Начну рассказ о том, как я увлекся феноменом батиных историй, издалека. То есть с конца. Я довольно много баловался с нейросетями (пытался штамповать нейросетевые принты и даже написать пару детских книжек). Однако самым забавным опытом оказался чистый поток креатива, на который я потратил несколько вечеров, и оно того явно стоило. Имя ему — «Типичные батины байки»…
Начиная генерировать эту серию забавных картинок, я не держал в голове каких-то далекоидущих планов, я просто игрался с нейросетками и не был уверен, стоит ли вообще выкладывать на всеобщее обозрение такое творчество. Ну да, я провёл тестовые показы среди друзей и родни, получил несколько очень убедительных «ахахах» и «о, вот это прям в тему!», и на этом затея заглохла на несколько месяцев.
Однажды перед сном меня внезапно осенило: а что, если провести небольшое исследование и отыскать корни, из которых берут начало эти уморительные, гипертрофированные, совершенно не поддающиеся трезвой оценке батины байки, а также их предтечи — дедовы басни? Уже на следующий день я открыл гугл с твёрдым намерением докопаться до истины.
Если вы хотите узнать, при чём тут барон Мюнхгаузен, монологи Михаила Евдокимова, «Северные сказки» Степана Писахова и кое-что из творчества Джека Лондона — заваривайте чаёк, мы отправляемся в увлекательное путешествие, о котором вы не просили.
БАТИНЫ БАЙКИ: ИСТОКИ
Не нужно иметь учёных степеней, чтобы понимать: столь богатый пласт фольклора, как батины байки, безусловно, существовал от начала времен. Как только хомо сапиенс научился звуками и жестами рассказывать соплеменникам более-менее связные истории, в уши подрастающего поколения щедрым потоком полились те самые истории, которыми принято замещать тяжёлый труд ворочания мешков.
В литературных кругах считается, что самые популярные сюжеты и мифы были придуманы в незапамятные времена, с тех пор меняются только декорации и герои, обрастая деталями той или иной эпохи. Количество этих базовых сюжетов разнится от четырёх до тридцати с лишним, но сути это не меняет: мы можем уверенно сделать вывод, что простор для фантазии был и у пещерных бать, и у средневековых. Современным батям остается лишь наследовать творческое изобилие прошлого и развивать его.
— Знаете, что я решил предпринять? — произнес он свирепым голосом. — Я возвращусь обратно в Штаты. Я женюсь. У меня будет большая семья, много-много детей. Как-нибудь вечером я соберу детей и расскажу им, какие страдания перенес их отец на Чилкутской дороге. И если они не зарыдают, — повторяю, если они не зарыдают, я возьму палку и вышибу из них дух!
Такой фрагмент можно найти в сборнике рассказов Джека Лондона о Кристофере Беллью — изнеженном благами цивилизации молодом человеке, который прожигает свою жизнь в богемных кругах Сан-Франциско, пока его однажды не берёт «на слабо» дядя, предложив отправиться с ним на Клондайк в поисках золотых приисков. Полное опасностей и лишений приключение постепенно меняет Кристофера, закаляя его характер и силу воли. И вот уже весь суровый Север знает его под именем Смок Беллью.
Из фрагмента выше можно сделать вывод, что у многих умудрённых опытом и жизненными невзгодами папаш присутствует непреодолимая тяга делиться своими историями с молодняком, но мотивы и подача могут быть разными. Смок Беллью, очевидно, мог бы и вовсе не приукрашивать рассказы о своих приключениях, потому что их — ярких и невероятных, страшных и трагичных — было достаточно для того, чтобы детишки слушали его с раскрытыми ртами и глазами-плошками.
Но как быть обычному мужику, обделённому славой и подвигами, но отчаянно ищущему аудиторию для своих многочисленных баек? Путь такого бати к признанию может быть тернистым и непредсказуемым: для кого-то не будет зазорным немного привирать для красного словца, другие включают свою богатую фантазию на полную катушку и вписывают себя в историю народного фольклора, а прочие бессовестно наваливают дымящуюся кучу басен с редкими прожилками правды, обеспечивая наивных отроков бесконечным запасом лапши. В моем разборе присутствуют бати и байки самых разных сортов и мастей.
БАРОН-ЛЖЕЦ
Барон Мюнхгаузен — поистине хрестоматийный пример человека, который настолько умело увлекал своими байками любую аудиторию от мала до велика, вне зависимости от сословия, что стал легендой ещё при жизни.
Родившись в семье потомственных немецких вояк в 1720-м году, Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен решил пойти по стопам своих предков и уже в 14 лет поступил на службу к герцогу Фердинанду Альбрехту II, а к своему совершеннолетию оказался при дворе в Российской Империи. Отслужив в разных чинах 12 лет, он вернулся на родину — в фамильный дом в Боденвердере. Два года спустя барон подал прошение об отставке, и с этого момента начинается его нежданный и негаданный путь к славе.
С 1752-го года и до самой своей смерти Мюнхгаузен оставался в родном городе и общался преимущественно с ближайшими соседями, частенько устраивая у себя в поместье званые ужины. Когда долгие трапезы за длинным столом, ломящимся от изысканных блюд и дорогих напитков, подходили к концу, гости переходили в охотничий павильон, увешанный головами диких зверей и известный как «павильон лжи». Именно здесь, в густой завесе табачного дыма, рождались невероятные истории о подвигах барона на охоте и его приключениях в России: как он летал над полем боя на пушечном ядре, однажды застрял по пояс в болоте и вытащил сам себя за волосы, а в иной раз подстрелил луну из пушки, забрался в желудок к киту, катался верхом на крокодиле, своими глазами видел как на голове оленя выросло вишневое дерево и как разрезанный пополам конь пил воду в Очаково…
Один из свидетелей повествовательного гения Мюнхгаузена однажды поделился впечатлениями о его рассказах:
«Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Он жестикулировал всё выразительнее, крутил на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его всё более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии».
Само собой, эти увлекательные истории, рассказанные бароном с исключительным вдохновением и эмоциональной подачей, сарафанным радио начали расходиться за пределами поместья и вскоре попали в печать. Правда, у самого Мюнхгаузена разрешения никто не спросил.
В 1781-м году в Берлине увидел свет «Путеводитель для веселых людей», рассказы которого были опубликованы от имени вполне узнаваемого «М-н-х-з-на». Разумеется, пожилой барон сразу узнал себя в этих произведениях и закатил скандал, крича на каждом углу, что некие университетские профессора Бюргер и Лихтенберг опозорили его на всю Европу. Тем не менее, успеху изданной книжки конфликт не помешал.
В 1786-м году второй «удар в спину» барону нанёс другой его соотечественник — историк и писатель Рудольф Эрих Распе. Он издал книгу на английском языке «Рассказы барона Мюнхгаузена о его чудесных путешествиях и кампаниях в России», окончательно и бесповоротно вписав барона в историю художественной литературы.
Обе книги довольно быстро обрели широкую популярность, а в Боденвердер стали стекаться зеваки, желающие лично увидеть героя невероятных историй и пообщаться с «бароном-лжецом». Это обидное прозвище прилепилось к нему навсегда. В середине двадцатого века Мюнхгаузена «добили» посмертно, назвав в его честь синдром, при котором пациенты склонны выдумывать или искусственно вызывать у себя болезненные симптомы.
История жизни барона Мюнхгаузена — уникальный случай, когда батины байки совершенно вышли из под контроля и зажили своей собственной жизнью, нанеся непоправимый урон чести и достоинству самого бати.
СЕВЕРНЫЕ СКАЗКИ
Бахарь — даже по звучанию это древнерусское слово отлично подходит всем батям, которые горазды на изысканную выдумку. Давным-давно на Руси так звали рассказчиков, сказывателей басен, историй и сказок. Так вот, одним из лучших бахарей Архангельска в первой половине XX-го века заслуженно считался Степан Григориевич Писахов — художник-живописец и редкостный (в хорошем смысле этого слова) сказочник.
История жизни Степана Григорьевича полна невзгод и лишений человека из интеллигенции, на чей век выпало пережить в молодости Первую мировую войну и революцию 1917-го года, а ближе к старости — Великую Отечественную. С ранних лет он увлекался живописью, а став постарше, принялся упорно учиться и много рисовать, пройдя через училища и частные студии известных художников, перенимая опыт у итальянских и французских мастеров кисти и холста и, в конце концов, организуя собственные выставки картин. Главной музой Писахова всегда оставался Русский Север. В него он влюбился с первого же визита на Новую Землю и пронёс эту любовь через всю свою жизнь.
Разменяв четвёртый десяток, Степан Григорьевич решил сменить кисть на перо, много писал и активно продвигал свои сказки в газеты, журналы и сборники. Дело шло со скрипом, и лишь десять лет спустя ему удалось закрепиться в журнале «30 дней», который за последующие четыре года опубликовал тридцать сказок Писахова.
Но рядовые батины байки были совсем не по статусу этой легенде народного фольклора — он достиг 80-го левела дедовых басен. Вероятно, по этой причине главным рассказчиком в его историях выступает дед-помор Сеня Малина из деревни Уйма; по словам самого Писахова — реально существовавший крестьянин Семён Михайлович Кривоногов, который с первой же встречи покорил писателя своими историями о том, как он с дедом «на корабле через Карпаты ездил» и как «собака Розка волков ловила».
Сеня Малина — это, по сути, аналог толкинского Тома Бомбадила; персонаж, над которым не властно ни время, ни мирские проблемы — вечный как Вселенная, всемогущий как древнее божество. Магия деда-помора настолько продвинутая, что он способен наштамповать армию своих двойников, чтобы быстрее справиться с тяжёлой работой, может по щелчку пальцев становиться великаном или лилипутом, раскачать море, связать хвостами волков, править косяком рыб, оседлать тучу или скатиться по радуге прямо в свою избу.
Если вывести топ-10 фантасмагорических нетленок, которые родились в чертогах разума Писахова, то получится следующий список занимательных (и совершенно правдивых) фактов о Русском Севере:
- Главным транспортом крестьян на реке Двине являются «льдины вечные», которые можно продать, выручив хорошие деньги.
- Белые медведи молоком торгуют, а их медвежата — семечками и папиросами. Пингвины выступают как бродячие музыканты — с шарманкой и с бубнами.
- Северное сияние местные жители дёргают с неба, собирая в пучки и сушат, чтобы зимой использовать в качестве альтернативного источника энергии.
- Зимой в Архангельске темпертура падает до -300, а иногда и до -500 градусов по Цельсию.
- По осени случается Звёздный дождь. Его смекалистые крестьяне собирают в бочки и настаивают на нём пиво, которое продлевает жизнь до 200 лет.
- Девки песни поют, замораживают их, по «термояшшикам» раскладывают и пароходом в заморские страны отправляют.
- Мужики веревками тучи арканят и на них добираются куда надо.
- Рыбаки и мореходы ветра со «второго неба» набирают про запас, в бане складывают, а как в море выходить надо — достают и к судну прилаживают, чтобы быстрее плыть.
- Однажды дед Малина вышел в океан на лодке и налетел на косяк трески. Косяк был длинный — километров пятьсот. Сеня не растерялся и прямо на рыбном косяке построил себе избу, а из этой же трески наварил себе ухи.
- Как-то было дело: на свадьбу в город все дома, бани и избы деревни Уймы встали и ушли.
Но просто придумывать и издавать небылицы Писахову оказалось мало: он настолько вжился в роль сказочника, что уже к 45-ти годам из яркого, эрудированного интеллигента, всегда гладко выбритого и одетого с иголочки, он превратился в старца-сказителя: отрастил длинную бороду, стал выходить в свет в потрёпанной одежде и старомодной шляпе, активно использовал простонародный язык. Этот образ чудаковатого и озорного старика настолько въелся в память всем его друзьям-соотечественникам, что только таким его и помнили до конца дней.
«Я привык быть под „стеклянным колпаком“. Это удобно: в гололедицу поддерживают, в трамвай подсаживают. На вопрос, который год, — говорю: в субботу будет 500!», — С. Г. Писахов.
БАЛАГУР
Если вы успели застать в своей юности суровые 90-е, то знаете не понаслышке, каким был юмор тех времен. От бьющего в самое сердечко сатирой на российскую действительность «Городка», безбашенных видеокомиксов «Каламбур» (с тем самым мемом про самолёт «Бройлер-747», который терпит крушение над водами Атлантического океана в течение 325-ти серий) и немой комедии «Маски-шоу» до культовой телепрограммы «Сам себе режиссёр» и юмористического сериала «Осторожно, модерн!». А ещё были «КВН», «Смехопанорама», «Аншлаг» и целая армия артистов разговорного жанра (стендап-комиков, если по-современному).
Именно из той эпохи к нам был ниспослан ещё один очень яркий батя — Михаил Сергеевич Евдокимов, выходец из Новокузнецка, юморист, пародист, актёр, певец, телеведущий, политик и просто крутой мужик с самобытной манерой травить поистине уморительные байки. На досуге я ответственно пересмотрел львиную долю его монологов и скажу вам честно: там есть с чего искренне поугорать даже сегодня, в эпоху «юмора без купюр» Данилы Поперечного, Сергея Орлова и Славы Комиссаренко.
В монологах Михаила Сергеевича можно отметить двух ключевых персонажей: деда, который рассказывает самые отвязные деревенские истории и соседа Лёху (он же Лёха-врун), чьё воображение обильным потоком бреда изливается на всех окружающих.
Одним из ярких примеров творчества Евдокимова, несомненно, является номер под названием «Балагур» — это, прям, квинтэссенция батиных баек:
«Я мамонта как тебя видал… настоящего, с рогами. Почему на голове — в роту́. Бивни, ну! В три ряда, Миша — все коренные… В нашей юности они такими кучами рыскали — хрен сосчиташ… Бывало, на охоте два раза дубиной кааак хряснешь ему между глаз. Он на дороге упадёт, этот мамонт, лежит, щупальца́ми только бьёт, пыль поднимает, машины его объезжают… Потом только сиди, да пельмени с него лепи. Здоровые пельмени получались — по семь кило каждый!»
Ещё один прекрасный образчик дедовых басен — монолог «Посиделки с дедом», который, по словам самого Евдокимова, был навеян реальными случаями, когда его дед, изрядно поднабравшись, доходил до нужной кондиции и на всю катушку раскрывал талант прирождённого рассказчика. Таких монологов, в которых дед рассказывает внуку Мише очередную байку о своих невероятных приключениях, в коллекции артиста наберётся не меньше десятка.
Примечательно, что для монологов про охоту идеи Михаилу Сергеевичу подкидывал другой известный на постсоветских просторах сатирик-фантазёр Анатолий Трушкин:
«Однажды я был в деревне. Подошел местный мужик. «Работаешь?», — спрашивает. Отвечаю: «Отдыхаю». Тот сразу за поллитрой и давай мне про охоту небылицы сочинять. Я обо всем этом Мише рассказал. А он мне через какое-то время говорит: «Спасибо за монолог».
Как и в случае с Писаховым, смешные, но жизненные, близкие простому народу байки Евдокимова прославили их создателя и увековечили память о нём, выйдя за рамки рядового юмористического монолога. Такие истории не зазорно и даже нужно передавать из уст в уста, от одного поколения другому — как образец искуснейшего батиного фольклора.
***
Продолжать список баек, прочно вписавшихся в фольклор разных стран и эпох, можно бесконечно: это и роман о французских великанах «Гаргантюа и Пантагрюэль», и невероятные истории об американском гиганте-лесорубе Поле Баньяне, и легенды о фантастических тварях, вроде рогатого зайца, конька-горбунка, мохнатой форели, а также драконов всех сортов и национальностей. Но одно нам ясно наверняка: пока есть на свете бати и деды, чей острый, изобретательный ум способен увлечь в свой выдуманный мир слушателей понаивнее, недостатка в байках, баснях, небылицах и сказках в обозримом будущем не предвидится.