Сегодня в глазах большинства Лев Бронштейн (Троцкий) — расплывчатая фигура, непонятный артефакт смутного времени. Тут сложно обвинять массового читателя/зрителя: Троцкий, в зависимости от того, кто о нем говорит — обожатели или скептики — превращается то в невинно убиенного ангела революции, символа сталинского предательства, то в этакого черта в пенсне, еврейского кровопийцу, вырезавшего миллионы русских людей.
В бывшем СССР в этот коктейль добавляются шутки и анекдоты разной степени веселого идиотизма («Известно, что Троцкий не прав. Он — Лев») и сериал 2017 года на «Первом», где страшно загримированный Константин Хабенский вместо Троцкого сыграл сексуально озабоченного Дарта Вейдера. Для создания хоть какого-то образа всей этой развеселой хрени явно недостаточно.
Ситуация печальная, потому что Троцкий очень важен для истории XX века, и в формирование советского проекта вложился неслабо. Сначала как активный деятель — один из архитекторов Октябрьской революции, первый после Ленина, а то и равный ему большевик. Создатель Красной Армии, без которого, возможно, итог Гражданской войны был бы совсем другим. Затем, после проигрыша во внутрипартийной борьбе, Троцкий резко превратился в фигуру отрицания и умолчания, Сатану в сталинской мифологии — на противостоянии ему строилась вся пропаганда 1930-х.
Но даже после того, как советский агент Рамон Меркадер расколол череп беглого революционера ледорубом, Троцкий остался под запретом, Тем-кого-нельзя-называть — его и реабилитировали-то только в 1990-х, после распада СССР. Слишком уж опасная фигура, образ Альтернативной Реальности, «коммунизма не по-советски», загадочный и неуловимый.
Кем был Троцкий? Почему он вознесся так высоко, а потом так бесславно пал? Была ли альтернатива сталинизму в СССР? Все это интересные вопросы, однозначных ответов на которые нет. Но чтобы начать разбираться в Троцком хоть немного, а заодно получить прекрасное представление о его стиле и отношении к жизни, нет лучше способа, чем прочесть его автобиографию «Моя жизнь». Плюс это а) документ безумной эпохи, смешавшей кучу войн, интриг и революций и б) просто отличная литература.
«Мою жизнь» Троцкий писал уже в изгнании, когда его, бывшего наркома, согнали со всех постов, исключили из партии и сначала отправили в ссылку в Алма-Ату, а потом и вовсе выдворили из СССР. «Возможность появления книги в свет создана паузой в активной политической деятельности автора», — иронически отмечал Троцкий в предисловии. Возможно, оно и к лучшему: еще непонятно, что бы успел Троцкий натворить, останься он в Советском Союзе, а так мир узнал его еще и как талантливого писателя.
Что есть в этой книге? Чувство стиля (писал Троцкий вдохновенно и ярко), главные звезды революционного времени в качестве действующих персонажей, рассуждения о судьбах России вполне в духе классиков русской литературы — если бы они были марксистами — и на удивление неплохой юмор. Троцкий умел находить в жизни смешное — возможно, поэтому и был обречен на смерть в каменно-серьезном сталинском СССР.
Так, например, автор вспоминает первый день учебы в реальном училище, когда будущего революционера смачно оплевал пролетарий:
«Я шел в школу в новом с иголочки форменном костюме, в новой фуражке с желтым кантом и с замечательным металлическим гербом… Я восторженно нес весь этот груз великолепия по длинной Успенской улице, радуясь, что путь до школы неблизок. Мне казалось, что все прохожие глядят с изумлением, а некоторые, может быть, и с завистью на мое замечательное снаряжение.
Доверчиво и с интересом я оглядывал все встречные лица. Но совершенно неожиданно высокий худой мальчик лет тринадцати, видимо, из мастерской, остановился … в двух шагах, откинул назад голову, шумно отхаркнулся, обильно плюнул мне на плечо новенькой блузы, посмотрел на меня с презрением и, не сказав ни слова, прошел мимо. Что толкнуло его на такой поступок? Теперь мне это ясно. Обездоленный мальчишка в изорванной рубашке и в опорках на босую ногу, который должен выполнять грязные поручения хозяев, в то время как сынки их щеголяют в гимназических нарядах, выместил на мне свое чувство социального протеста. Но тогда мне было не до обобщений».
Временами книга читается как захватывающий приключенческий роман. Так Троцкий описывает ссылку в Сибирь:
«В селе было около сотни изб. Мы поселились в крайней. Кругом лес, внизу река. Дальше к северу по Лене лежат золотые прииски. Отблеск золота играл на всей Лене. Усть-Кут знал раньше лучшие времена — с неистовым разгулом, грабежом и разбоем. Но в наше время село затихло. Пьянство, впрочем, осталось. Хозяин и хозяйка нашей избы пили непробудно.
Жизнь темная, глухая, в далекой дали от мира. Тараканы наполняли ночью тревожным шорохом избу, ползали по столу, по кровати, по лицу. Приходилось время от времени выселяться на день два и открывать настежь двери на 30-градусный мороз. Летом мучила мошкара. Она заедала насмерть корову, заблудившуюся в лесу. Крестьяне носили на лицах сетки из конского волоса, смазанного дегтем. Весною и осенью село утопало в грязи. (…) Я изучал Маркса, сгоняя тараканов с его страниц».
Марксизма в книге, кстати, не очень много — в этом труде Троцкий, сжалившись над массовым читателем, описывает свои воззрения на классовую борьбу мельком, оставив теоретические изыскания для других трудов.
Парадоксальным образом идеология Троцкого — вообще не самое главное в этой книге, хотя все, что делает автор, он же главный герой — это агитирует рабочих, издает газеты, ругается с другими социалистами, садится в тюрьмы и из тюрем бежит, безостановочно перемещаясь по планете, а потом пишет декреты, снова агитирует, разъезжает на спецбронепоезде, воюет, приказывает, управляет… Для того, чтобы получить удовольствие от «Моей жизни», быть леваком совсем необязательно. Примерно так же, как необязательно быть оторванным битником вроде Джека Керуака, чтобы полюбить роман «В дороге» — за этими неугомонными типами просто интересно следить. Сидя на диване.
Чего нет в этой книге? Объективности. И это нужно помнить на каждой странице — иначе легко попасть под каток авторского обаяния и побежать записываться в один из троцкистских интернационалов. Недаром в русском языке сохранилось выражение «****** (врет), как Троцкий»…
Как и почти любая автобиография, труд Троцкого в некотором роде представляет собой упражнение на тему «я д’Артаньян, все пидорасы». В общем, неудивительно: Лев Давидович еще в Алма-Ате начал свой крестовый поход против сталинизма, настолько ярый, что в итоге Иосиф Виссарионович его все-таки зацепит ледорубом.
Сталину в книге достается крепко: он и предатель дела революции, и «самая выдающаяся посредственность нашей партии» (крылатая фраза, запущенная именно Троцким), и, конечно, узурпатор ленинского наследия. Соответственно, себя Троцкий представляет как истинного хранителя этого наследия, друга и товарища Ленина на все времена, правую руку и главного помощника. Местами этот идеальный bromance балансирует на грани эротического:
«Власть завоевана, по крайней мере в Петрограде. Ленин еще не успел переменить свой воротник. На уставшем лице бодрствуют ленинские глаза. Он смотрит на меня дружественно, мягко, с угловатой застенчивостью, выражая внутреннюю близость. «Знаете, — говорит он нерешительно, — сразу после преследований и подполья к власти… — он ищет выражения, — es schwindelt», — переходит он неожиданно на немецкий язык и показывает рукой вокруг головы. Мы смотрим друг на друга и чуть смеемся».
Суровая реальность была несколько другой. Действительно, во время Октябрьской революции Ленин и Троцкий, два главных лидера большевиков, работали вместе и слаженно — но далеко не всегда все было так хорошо. Например, в 1911-1912 гг., когда большевики сидели в Европе изгнанниками и даже не мечтали о власти в России, поглощенные внутрипартийными склоками, Ленин (лидер большевиков) и Троцкий (какое-то время поддерживавший меньшевиков) собачились только так: Ленин в заметке назвал Троцкого «иудушкой», что потом с удовольствием подхватила сталинская пропаганда. Сам автор «Моей жизни» не вспоминает ни слова об этих склоках. Было бы ошибкой относиться к автобиографии Троцкого как к объективной хронике — для него книга была оружием в политической борьбе. На необъективность он и сам намекает в предисловии:
«Память не автоматический счетчик. Она меньше всего бескорыстна. Нередко она выталкивает из себя или отодвигает в темный угол такие эпизоды, какие невыгодны контролирующему ее жизненному инстинкту, чаще всего под углом зрения самолюбия».
Что в сухом остатке? Яркая, интересная книга о жизни важного человека, написанная от первого лица. Необъективна, но зажигает интерес к объекту исследования (и Троцкому лично, и революции в целом), и после нее вполне можно садиться за более серьезные и научные труды — было бы желание.
