Совместно с «Яндексом» рассказываем о сервисе в Российский Империи. В новом выпуске — про то, чем развлекал себя простой народ и дворяне до революции. Текстовая версия прилагается!
Активируйте промокод KIJE по этой ссылке и получите первые 90 дней подписки Яндекс.Плюс бесплатно.
В этом выпуске:
— Публичные казни, медвежья травля, человек-обезьяна, живой писатель Дюма
— Как связаны мерзлые покойники и древние развлечения
— Почему концертные залы назывались «вокзалами» и где они были— Раёшники как отцы русского фристайл-рэпа
— Катание – развлечения для снобов
— Петровский парк, главное дворянское место Москвы.
- Поддержите автора на Patreon.
- Подпишитесь в Instagram, чтобы не пропускать интересные истории.
- Киже Вконтакте
- Прошлые выпуски
Как и в подкасте про древнюю русскую музыку, я буду в меньшей степени говорить о знакомых нам вещах. Лучше давайте побольше узнаем о диких развлечениях крестьян и мещан прошлого — в конце концов, наш подкаст выходит на сайте «Отвратительные мужики», который славится любовью к жутким темам, так что и о чем-то жутком мы поговорим тоже. Оставим на время дворянские балы и клубы, театр и концерты. Хотите посмотреть казнь, медвежью травлю, или человека-обезьяну?
Публичные казни в Москве, как пишет Вера Бокова, оставались популярными вплоть до 1870-х годов. Это были уже не побивания кнутом и плетьми — они были отменены после крепостной реформы — а так называемая гражданская казнь. Арестантов везли по улицам в открытой черной колеснице под барабанный бой, с палачом и с конвоем. У них на груди висели таблички «за разбой», «за поджог», «за душегубство». Привезя арестантов на площадь, их возводили на эшафот и приковывали к столбам. Священник напутствовал осужденных, после чего им зачитывали приговор. Если среди приговоренных оказывались представители благородного сословия, им ломали над головой их шпаги, лишая дворянства. Толпа следила за реакцией осужденных и бросала на помост медные деньги. Простояв прикованными минут десять, преступники следовали в Сибирь. Такие зрелища собирали толпы зевак, зубоскалов и сердобольных мужичков и женщин всех возрастов, так как подаяние осужденным считалось особой христианской добродетелью.
Медвежья травля была древним русским обычаем, как и другие игры и развлечения с медведями.
Ученых медведей водили по городам и селам, показывали с ними фокусы и трюки, самыми впечатляющими из которых были трюки, демонстрирующие мелкую моторику огромного неповоротливого животного: ученый медведь умел доставать горошину пороха из своего глаза или выковыривать табак из-за щеки своего погонщика, проделывая все эти манипуляции своими смертоносными когтями, которые не были обрезаны именно для этих целей. А медвежья травля была, конечно, развлечением не для слабонервных.
В Москве медведей травили сначала за Тверской заставой, в районе нынешнего ипподрома, а потом – на бойнях за Рогожской заставой, на Сукином болоте, где Микояновский комбинат. Травля производилась на арене, окруженной амфитеатром – напоминает древнюю Грецию. В центре круга крест-накрест лежали бревна, в которые был ввинчен уходящий в землю железный шест с кольцом, к которому и привязывали медведя за канат длиной в несколько метров, а затем спускали на него собак. По краям круга стояли мужики с дубинами – утихомиривать медведя, если он кинется в публику, накостылять публике, если она полезет на арену (бывало и такое), и отбивать от медведя собак, если его жизни будет угрожать опасность. Разумеется, насмерть медведей не травили, хороший боевой медведь был источником огромных доходов. Вистенгоф упоминает о знаменитом держателе травли Бардине, который каждый год объявляет, что будет травить своего лютейшего медведя, и так продолжается уже 20 лет, а медведь жив-здоров.
Чтобы увидеть женщину-обезьяну, нам нужно будет сходить в развлекательный сад. К сожалению, в XIX веке увидеть такое для развлечения было возможно. Например, в 1859-м, когда в Москву привозили Хулию Пастрану, мексиканку, страдавшую гипертрихозом — ее лицо и тело было покрыто черными жесткими волосами; и деформацией костей черепа, из-за чего она напоминала примата. Она, по воспоминаниям одного солдата, который видел ее в Харькове в 1858 году, пела две иностранные песни и одну русскую, а также танцевала. Возил по миру ее антрепренер, формально бывший ее мужем; впрочем, история этой конкретной женщины столь фантастическая, что о ней будет отдельный текст.
В Википедии даже сказано, что Пастрана познакомилась с бывшим тогда же в России Александром Дюма и путешествовала вместе с ним! Я очень сомневаюсь, что её бы отпустил антрепренер, да и источники таких свидетельств не сохранили, но знаете, в чём прикол? Что самого Александра Дюма показывали в соседнем с Пастраной саду. Снова Вера Бокова:
«Праздник был устроен в увеселительном саду Эльдорадо, находившемся недалеко от Бутырской заставы, между улицами Тихвинской и Образцова. Праздник назывался «Ночь графа Монте-Кристо». Программа вечера включала: Оркестр музыки под управлением Джона Виллиама фон Ранкена, выступление тирольских певцов, цыганский хор, два хора военной музыки, а также спуск воздушных шаров и карикатур, некоторые из которых осветятся бенгальскими огнями, электрическое освещение пруда, и в заключение блистательный фейерверк из 12 перемен».
Вход на вечер стоил бешеные деньги, 1 рубль серебром и 50 копеек для детей, и гвоздем вечера был сам великий француз. Цитируем Ведомости московской городской полиции: Дюма «был показываем за деньги: целые три часа публика любовалась зрелищем, как сидит Александр Дюма, как ест и пьет Александр Дюма, как смотрит фейерверк и наконец, как уезжает Александр Дюма».
Надеюсь, этот рассказ немного утешил ратовавших за человеческие права женщины-обезьяны Хулии Пастраны и показал вам: такими могли быть развлечения в довольно, признаться, скучном прошлом. Народ развлекался всем, чем мог. Людям 19-го столетия было по большому счёту все равно, на что смотреть, на уродцев, силачей, зверей, на знаменитого писателя; развлечение было локализовано во времени и в определенных местах, местах и времени так называемых гуляний.
Большинство гуляний приурочивалось к крупным сезонным и христианским праздникам – Рождеству, Пасхе, Покрову, Троице и так далее. Напоминаю из подкаста о скоморохах, христианские праздники располагались примерно там же, где и старые языческие. Существовали и места, где гуляния проводились – расположение этих мест было тесно связано с древними языческими обычаями.
Массовые гуляния, в том числе и в Москве, начинались с кладбищ, и сейчас будет мрачноватая часть.
Снова из истории скоморохов, напомню определение Стоглавого собора 1551 года: «В троицкую субботу, по селам и по погостем сходятся мужи и жены на жальниках, и плачутся на гробах с великим кричанием, и егда учнут скоморохи гудцы и трегудницы играти, они же от плача преставше, начнут скакати и плясати, и в ладони бити, и песни сатанинския пети». Такие гуляния-поминовения в доправославной традиции проходили дважды в год: осенью в Покровскую субботу перед праздником Покрова и весной на Семик – четверг на седьмой неделе после Пасхи, за три дня до Троицкой субботы. Странно, скажете вы, говоришь про языческие поминовения, а время указываешь христианских праздников – но мы не знаем, как эти праздники назывались до христианства! В Москве на эти дни гуляли на кладбищах Марьиной Рощи – старое Немецкое, оно же еврейское кладбище, Лазаревское кладбище…
После поминовения, подкрепившись в развернутых тут же лотках и лавках, простонародье шло на хороводы и пляски под домры, накры и гудки. Именно в Семик, на весеннее поминовение, полагалось особенно громко гулять и веселиться на поминках, так как в этот день провожают заложных покойников – убитых, самоубийц, неизвестных, иноверцев, погибших странников и жертв чумы и прочих эпидемий. Их духи, якобы, бродят по земле, и нужно устроить им громкую тризну. Погодите, как это связано с нашей темой?
И Хулию Пастрану, и Александра Дюма показывали в развлекательных садах, находившихся недалеко от Марьиной Рощи, на так называемой Божедомке. А Божьим домом на Руси назывались специальные места для захоронения тех самых заложных покойников. Божий дом, Убогий дом представлял собой деревянный ангар, закрывающий яму, называемую скудельницей, в которую помещались тела.
Скудель в переводе со древнерусского глиняная чашка. Отыскивались места с глинистой почвой, непригодной для посевов, глина выбиралась и в полую глинистую яму складывались тела, потому что они могли быть заразными, гниющими, умершими, опять же, в эпидемиях, а глина изолировала распространение возможной заразы, не давая ей попасть в почву; накрывающий яму сверху деревянный дом позволял, переложив льдом, замораживать этот биоматериал. Захоронения производились дважды в год на прилегающих кладбищах (которые назывались в древности жальниками). Хоронили таких людей на упомянутые Семик и Покров.
А теперь посмотрим, где в Москве были самые известные скудельницы (Божьи дома). С первой Божедомкой мы уже разобрались; сама скудельница здесь находилась на нынешней территории Мариинской больницы, основанной в 1806 году как первая больница для бедных, куда мог обратиться любой человек бесплатно. Второй известный Божий дом был гораздо древнее, на его месте был в 1635-м году поставлен Покровский монастырь на Таганке. Почему же решили монастырь назвать именно Покровским, не потому ли, что на Покров хоронили и поминали заложных покойников? Церковь вообще стремилась ставить храмы на местах языческих празднований. В 1770-х годах все московские божедомки были законсервированы и закрыты после крупнейшей эпидемии чумы.
Моя гипотеза в том, что места древних радений все равно оставались притягательнми местами для развлечений.
У Покровского монастыря на Таганке в 1783 году англичанин-антрепренер Майкл Меддокс открывает развлекательный сад под названием Вокзал. А сады возле божедомки на Антроповых ямах назывались по-разному: тот, в котором показывали Дюма, назывался Эльдорадо, тут же недалеко был Корсаков сад, впоследствии названный Эрмитаж – он был предшественником современного Эрмитажа, и именно там выступала Хулия Пастрана. Так что же было в программе этих садов? Они уже не были простонародными в 19-м веке; простонародные гулянья перетекли в Сокольники и Новинское, и на них мы остановимся позднее.
Почему сад Меддокса назывался «вокзалом»? В середине 18-го века в Воксхолле, предместье Лондона, открылся первый развлекательный сад. Молниеносно Меддокс перенес это на русскую почву, открыв сад под тем же названием в Москве. А почему у нас так называется железнодорожная станция, вы спросите? Первая железная дорога Санкт-Петербург – Павловск приходила в Павловске как раз в павильон развлекательного сада с округлой крышей, где давались концерты, потому что это же «воксал». Вот так эти слова стали едины.
Впрочем, на воксал Меддокса поезда на приходили, сюда приезжали кареты по дороге, освещенной факелами – нынешнему Факельному переулку. Это название последнее, что напоминает о вокзале Меддокса. Там были устроены пруды, ныне засыпанные, павильоны, причем самый большой площадью 1000 квадратных метров. Игрались оперы, комедии, были маскарады. Вход тоже стоил дорого, рубль, потому что выступали те же артисты, что и в Петровском театре – так называлось еще одно заведение Меддокса, стоявшее на месте нынешнего Большого Театра
Сад на Божедомке описывает московский певец, тенор Павел Богатырев.
«Сад был очень поместителен, с большим прудом и разными вычурными беседками и киосками. На большой эстраде играл лучший тогда в Европе оркестр Гунгля и пел хор цыган. Одноногий танцор Динато выделывал какие-то замысловатые для одноногого прыжки. Но больше всего наделал шума Блонден, канатоходец. Он, говорили, по канату перешел знаменитый водопад Ниагару. Здесь он ходил через пруд на туго натянутом канате на высоте 120 футов (37 метров). Блонден носил на себе человека, брал стол и стул, устанавливал их на канате и завтракал там… Из Эрмитажа летали шары то с домом, где воздухоплаватель изображал трубочиста, то с живой очень маленькой лошадкой, то с живым, тоже небольшим, медведем…»
Сад переходил от владельца к владельцу. Он был открыт в 1824-м году, когда владелец сада Римский-Корсаков разрешил публике свободно там гулять. Потом сад снял француз Борегар и прозвал его Эрмитаж. Потом владельцем был Морель, который назвал сад Элизиумом (это при нем был канатоходец Блонден и Хулия Пастрана), а в 1880-м году сад снял антрепренер Лентовский, вернувший название Эрмитаж, и это был пик его славы. Сад реконструировали, включили электрические лампочки в ночное время, построили Скомороший круг с эстрадами для дрессировщиков, фокусников, магов… Но главной достопримечательностью был театр «Антей», спроектированный великим архитектором Фёдором Шехтелем. Он был приспособлен специально для феерических представлений. Сохранилось такое описание: «Снаружи это очень изящное здание в греко-помпеевском стиле, внутри — громадная зрительная зала, второй ярус которой отдан под ресторан: здесь в ложах, во время самого действия, можно получать кушанья, чай, вино и так далее. Входные коридоры убраны ноздреватою массою и ползучими растениями и освещаются алыми и голубыми лампочками. Некоторые из отдельных кабинетов ресторана снабжены балкончиками, выходящими на пристань пруда. Освещается театр «Антей» газом и электрическими фонарями».
В общем, это был такой развлекательный молл 19-го столетия, и по нему достойным образом проходится не кто иной, как Антон Павлович Чехов: «Минимальная плата за вход в сад, с правом попотеть в театре, рубль с четвертаком. Деньги немалые, но зато вы увидите и услышите многое. Во-первых, вы увидите оперетку. Во-вторых, увидите дамские шляпы a la brigand*, заслоняющие собой все эрмитажные солнца. Шляпы эти непрозрачны, и зритель видит, что называется, кукиш с маслом: ни сцены, ни театра, ни публики… Вы услышите русский хор, тянущий несколько лет подряд одну и ту же русскую канитель. Вы увидите гимнастов, ужасно толстого швейцара, фейерверк (раз в неделю) и, на закуску, самого г. Лентовского с его палкой, цыганско-тирольским костюмом и волосатым декольте, напоминающим Навуходоносора в образе зверином. Если же вам и этого мало на рубль с четвертаком, то вам предоставлено и еще одно удовольствие: поплясать от радости, что вы не дама и что вам не нужно поэтому заглядывать в женскую уборную. Я, не имея чести быть дамой, ни разу не был в уборной, но многое рассказывали про нее супруги и дочери. Там, в уборной, свой буфф. Описывать этот буфф значит дать возможность любителям клубнички лишний раз облизнуться. Действующие лица — рижские и гамбургские гражданки. Они не выходят из уборной ни на минуту. Ни на минуту не умолкают цинические остроты, площадная ругань, жалобы на неудачи с «этими мушшчинами» и проч… Это для дам! Сегодня же не позволю своей супруге ходить в «Эрмитаж»!»
Лентовский разорился через 14 лет, в 1894-м году – видимо, обслуживание театральных представлений стоило больше, чем приносил сад. Его территорию разделили на участки и продали под застройку, а пруды засыпали.
Простонародные гулянья были менее требовательны и более суровы, чем гуляния в садах. Когда районы вокруг Марьиной Рощи заняли сады с приличной публикой, простонародные гулянья перетекли на другие окраины: Новинский бульвар и Сокольники.
В день праздника простой крестьянин и горожанин надевал свои самые чистые вещи и шел отрываться. Для простого человека отрыв номер один это сразу выпить, сходить «под колокол». Колоколами назывались высокие шатры, прикрывавшие от ветра и дождя продажу алкоголя – стояли деревянные чаны с пивом, вином, медом, сбитнем и так далее. Ну а потом можно на что-нибудь и поглазеть.
Прежде всего, в тех же Сокольниках был сад «Эсперанца» со входом от 8 до 15 копеек. Программа там, сообщает Бокова, была следующая: «1. Канатоходец Егорка Шелапут будет ходить по канату с горячим самоваром на голове без баланца; 2. Плясун русских плясок Федя Удалой; 3. Григорий Колчан — бас из Павловского Посаду; 4. Шпагоглотатель и фокусник Ариготти, ест горящую паклю и запивает смолой; 5. Ондрюшка и Митродора споют деревенские песни с пляской, Чакрыгин на тальянке будет подыгрывать; 6. „Апельсины, лимоны хороши“ споет Лазарев, дискант от Мартынова; 7. На балалайке сыграет Феоктистов; 8. Хор из 18 человек „Русское раздолье“ будет петь и плясать».
Наконец, уже безо всяких садов просто в местах гуляний ставились балаганы, и начиналась гульба. В Сокольниках таким местом было Ширяево поле – наверное, единственное место в Москве, названное по собственному имени птицы. На этом поле во время соколиной охоты разбился оземь промахнувшийся по дичи сокол Ширяй, любимая ловчая птица царя Алексея Михайловича. А теперь здесь было широченное гулянье, прежде всего на 1 мая. Когда в Москве поселились немцы, они стали на Первомай справлять здесь свой национальный праздник весеннего дерева. Постепенно московской традицией стало первомайское гулянье в Сокольниках.
Официально это гулянье завел генерал-губернатор Дмитрий Голицын. На Ширяевом поле, недалеко от Егерского пруда, ставили шатер, куда прибывал губернатор и угощал избранную публику под музыку. Почетные гости затем рассаживались по экипажам и начинали кататься вокруг площади гулянья, на которой веселился народ. При этом все глазели друг на друга. Представляете себе, в те эпохи нормально воспринимался тот факт, что вокруг мест народных гуляний устраивались специальные дорожки, по которым в каретах медленно каталась по большому кругу так называемая приличная публика. А в некоторых местах строились и мостки для моциона, где можно было прогуливаться и забавляться, так сказать, дикими сценами из жизни пейзан. А по сути, смотреть на тех же акробатов и фокусников и слушать раёшников издалека. Ну а сами пейзане тоже не упускали случая поглазеть на первых лиц города. Собиралось до трех тысяч экипажей! В определенный момент дворяне разъезжались, а простонародье догуливало с удвоенной силой.
Как пишет Богатырев, «эти гулянья проходили среди пыли, столбом стоявшей в воздухе, среди гама подгулявшего народа, и люди уходили оттуда ошалевшие от вина, толкотни, крика».
Перед театральными балаганами орали балаганные деды, зазывавшие публику речевками (где-то мы это уже видели – в Торговых рядах). Отовсюду неслись также читки раёшников. Про этот феномен следует рассказать отдельно, это одно из главных простонародных развлечений.
Раёк – так назывался деревянный ящик с двумя увеличительными стеклами с передней стороны.
Ящик стоял на тумбочке или даже на колесах. Одновременно внутрь могли глядеть двое, каждый через одно стекло. А внутри был устроен простейший экран – перематывается с одного валика на другой полоса бумаги с изображениями. В особо модных райках изображения могли еще подсвечиваться изнутри – источником света была свеча в задней части райка, а меняя цветные стекла, можно было делать подсветку синей или красной. Почему раёк? Наверное, потому, что первые такие устройства содержали картинки на религиозные темы, дескать, хочешь, рай покажу. Но само устройство это только половина развлечения; то, что нарисовано на бумаге, нужно было, конечно, комментировать, и вот тут в дело вступал раёшник. Его вид был схож с балаганным дедом: кафтан с ярким поясом и тесьмой по краям, с эполетами из цветных тряпок, шапка, также украшенная яркими тряпками, к подбородку привязана льняная борода.
Раёшником сейчас уже называется не обслуживающий раёк мужик, теперь это название стихотворного размера, точнее, совмещения нескольких разных размеров. Таким стихом говорили раёшники. Вот я думаю, а почему у нас народ так любит рэп и хип-хоп? А не на этой ли культуре выросли поколения наших далеких предков?
«Посмотрите, поглядите, вот большой город Париж, в него въедешь – угоришь, большая в нем колонна, куда поставили Наполиона, французы гуляют, в носу ковыряют; Тррр! Другая штучка! Поглядите, посмотрите, вот сидит турецкий султан Селим, и возлюбленный сын его с ним, оба в трубки кур`ят и промеж собой говорят. Вот город Амстердам, там гуляет много дам, в юбках и тряпках, в шляпках, в цветных покладках, пукли фальшивы, головы плешивы».
В общем, это был туповатый, но непрерывный фристайл, назойливо звучавший отовсюду. Наперебой с шарманками, визгом катающихся на качелях, песнями нищих, цыганским оркестром… Что было делать публике, которая не хотела ни в сад, ни на такие гулянья, то есть дворянам-снобам? Отправляться на катание на круг, то есть на специально организованную круговую дорожку или маршрут для катания в экипажах. В центре круга была беседка для оркестра, иногда площадка для танцев.
Такие места в Москве были в тех же Сокольниках, где круг был сделан в стороне от Ширяева поля, вдали от массовых гуляний, на Новинском бульваре, где в 19-м веке было чистое поле, и иногда маршруты гуляний захватывали соседние с ним улицы.
С утра на кругу были кареты с детьми в сопровождении гувернанток, часам к двум съезжалось высокое общество. Они в каретах ездили по кругу или прогуливались по упоминавшимся дорожкам и мосткам, типа тех, что организовывали вокруг мест народных гуляний. Дворянские гуляния проходили более-менее весь год по выходным, зимой из карет пересаживались в санные экипажи. После четырех часов наступал черед купцов, которые затмевали дворян шиком и безвкусицей своих гигантских экипажей – понятное дело, у кого больше, тот и крутой, что до сих пор важно на наших дорогах. Катались купцы со смертельно серьезными лицами – иначе не уровень.
Надо всем этим потешалась и угорала дворянская молодежь мужского пола, которой этикет позволял являться на такие катания даже без лошади и экипажа и весь день отвисать там, встречая знакомых, гуляя возле карет хорошеньких дворянок, держась за дверцу и ведя small talk. А потом можно было нанять лихача и рвануть с друзьями к цыганам, в сторону Петровского парка.
Для московских дворян это место называлось просто – парк. Это место было осенено присутствием Петровского путевого дворца, что как бы гарантировало его благородный уровень. Здесь никогда не было простонародных гуляний по одной причине – власти запрещали выставлять в парке колокола и балаганы, и любую продажу дешевого съестного и напитков. Здесь было много ресторанов в отдельных особняках, но выпить в них могли только дворяне. Простой народ шел веселиться налево от шоссе, на Ходынское поле, и дворяне по дороге в Петровский парк могли любоваться на упившихся пейзан, торчащих из придорожных канав. В Парке же все было чинно. Открыли его специально как место дворянских гуляний в 1834-м году, предварительно благоустроив круг и проложив три аллеи. В парке стоял летний театр со стилизованным греческим портиком и концертный «воксал», в домиках были устроены комнаты для карточных игр, бильярдные, читальни, стояло несколько роялей…
Но главным развлечением было гуляние и катание по кругу, непременным атрибутом которых была, говорят, невыносимая пылища, мешавшая дышать и разговаривать, поэтому в Парке публика собиралась попозже, ближе к вечеру. Как мы уже понимаем, все эти катания и прогулки дворянам были нужны не для развлечения – развлекаться они могли в вовсе не пыльных местах. Этими гуляниями поддерживалось единство дворянской корпорации, а еще гуляния были местом, где можно было завести знакомства – хоть по делам бизнеса, хоть по делам сердечным.
В определенный сезон дворяне, владевшие дачами в Петровском парке или около, устраивали сезон открытых дверей, когда любой благородный человек мог зайти в усадебный сад, выпить чаю на открытом воздухе и поболтать с хозяевами. К концу 19-го века, вместе с общим обмирщением нравов, парк приобрел репутацию злачного места – многие рестораны начали нелегально предоставлять услуги дам полусвета, а на тех самых пасторальных дворянских дачах и виллах вообще творилось невесть что. Николай Рябушинский, наследник крупной старообрядческой династии, был отлучен братьями от дел торгового дома, потому что был фриком: тусовался с поэтами и художниками, тратил деньги на журнальчики типа Золотого руна, главного издания символистов, и мазню вроде картин какого-то Матисса. В 1907 Рябушинский заказал в Петровском парке постройку виллы «Черный лебедь», за классическим фасадом которой скрывались уникальные интерьеры в стиле арт-нуво. На всю Москву были знамениты шикарные театрализованные приемы на вилле Рябушинского, которые заканчивались оргиями, короче, полный декаданс! Рябушинский вскоре разорился, и уехал во Францию, перед этим проиграв виллу в карты. Ныне интерьеры виллы полностью утрачены, но не только из-за большевиков – в 1912-м на вилле был пожар, а после проигрыша она перешла к другому владельцу, который поменял ее убранство, ведь у виллы была репутация гнезда разврата.
Вилла «Черный лебедь» и сейчас стоит в Петровском парке – Нарышкинская аллея, дом 5. Сохранилось здание шикарного ресторана «Эльдорадо» – Красноармейская дом 1, и ресторан «Мавритания» на Петровско-Разумовской улице, 12. На все это еще можно посмотреть и попытаться представить себе уровень дворянской гульбы того времени. Но это уже будет тема какого-то будущего подкаста.
