До Шекспира, Гете и Шелли жили ваганты — средневековые поэты, вышедшие из стен церкви и воспевавшие вино и распутство. Эти образованные мужи, учившие Священное Писание, любили бродяжничать больше, чем сидеть в келье, предпочитали хмель книгам, а женщин находили куда привлекательнее скучных псалмов. Их ненавидела церковь, им угрожали рыцари, а они знай да распевай свои похабные песни назло всем врагам. Их памфлеты полны житейской мудрости, которая не растеряла проницательной иронии и по сей день. Мы расскажем о священнослужителях, ставших лучшими менестрелями в Темные века.
Ваганты — не просто бродяги и пьяницы.
Они — бродяги и пьяницы с высшим образованием
Религиозное мировоззрение преобладало в то время, но вопреки, а может, и благодаря ему, в Европе зародились первые университеты. В Болонью и Париж, где они были основаны, съезжались молодые люди, желавшие изучать науку. Кроме теологии, юриспруденции и медицины, выбор был небольшой, а те, кто останавливался на предложенных вариантах, обязательно учили латынь, которая позже стала международным языком всех студентов. Над ней же корпели и монахи, писавшие первые стихи вагантов. Отсюда начальные строки «Ордена»:
«Эй, — раздался светлый зов —
Началось веселье!
Поп, забудь про часослов!
Прочь, монах, из кельи!»
Сам профессор, как школяр,
Выбежал из класса,
Ощутив священный жар
Сладостного часа.
Будет ныне учрежден
Наш союз вагантов
Для людей любых племен,
Званий и талантов.
Все — храбрец ты или трус,
олух или гений —
принимаются в союз
без ограничений.
Клирики быстро смекнули, что в беспрестанном просиживании за столом нет ничего интересного, и сменили унылую тишину храмов на задорный гомон харчевни. Так в своей «Исповеди» известный вагант под псевдонимом «Архипиита» описывает свою молодость:
Что б сидеть мне взаперти?
Что б заняться делом?
Нет! К трактирщикам бегу
Или к виноделам.
Сидя в кресле, на заду
Натирать мозоли?!
О, избавь меня, господь,
От подобной роли!
О том, кем был Архиипита мы знаем исключительно из его стихов, но вот о другом поэте XII века, Вальтере Шатильонском, известно чуть больше. Этот стихоплет учился в Парижском университете, служил у английского короля Генриха II, путешествовал по Италии и вернулся под конец жизни обратно во Францию. Попутно он написал огромный, хоть и историческии недостоверный труд об Александре Македонском и еще ворох похабных стишков, которые позже попали в самый большой сборник произведений вагантов Carmina Burana.
Церковники не переносили их на дух
Естественно, священнослужители осуждали такое поведение подопечных. Они ругали их, стыдили, призывали в свидетели Господа, но все было тщетно. Юноши, никого не слушая, блудили дальше.
Богословы в ответ хмурили брови и выводили из-под пера очередное гневное письмо, вроде этого:
«Нет у тебя ничего: ни поля, ни коня, ни денег, ни пищи. Годы проходят для тебя, не принося урожая. Ты враг, ты дьявол. Ты медлителен и ленив. Холодный суровый ветер треплет тебя. Проходит безрадостно твоя юность. Я обхожу молчанием твои пороки — душевные и телесные. Не дают тебе приюта ни город, ни деревня, ни дупло бука, ни морской берег, ни простор моря. Скиталец, ты бродишь по свету, пятнистый, точно леопард. И колючий ты, словно бесплодный чертополох. Без руля устремляется всюду твоя злая песня… Замкни уста и перестань угождать лестью недостойным. Умолкни с миром! Да не вредит никому твоя лира!».
Самих вагантов такой портрет нисколько не смущал. Они были даже рады подыграть ему, еще больше усилив и без того крамольный образ. В своем «Ордене» они пишут:
Стены ходят ходуном,
Пробки – вон из бочек!
Хорошо запить вином
Лакомый кусочек!
Жизнь на свете хороша,
Коль душа свободна,
А свободная душа Господу угодна.
Не прогневайся, Господь!
Это справедливо,
Чтобы немощную плоть
Укрепляло пиво.
Противостояние вагантов и церкви разгоралось все сильнее, перерастая из яркого костра в бушующий пожар. Обвиняемые во всех смертных грехах поэты не понаслышке знали о разлагающемся институте церкви, а потому пользовались своим положением, чтобы рассказать об этом каждому встречному пройдохе.
Пьянствуя, лакомясь сладкими блюдами,
Стали отцы пресвятые Иудами!
Паства без пастыря бродит во тьме,
Ибо у пастыря блуд на уме!
О, наглецы, на людей непохожие!
Мир обезумел от скверны безбожия и,
Надругаясь над святостью месс,
В душах безбожных беснуется бес!
Так преступленье вершится великое!
Папство глумится над вышним владыкою!
Лжепроповедников злые уста
Дважды и трижды распяли Христа!
Что им Господь? Что Святая им Троица?
Лишь бы схитрить да получше устроиться,
Все христианство погрязло в грехах
Из-за того, что творится в верхах.
— Отрывок из «Апокалипсис Голиарда»
При этом непонятно, то ли они не замечали собственных пороков, то ли считали, что коль сами опустились так низко, то имеют право стыдить остальных. Священники настолько невзлюбили эти стихи, что даже созывали синоды, на которых непрестанно обсуждали, как прекратить грубые насмешки над собой. Дошло до того, что в некоторых городах вагантов объявили вне закона, естественно, не без помощи церкви.
Ваганты терпеть не могли рыцарей, а рыцари — вагантов
Священники были не единственными противниками поэтов. Особенно рьяно студенты противопоставляли себя рыцарям — неотесанным мужланам, выпячивающим свои блестящие доспехи напоказ. Рыцари, как правило, имели немалое состояние и ухаживали за девицами звонкой монетой — тем, что бродячие музыканты себе позволить не могли. Зато они умели так ловко высмеять соперников, что у девушек, слушавших их песни, не возникало сомнений в том, чьи подвиги в постели значительнее.
Меж подружками и впрямь
Спор возник горячий.
Озадачили себя
Девушки задачей:
Кто искуснее в любви,
Награжден удачей —
Рыцарь, воин удалой,
Иль школяр бродячий?
Да, нелегкий задают
Девушки вопросец
(он пожалуй бы смутил и порфироносиц), —
Две морщинки пролегли
Возле переносиц;
Кто желаннее: студент
Или крестоносец?
Проку я не вижу в том,
Что твой рыцарь тощий
Удивительно похож
На живые мощи.
В изможденных телесах
Нет любовной мощи.
Так что глупо с ним ходить
Вглубь зеленой рощи.
— Отрывок «Флора и Филида»
Они были развратниками и романтиками одновременно
Однако к любви менестрели относились легкомысленно. Для них не существовало формулы «они жили долго и счастливо», более того, поэты не понимали, зачем обременять себя долговременными обязательствами, когда жить стоит здесь и сейчас. В их стихотворениях не раз проскакивает задорная, но пошлая нотка, призывающая всех девушек отдаваться им без разбору. Вот характерное произведение, описывающее девушек, под названием «Добродетельная пастушка»:
На заре пастушка шла
Берегом, вдоль речки.
Птицы пели. Жизнь цвела.
Блеяли овечки.
Паствой резвою своей
Правила пастушка,
И покорно шли за ней
Козлик да телушка.
Вдруг навстречу ей — школяр,
Юный оборванец.
У пастушки, как пожар,
На лице румянец.
Платье девушка сняла,
К школяру прижалась.
Птицы пели. Жизнь цвела.
Стадо разбежалось.
При этом ваганты не забывали укорять легкодоступных девушек в ветрености и беспутстве — качествах, которые, по их мнению, никак не вязались с образом приличной барышни. Через уста Вакх, бога виноделия и плодородия, они осуждали дух времени, который превратил приличных дам в «грязных шлюх»:
Ах, куда вы скрылись, где вы,
Добродетельные девы?
Или вы давным-давно
Скопом канули на дно?!
Может, вы держались стойко,
Но всесветная попойка,
Наших дней распутный дух
Превратил вас в грязных шлюх?!
И тут же в «Наставлении поэту, отправляющемуся к потаскухам» давали друзьям советы, как вести себя с такими девушками:
Поэт, лаская потаскуху,
Учти: у Фрины сердце глухо.
Она тебе отдаст свой жар
Лишь за солидный гонорар.
Когда ж на стол монету бросишь,
Получишь все, о чем ты просишь.
Но вскоре тварь поднимет крик,
Что ты, мол, чересчур велик,
А заплатил постыдно мало,
И вообще она устала…
Музыки вагантов не сохранилось, но именно так ее представляет себе ансамбль Oni Wytars & Ensemble Unicorn в произведении «Кабацкое житье».
Сравнивали ли себя ваганты с другими поэтами средневековья, таким как шпильманы и миннезингеры, — неизвестно, но многие историки подчеркивают эту разницу, так как только ваганты из всей братии бродячих артистов имели высшее образование и сочиняли больше для развлечения, чем для заработка. Несмотря на противоречивый характер их движения, оно оставило немалый след в истории и выстроилось мостом между античной высокой поэзией и полными драматизма трагедиями Шекспира.