Представьте ситуацию. Минус сорок мороза, но вы вспотели, как в бане, так как тащите за собой по снегу огромные сани. Промокшая на вас от пота одежда так замерзла, что превратилась в фанеру. В начале XX века Эпсли Черри-Гаррард несколько лет провел в Антарктике с группой ученых под началом полярника Роберта Скотта, и это далеко не худшее, что ему довелось пережить.
Черри-Гаррард был среди тех, кто обнаружил тело Скотта и еще троих полярников в палатке 12 ноября 1912 года. Это одна из самых трагичных страниц полярной истории — о ней мы уже писали дважды, включая историю о воссоздании этого путешествия в наше время. Группа Скотта проиграла «полярную гонку» Руалю Амундсену, придя к Южному полюсу на 33 дня позже скандинава — и погибла на обратном пути.
«Самое ужасное путешествие» — именно так называется книга Гаррарда — выдающийся труд о научной экспедиции «Терра Нова», центральным событием которой и был тот поход на Южный полюс. В нем Гаррард рассказывает о жизни в Антарктике и приводит множество дневников и писем своих напарников.
За пару лет до того, как обнаружить в палатке остывшее тело Скотта, Черри-Гаррард познакомился с ним на охоте — и стал напрашиваться в антарктическую экспедицию. Как ученый или моряк ценности он не представлял; потом станет понятно, что под задачи Скотта требовались супермены. Но Гаррард все же им стал, задонатив Скотту 1000 фунтов. Его приняли в состав как помощника зоолога, Эдварда Уилсона. В свои 24 Черри был самым младшим членом экспедиции.
В разговоре об экспедиции Скотта тяжело избежать сравнений с Амундсеном, и я постараюсь этого не делать. Но как злой гений всей этой истории он неминуемо в нее врывается.
Термин «полярная гонка» ввел полярник Роберт Пири, когда Кук покорил Северный полюс, тем самым поставив вопрос — кто покорит Южный. Но полярники — одни из суперзвезд того времени, не спешили с анонсами. У Роберта Скотта была масса научных планов помимо завоевания Южного полюса — хотя он и говорил, что первенство важно. Руаль Амундсен же усиленно делал вид, что никуда не собирается. А на самом деле уже в сентябре 1909 года переговорил с Куком, закупил собак и в обстановке строгой секретности готовил поход к Южному полюсу. Весной следующего года Скотт приехал в Норвегию, чтобы обсудить детали похода на Южный полюс: англичанин выражал надежду, что несмотря на «гонку», они будут работать вместе. Но Амундсен не отвечал на письма и явно избегал встречи. Норвежец не рассказывал о своих намерениях никому, кроме пары человек. Даже команда Амундсена узнала про все только сентябре 10-го, когда его корабль «Фрам» прибыл на ключевой перевалочный пункт — остров Мадейра. Еще через месяц пропланы Амундсена узнал и Скотт, когда получил телеграмму от его брата, Леона.
Гаррард рассказывает, что узнав о трюке норвежца, англичане поначалу думали посетить лагерь Амундсена и разобраться с ним по-мужски. Потом, правда, остыли. Тем не менее, решительное поведение Амундсена сообщало о намерении первым прийти к полюсу.
Часто принято сравнивать методы подготовки Скотта и Амундсена к походу — что кто взял, кто на чем пошел. Как покажут дальнейшие события, англичанин совершил немало просчетов, но одним из ключевых был способ передвижения в походе. Собачьи упряжки — выбор Амундсена — до сих пор считаются эффективным средством передвижения по снегу или льду. Другое дело — лошади. Скотт посчитал, что они будут средством не менее эффективным, и более выносливым. Поэтому на борт «Терра Новы» погрузили всего 33 собаки — и то, они занимали кучу места, так как их нужно было привязать на расстоянии друг от друга, чтобы не передрались — и 19 маньчжурских лошадей. За их приземистость Гаррард называет их пони — ну, в какой-то степени это были большие пони. Проблема также была в том, что лошадей подсунули Скотту не лучших. Его эксперт, Мирз, который покупал животных, разбирался в собаках, а не в лошадях. Об этом выборе Скотт и компания пожалеют еще не раз.
Дорога в Антарктиду и подготовка к походу
«На часах еще нет шести, а уже всех свистают наверх, потому что наше судно течет. Оно считается сухим, когда в льялах воды на 25 сантиметров, но перед откачкой там обычно более полуметра. Через час-полтора работы с помпами судно доходит до состояния сухого, с нас же, наоборот, течет в три ручья».
Не беспокойтесь, «Терра Нова» не тонет. Описана штатная ситуация — если не сказать, просто ежедневная зарядка для путешественников. Просто судно настолько прохудилось, что дает такую течь, и ничего с этим не поделаешь.
Несмотря на это, у всех отличное настроение. Ученые уже приступили к океанологическим исследованиям, зоологи — вместе с Гаррардом — наблюдают за животными. Еще до первой высадки в Антарктиде ученые встречают пингвинов адели и их главного врага — морского леопарда.
«В желудке одного морского леопарда Левик обнаружил 18 пингвинов»
По пути Гаррард также описывает и шельфовый ледник Росса — и это одно из первых свидетельств отступления крупных ледников, которое началось в начале XIX века: «В настоящее время открытое море бьется о его стену на 60 километров, если не больше — южнее, чем это было во времена Росса».
Высадившись в районе мыса Эванс, команда Скотта построила там дом и начала подготовку к походу. Приключения поджидали на каждом шагу. Изучая местность, пытаясь управиться с животными и моторными санями (еще одна идея Скотта — кроме обычных саней нужно было обязательно взять с собой моторные), полярникам довелось балансировать с лошадьми на льдинах (местами это были настоящие прыжковые паззлы), проваливаться с головой в ледяную воду и даже бегать от касаток.
За следующий год были обустроены склады на пути к Южному полюсу, которые можно будет использовать в походе и на обратном пути. Нельзя сказать, что Скотт был настроен оптимистично.
«Конец полюсу», — сказал мне Скотт, втаскивая нас на Барьер с расколовшегося морского льда: из 8 пони, с которыми мы начинали поход по устройству складов, шестеро погибли; пони плохо переносили походы вглубь Барьера — они с каждым днем теряли силы и вес. Собаки каждый день возвращаются из кратковременных вылазок настолько изможденными, что, казалось, они на грани гибели — все эти безрадостные факты не помогали планировать путешествие на 2900 километров»
Но до Южного полюса Гаррарду и еще двум полярникам из группы Скотта предстоит еще одно путешествие. Собственно, именно его Гаррад и назовет “самым ужасным”.
За яйцами пингвинов в минус 50
Как уже говорилось, помимо похода на полюс у Скотта и его команды были и другие дела в Антарктиде — в отличие от Амундсена, который плыл туда только с одной целью. Так, в июле 1911 года Черри-Гаррард, Генри Бауэрс и доктор Эдвард Уилсон отправились на мыс Крозье, чтобы найти там лежбище императорских пингвинов и раздобыть их яйца для научных исследований.
Это была неплохая разминка перед главным походом. Троице предстояло пройти более ста километров, таща за собой огромные сани — по 127 килограмм на человека.
«Температура воздуха — минус -44, а я по глупости снимаю рукавицы, чтобы на веревках подтянуть сани. Пальцы мои, пальцы!.. Окончательно они отошли только в палатке, за ужином, а через несколько часов на каждом появилось по два-три волдыря величиною с дюйм. Они мучительно болели в продолжение многих дней».
И все это — в темноте полярной ночи.
«Даже в самые холодные дни, когда, случалось, мы ставили лагерь и не прошагав и четырех часов, — надо было срочно спасать окоченевшие ноги, — мы все равно обливались потом. Он не успевал впитываться в шерстяную одежду — тогда бы кожа обсыхала — и замерзал на ней коркой, постепенно нараставшей».
В палатке одежда оттаивала, но не успевала высохнуть.
«Выйдя наружу, я поднял голову, желая осмотреться,и … не смог ее опустить. Пока я стоял — секунд пятнадцать, не больше — моя одежда окаменела на морозе. Четыре часа я с вытянутой шеей волочил сани; с тех пор, выскочив наружу, мы спешили принять рабочую позу, прежде чем одежда успеет замерзнуть».
Добравшись до места, группа построила на склоне горы иглу из льда и камней. Температура поднялась до -38 градусов, но все время стоял сильнейший ветер. От него в стенах хижины постоянно образовывались щели. Тем не менее, исследователи посетили пингвинов, вдоволь с ними пообщавшись, и позаимствовали у них яйца для научных исследований.
Погода только ухудшалась, стояла адская пурга. Поход продолжался уже почти две недели. В какой-то момент у путешественников унесло палатку, что поставило под вопрос реальность их возвращения. Как найти эту тряпку с палками и веревками на склоне горы, где постоянно бушует пурга, да еще в полной темноте? Как показывает опыт Гаррарда, в таком путешествии может как сильно не повезти, так и сильно повезти (но скорее — второе). Двое суток троица просидела в своей хижине практически без еды и изредка вылазила наружу в надежде найти палатку. И ее нашли — в километре от стоянки. Если бы не наросший на ткань лед, из-за которого палатка весила по словам Гаррарда «килограмм 50», ее могло бы унести гораздо дальше.
Обратный путь тоже был тяжелый: Гаррард вспоминал, что часто размышлял о смерти — точнее, о том, насколько это простой выход из ситуации. Другое дело — выжить, когда ты, холодный и голодный, в полудреме тащишься по морозу до -56 градусов! Обморожения в таких условиях стали верными спутниками наших героев.
В этом походе Гаррард сделал одно из ценнейших наблюдений, которое можно применить и ко всей экспедиции Скотта. Что бы ни случилось, окружающие его люди не теряли самообладания. Гаррард не отрицал, что был слабым звеном как в этом походе, так и в будущем — на полюс. Именно в силу своей неопытности он постоянно страдал из-за заледеневших одежды и спального мешка, а по пути постоянно проваливался в трещины, которые умело обходили его напарники. Для них он нередко был обузой, но «ни разу никто не произнес ни одного сердитого слова», — писал он.
На полюс
За месяц до похода на полюс у Скотта была масса поводов впасть в уныние. Гаррард вел подсчет:
«Трое из нас в той или иной мере утратили работоспособность: Форд отморозил руку, Клисолд упал с тороса и получил сотрясение мозга, Дебенем серьезно повредил себе колено, играя в футбол».
Часть лошадей была в плачевном состоянии, другая — ужасно себя вела. Сдохло несколько собак. Моторные сани, на которые так надеялся Скотт, тоже показывали себя не с лучшей стороны. Впрочем, это стало понятно еще на испытаниях до Антарктиды, но Скотту очень хотелось доказать состоятельность этой идеи.
13 сентября 1911 года Скотт определился с финальным составом экспедиции. К полюсу идут двенадцать человек, восемь из которых постепенно отцепляются по пути. До конца идет только одна группа — три человека плюс Скотт. 24 октября выехала первая группа на мотосанях, 1 ноября — группа на лошадях во главе со Скоттом. Третья группа, с собачьими упряжками, вышла еще через пару дней. По иронии, к ее выходу все моторные сани уже вышли из строя.
Так же как Черри-Гаррард в свое время пожалел, что снимал на морозе рукавицы, его более опытный коллега Боуэрс опрометчиво вел лошадей без защитных очков. Обморожение — не единственная опасность в таких условиях. Приводится дневник самого Боуэрса:
«Первый глаз у меня совсем закрылся, а левый довольно сильно распух. Если это снежная слепота, то она продержится дня три-четыре. Боюсь, на сей раз я попался. Мне больно смотреть на бумагу, глаза жжет, словно кто-то насыпал в них песку <…> Я залепил очки пластырем, чтобы защититься от света, только в центре оставил очень маленькое отверстие, сквозь которое вижу кончики моих лыж».
Обильное использование Гаррардом в своей книге дневников и писем других членов экспедиции местами делает повествование многослойным. Так, в дневнике Боуэрса еще можно прочитать рассказ Уильяма Лэшли о том, по какой местности шли полярники: мягко говоря, это было далеко не ровное ледяное поле, испещренное глубокими трещинами, многие из которых были замаскированы снегом. В тот день Лэшли исполнилось 44 года, и он один из самых возрастных участников похода — тот же Скотт был на год младше. В то время участие людей такого возраста удивляло намного больше — при средней продолжительности жизни в 55 лет.
«Праздник Рождества — и действительно праздник. Мы прошли по очень изменчивой поверхности целых 24 километра. Главное, на ней трещин хоть отбавляй. На каждом шагу нагромождения льда — не знаешь, с какой стороны их обойти. Мне повезло — я упал в трещину и повис на конце постромок. Мало приятного, конечно, особенно в рождественский праздник, с которым совпадает мой собственный день рождения. Повиснув в воздухе и раскачиваясь на постромках, я за несколько секунд овладел собой и огляделся. Это был, скажу я вам, не волшебный замок».
Надо ли говорить, с каким трудом по такой местности передвигались лошади? Впрочем, со временем их становилось все меньше. Изможденные животные постепенно конвертировались в конину. В сани впряглись сами полярники.
20 декабря 1911 года Гаррард и еще три человека отправились назад. Путь продолжили две четверки. 4 января, когда пришло время разделяться и им, Скотт внезапно отказался от идеи идти на полюс вчетвером — и туда отправилась группа из пяти человек. Потом стало ясно, что эта ошибка усложнит жизнь и полюсной партии, и троице, которая пошла назад.
Путь четверки Черри-Гаррарда назад выдался тяжелым — как и любой другой:
«Так же как и все остальные партии, мы из последних сил тянули сани, так же страдали от туманов <…> так же мучались приступами дизентерии и тошноты. Так же спотыкались на льду и проваливались в трещины <…> нас так же преследовали снежная слепота, смертельная усталость, ночные кошмары».
Тем не менее, последней вспомогательной группе пришлось особенно тяжело. Два человека — Уильям Лэшли и Том Крин — половину дороги практически тащили на себе третьего — Эдварда Эванса, у которого кроме снежной слепоты обнаружилась цинга в ранней стадии.
Но все они остались живы — кроме тех, кто пошел покорять Южный полюс.
В (напрасном) ожидании
Дальнейшие события после возвращения назад Гаррард в своей книге описывает в главе под названием «Ожидание». Представляется, как он и другие сидели в хижине сложа руки, считая дни до возвращения полярной партии. Но это было не так. 26 февраля Эпсли и еще один участник экспедиции — русский полярник Дмитрий Гирев, отправились на собачьей упряжке к одному из складов — «Одной тонны» — пополнить его, а может и встретиться с партией Скотта, которая должна была идти назад. 3 марта они прибыли на место.
«Прибыв на склад Одной тонны, я вздохнул с облегчением: полюсная партия еще не появлялась, следовательно, мы доставили провиант своевременно».
Гирев и Черри прождали Скотта неделю, не особо беспокоясь о его судьбе. Рассуждали так: у группы куча провианта с собой, плюс несколько складов по пути назад. Кроме того, по изначальному плану Скотт возвращался назад в начале апреля — в общем, время еще было. 16 марта, никого не дождавшись, они двинулись назад. Партия Скотта в тот момент находилась от них всего в 200 километрах — не самое большое расстояние при таких масштабах.
«Мы конечно, беспокоимся, но, мне кажется, пока нет особых причин для тревоги, они вполне могли задержаться даже при нормальном ходе событий», — писал Черри-Гаррард в своем дневнике 17 марта. Через три дня он слег от истощения: пара лет антарктических приключений дала о себе знать. В порядке рехаба он на какое-то время остался один в хижине на мысе Хат.
«Случалось в иные дни, что я от слабости мог только ползать по хижине на четвереньках <…> Хижина при одном жильце оказалась страшно холодной. Не будь среди запасов, доставленных с мыса Эванс, немного морфия, не знаю, что бы со мной сталось».
26 марта судовой врач Эдвард Аткинсон и еще один полярник отправились в последний поход на юг в надежде встретить партию Скотта. Пройдя порядка 80 километров, они повернули назад.
«Учитывая погоду, температуру и время года <…> я решил возвращаться. <…> В этот момент я в глубине души был уверен, что партия погибла, — приводит Черри воспоминания Аткинсона. — И действительно, 29 марта, находясь в 18 километрах от склада Одной тонны, капитан Скотт сделал последнюю запись в своем дневнике».
Но и Аткинсон, и Черри-Гаррард узнают эти подробности позже.
Партия Скотта была не единственной, о ком беспокоились полярники. Еще одна группа ученых, прибывшая на судне «Терра Нова» в Антарктику — так называемая Северная партия во главе с Виктором Кэмпбеллом — в то же самое время оказалась в ледяном плену в районе Земли Виктория. Сейчас полярникам во главе с Аткинсоном, который в отсутствие Кэмпбелла и Скотта оставался за старшего, предстояло переждать зиму. Но сначала понять, к чему готовиться летом — к поискам на 99,9 процентов мертвой группы Скотта, или более «перспективной» группы Кэмпбелла. Скотт победил почти единогласно. Пересилил холодный расчет, согласно которому Кэмпбелл еще имел шансы на спасение, а вот даже мертвых товарищей Скотта следовало найти быстрее, чтобы понять, чем закончился главный поход всей экспедиции.
«Тогда мы еще не знали ничего — теперь мы знаем все. А нет ничего сложнее, чем в свете ставших известными фактов понять колебания людей, которые пробивались сквозь туман неизвестности».
28 октября 1912 года стартовала поисковая партия. Шли две группы: первая — семь человек на мулах, которых теперь решили использовать вместо лошадей; вторая — три человека на упряжках: Черри-Гаррард, Аткинсон и Гирев.
Поиски заняли почти две недели. В среднем в день проходили по 19-20 километров. Пожалуй, это был самый беспроблемный поход из всех, что переживал Гаррард. Но его развязка была предсказуемо печальной. 10 ноября, всего в 22 милях от спасительного склада Одной тонны — не так и много по местным масштабам — поиски закончились.
«Эта сцена до конца жизни не изгладится из моей памяти. Мы шли с собаками и видели, как Райт один вдруг свернул с курса, а за ним вправо потянулась вся партия с мулами. Он заметил, как ему показалось, гурий, а рядом что-то темное — что это могло быть? <…> Собачьи упряжки подтянулись, все остановились. Райт подошел: “Это палатка”.
<…>
Внутри палатки ничего было не разглядеть — свет заслонял снег. Пришлось его откинуть. И вот тогда обозначились контуры тел. Их было трое. Боуэрс и Уилсон спали в своих мешках. Скотт под конец откинул отвороты спальника. Левую руку он положил на Уилсона, верного друга на протяжении всей своей жизни. <…> Всюду царил порядок. Палатка, как всегда, была поставлена хорошо. <…> Снега внутри не было.
<…>
Аткинсон прочитал наставление из Послания к коринфянам. Наверное, никогда заупокойная служба не звучала в более величественном храме и в более впечатляющей обстановке — гробница была на зависть королям <…> Мы похоронили их в спальных мешках, в которых они лежали, прямо в палатке».
Потом из дневника Скотта, который до последнего делал записи, все узнают, что в этой «гробнице» он с товарищами провел несколько дней, не в состоянии покинуть ее из-за сильнейшей пурги.
Как бы дико это не звучало, была и хорошая новость: вернувшись на базу, Аткинсон обнаружил там группу Кэмпбелла — ужасно истощенную, но в полном составе. Столь рискованное решение не снаряжать поход на живыми людьми в пользу поисков мертвых, оказалось верным. Хоть что-то в этой экспедиции пошло так, как задумывалось — но уже не Скоттом.
***
Вернувшись в Англию в 1913 году, Черри-Гаррард получил задание Антарктического комитета написать отчет о путешествии. Но закончить его он смог только после Первой мировой. В 1916 году Гаррард получил ранение и был отправлен в запас. К тому времени его окончательно накрыло: язвенный колит и посттравматический синдром (тогда такого диагноза еще было, впрочем — его установили лишь позже) еще долго напоминали про жаркие дни в Антарктике. Несмотря на это, в 1922 году «Самое ужасное путешествие» увидело свет.
Расследование событий той экспедиции вызвало массу споров и обвинений в адрес Скотта. Если первоначально на волне трагичного поражения в полярной гонке его приняли как героя, позже начался подробный разбор его действий. Книга Гаррарда — с таким названием и соответствующим содержанием — пригодилась в полной мере. Обвинительные исследования строились в том числе и на ней. Гаррард, хоть и безмерно уважал Скотта и всех своих полярных товарищей, своими рассказами про обморожения и прочие лишения лишь подтверждал доводы в пользу несостоятельности многих идей и решений Скотта.
Для этого даже не надо было никого обвинять: Черри-Гаррард писал сам и приводил чужие мнения о том, насколько, например, удобнее было обращаться с собаками, чем с лошадьми. Или упоминал про спор Аткинсона и Скотта, где первый уговаривал взять с собой зеленый лук, и был прав — впоследствии рацион, принятый Скоттом, признали намного менее пригодным для тех условий, чем у Амундсена. Есть в книге Черри и косвенные свидетельства того, что Скотт просчитался с погодными расчетами для обратного пути и не учел резкого похолодания в той области, о котором говорил еще Шеклтон. Это было наступление антарктической зимы — и приговор для его группы.
В тексте я пересказал лишь мизерную часть труда Черри-Гаррарда — и если вас захватила эта история, настоятельно рекомендую прочитать его и вам. Русское издание «Самого ужасного путешествия» сопровождается комментариями доктора географических наук В.С. Корякина, благодаря которым можно представить наиболее полную картину экспедиции «Терра Новы» и похода англичан на полюс — в том числе и на фоне успеха Амундсена. По сравнению с лихим забегом норвежца, о котором написаны отдельные тонны текстов, это на самом деле было ужасное путешествие. Но его герои, выжившие и не очень, прошли через него с невероятным достоинством.
