере разрушенного мира. Больное немецкое общество походило на сиуцидальную психбольницу, полную голодных и безумных постояльцев. Одни жаждали мести, другие — просто хотели однажды заснуть и никогда больше не просыпаться, не видеть творящегося вокруг кошмара.
Это довольно цинично, но германское искусство должно быть благодарным послевоенному аду. Не было бы его — не случилось бы настоящей революции. Художники вообще склонны к экспериментам на голодный желудок. Как будто транслируя все беды немцев, в особо трудные для страны годы появляется так называемый «киноэкспрессионизм». Просто из ничего, без подготовки и почти без денег. Его звезды — Фриц Ланг, Фридрих Мурнау, Роберт Вине — снимали кино для Германии, которая больше не хочет жить. Киноэкспрессионизм предложил зрителю совершенно разные фильмы о безысходности: от безумных лент о тщете сущего до закрученных детективов в духе «Бандитского Петербурга».
Сон первый: безумцы и неврастеники «Кабинета доктора Калигари»
В 1920 году в Германии значительно увеличилось количество умалишенных и, как следствие, начали массово открываться психбольницы. На фоне общего экономического упадка содержание желтого дома превратилось в достаточно неплохой бизнес, не уступающий по прибыльности похоронному или барному. Такое чувство, что вся жизнь граждан Веймарской республики проходила в пьянстве, потом в смирительной рубашке, и наконец, кончалась могилой.
Кинематограф начала XX века тем и хорош, что оперативно рассказывал о реальности. Творческий коллектив режиссера Роберта Вине за несколько месяцев поставил и выпустил в прокат сюрреалистический фильм «Кабинет доктора Калигари», в котором отразил личные переживания происходящих в Германии безумств.
История «Доктора Калигари» достойна пера Эдгара Алана По. Юноша Франц расследует убийство своего приятеля, умерщвленного ночью в собственной постели. Пока полиция с присущей ей бессмысленностью ловит преступника, Франц проводит собственное расследование. Он выясняет, что истинный убийца — сомнамбула Чезаре, который вот уже 23 года спит в ящике для театрального реквизита. Чезаре просыпается только по приказу своего ментора доктора Калигари — жуткого толстяка в смешных очках, с которого Тим Бертон потом срисует Пингвина для фильма о Бэтмене. Погоня за убийцами друга приведет Франца в сумасшедший дом, где весь сюжет перевернется вверх ногами, а персонажи начнут, каждый по своему, терять рассудок.
При этом сюжет фильма имел вполне реальную основу. Происходящие в искривленном городе события почерпнул из воспоминаний сценарист Ганс Яновиц, ставший свидетелем зверского убийства женщины в Гамбурге. Черты безумства главных героев рисовались писателем Карлом Майером, который долгое время наблюдал за сходящим с ума отцом. Спустя несколько лет «Кабинет доктора Калигари» назовут самым бесчеловечным фильмом в искусстве. Весь хронометраж — это лишь сборник химер и снов несчастных, которым уже не помочь. Для Германии того периода — печальное отражение реальности.
Роберта Вине можно считать родоначальником психологического детектива — он одним из первых попытался рассказать историю о раздвоении мира психически нездоровых людей. Действие большей части фильма происходит в каком-то больном пространстве, которое с реальностью имеет мало общего. Декорации «Доктора Калигари» — это искривленные дома и острые тени. Так, должно быть, воспринимают мир люди, окончательно оторвавшиеся от земли.
Вине потом будет рассказывать, что его сценаристы умышленно сделали фильм таким жестоким к зрителю: им хотелось показать состояние целой страны, разрушенной действиями властей. Она, подобно сомнамбуле Чезаре, спит и ждет скорого возвращения к жизни. Но возвращения не будет. Все иллюзии о перерождении лишь часть бесконечного «лечения» больного, запертого в психиатрической клинике. Каждый день в ней, до самой смерти, пройдет без перемен.
Сон второй: безысходная грусть «Усталой Смерти»
В небольшой город, затерянный где-то на отшибе Европы, прибывает экипаж со странным путником. Он выкупает у местных властей землю и за одну ночь возводит вокруг своих владений стену до небес. По ночам к стене начинают стекаться души умерших — они проходят сквозь нее, оказываясь в доме самой Смерти.
Смерть давно на посту, в последние годы у нее много работы. Однажды в чертог к Смерти попадает молодый юноша, а за ним — и его невеста. С ней Смерть заключает договор: если девушка сможет спасти трех человек из разных эпох от гибели, то ее любимый вернется в мир живых. Так Фриц Ланг начинает свою картину «Усталая Смерть» — притчу о том, что даже высшие силы бессильны перед человеческой природой.
К 1921 году в жизни Ланга произошло много неприятностей. Он пройдет войну на Восточном фронте, демобилизуется с серьезным ранением и переберется в Германию, спасаясь от зарождающегося австрийского фашизма. Тогда он, естественно, не знал, что Германия — не лучшее место для укрытия.
За год до «Усталой Смерти» Ланг живет в Берлине и достаточно хорошо обеспечен. Он работает на киностудии, снимает недорогие мелодрамы и плутовские детективы для местного рынка — в иностранные государства кино Германии не попадает из-за протестов ветеранов. Режиссер определенно хорошо устроился в жизни и мог бы спокойно переждать депрессию, подпитываясь гонорарами. Но в 1920 году умирает его жена, и Ланг перерождается.
У режиссера появляется мысль снять кино про современную Германию, но не в лоб. Ему хочется поставить темную сказку, что-то вроде нуарной «Тысячи и одной ночи», в которой смерть станет главным героем. Смерть — это худой и депрессивный старик, который, похоже, совершенно не рад своей работе. Он насмотрелся на предательство и несправедливость и решает пойти против инструкций — предлагает девушке вернуть жениха, если она предотвратит несколько убийств.
Высшая сила молчаливо наблюдает за тем, как у нее ничего не выходит — все-таки никто не властен над судьбой. Все, что влюбленным уготовано — это воссоединиться в загробном мире, если очень повезет.
В «Усталой Смерти» ковался так любимый синефилами Фриц Ланг — эдакий маньяк-архитектор, вечно стремящийся показать ничтожность человека в масштабах мира. Вся история человечества по нему состоит из предательств и обмана, а Смерть — это, пожалуй, единственный способ от нее освободиться. Аллегория Ланга понятна и справедлива для Веймарской республики: Смерть с грустью принимает в своем доме тысячи людей, которые гибнут из-за приверженности человечества страстям. В толпе душ дети, старики и солдаты — все те, кого жестокая реальность Германии обрекает на гибель. Все-таки мир абсолютно непригоден для проживания, бороться за него бессмысленно. В замке Смерти будет поспокойнее. Там больше вообще не надо умирать.
Сон третий: Доктор Мабузе — главный Антибиотик немецкого кино
В период тотального экономического ада преступность становится очень романтичной деятельностью. Не нужно далеко ходить за примерами — девяностые в России подарили нам множество обаятельных ублюдков. Они отлично понимают, что страна в огне и спасать ее уже нет никакого смысла. В период краха самые умные люди перестают послушно следовать законам и превращаются в хитроумных бандитов.
В эпоху Веймара в германском кино появляется именно такой персонаж — совершенный негодяй без признаков совести. Он выискивает способы обогатиться и не останавливается ни перед чем. По его следу идет полиция, но она всегда остается с носом, ведь новый герой Германии — интеллектуальный эгоист. Его зовут доктор Мабузе, и он лучше Фантомаса и Мориарти.
Мабузе создан все тем же Фрицем Лангом. Когда ситуация в стране накалилась до предела, он отошел от философствований и придумал создать по-настоящему народный фильм. На роль национального героя очень удачно подходил преступник.
Преступность в Германии начала двадцатых — это отдельная, мрачная история. После череды восстаний экономика страны окончательно схлопывается. Германская марка дешевеет час от часу — люди не успевают донести деньги до магазина и купить что-то полезное. В это время появляются по своему гениальные экономические схемы, которые ушлые преступники проворачивают прямо на улицах. Люди относятся к незаконной деятельности с почтением — в отличие от власти, бандиты не скрывают своих намерений.
Есть какая-то извращенная ирония в том, что великий Ланг считал именно Мабузе своим главным творением. Автор «Метрополиса» и «Усталой Смерти» так полюбил своего антигероя, что продолжал его историю до самой кончины. Сам режиссер объяснял это тем, что в Мабузе отлично получалось передавать дух эпохи. Пока Германия отходила от войны и хоронила погибших, ей нужны были умные и романтические истории в духе романов Достоевского — чтобы было над чем подумать и поплакать. Но спустя несколько лет появилась необходимость выживать, тянуть жилы и зарабатывать деньги. Законность особого значения не имела.
Доктор Мабузе стал аватаром эпохи. Его злобная шайка воровала акции, учиняла разбой и убийства. Все операции доктора проходили как по маслу — ведь он продумывал свои планы вплоть до мелочей, руководствуясь научным методом. И, конечно же, он был на самом острие технологий — практиковал гипноз (моднейшая в начале века методика) и использовал на своих врагах различные газы. Узнать его было невозможно, ведь преступник еще и был мастером перевоплощения. Одним словом, Мабузе был абсолютно неуловим и гениален.
В наши дни Мабузе уже завладел бы страной и стал серым кардиналом мирового криминала, но то были иные времена. Богатства могли в одну секунду испариться с очередным инфляционным скачком, да и не бывает планов, которые никогда не дают осечек. Героическому инспектору все-таки удалось победить Мабузе и загнать его в угол. Гений преступного мира осознал свое поражение и моментально сошел с ума — как и положено герою своего больного времени.
И вот же точный оммаж другой кризисной эпохи, спустя 79 лет, точно также как и у Ланга, милиция будет штурмовать дом российской пародии на Мабузе — Антибиотика из сериала “Бандитский Петербург”.
Сон четвертый: спаситель “Последнего человека”
К 1924 году Веймарской республике все-таки удалось вылечить некоторые детские болезни. Инфляцию победили шоковой денежной реформой — последние сбережения немцев, если они, конечно, еще оставались, превратились в пшик. Стране предстояло заново наращивать мясо. В ней все еще хватало бедняков и безумцев, но, по крайней мере, сократилось количество голодных смертей. Жизнь налаживалась, и нужды в новых депрессивных картинах зритель уже не испытывал.
Последнюю ленту немецкого киноэкспессионизма поставил Фридрих Мурнау, ставший очень популярным после своего «Ноосферату».«Последний человек» вышел на закате кризисной эпохи и впервые вселил в зрителя надежду на будущее.
Мурнау очень любил называть свои фильмы иносказательно, и в этот раз наделил картину сразу тремя разными смыслами. Ницше называл «последним человеком» убожество, которое неспособно понять истинную суть жизни. Мэри Шелли назвала так историю о зачем-то выжившем в эпидемию всемирной чумы дворянине. И то, и другое применимо к «Последнему человеку», ведь большая часть хронометража занята описанием жизни брошенного всеми старика.
Безымянный старик большую часть жизни проработал портье в дорогом отеле. У него хватает денег, есть дорогая красивая ливрея и бакенбарды. Хорошей жизни приходит конец, когда старика снимают с поста и отправляют доживать остаток дней в туалет. Здесь он вынужден подавать полотенца богачам, что быстро превращает его в жалкое существо.
От портье отворачиваются коллеги и семья, он приближается к унизительной смерти. Выйди этот фильм на пару лет раньше — все бы так и было, человек бы сгинул, и никто бы о нем не вспомнил. Но в 1924 году уже можно было позволить случиться маленькому чуду.
Здесь бы и должна закончиться эта история, поскольку в реальной жизни несчастного одинокого старика вряд ли бы ждало что-то иное, кроме смерти. Но автор пожалел его и придумал довольно маловероятный эпилог.
Одна монтажная склейка — и вот портье уже невероятно богат. Он обедает в ресторане отеля, на который работал всю жизнь. Оказывается, что на его руках умер миллионер, завещавший старику все свое состояние. Чудо из чудес, исправившее настрой картины и навсегда закрывшее историю с киноэкспрессионизмом. Если даже его творцы вставляют в кино хэппи-энды, то общество точно пошло на поправку.
Режиссеры-экспрессионисты останутся в строю, но стиль их лент заметно изменится. Ланг и Вине уедут из Германии, как только станет понятно, к чему все идет. Старина Фриц переберется в Голливуд, где еще много лет будет снимать нуар. О своей родине он не забудет, и, спустя много лет вернется в ФРГ поставить нового «Доктора Мабузе». Не потому что Западной Германии срочно вновь потребовались герои кризисных времен, а так — памяти ради. А на немецком киноэкспрессионизме, в итоге, воспиталось целое поколение кинематографистов. Некоторые просто тихонько кивают героям прошлого. Другие, навроде Тима Бертона, и картины не могут снять без цитаты из «Кабинета доктора Калигари».
