25 августа Тим Бертон празднует своей день рождения, и для нас это повод обратиться к его любимой теме и вспомнить настоящий макабр. Этим словом обозначают атмосферу кошмара и абсурда, связанного со смертью, разложением, пляшущими скелетами и прочим Memento Mori. Примеров мрачного и замогильного юмора у Бертона множество, вспомните хотя бы «Труп невесты» или «Кошмар перед Рождеством». Но вот что интересно: эти образы пляшущих трупаков – не просто забавная фантазия, они идут из Средневековья и у них есть восхитительная история.
Для начала стоит поверить гениальному (без всяких шуток) Йохану Хейзинге. Согласно его «Осени Средневековья», общество XV века было просто помешано на смерти. Не в том смысле, что все безостановочно умирали или стали психопатами. Скорее, к этому моменту старуха с косой стала одним из самых ярких образов в искусстве. Причем, это во многом оказалось связано не с тем, что люди тех лет ходили с постными рожами и беспрестанно молились, а совсем наоборот. По странной логике тех лет, так проявилась пробудившаяся чувственность и горячая жажда жизни (в том числе постельных утех, чего уж греха таить).
Смерть, разложение, трупы и кладбища – это что-то вроде сублимации подросткового страха перед жизнью и одновременного страстного желания окунуться в нее с головой. Так вот, когда к XV веку идея Memento Mori («Помни о Смерти») вышла в народ, она уже была плодом странной мутации. До этого монахи пестовали ее в религиозном ключе, но внезапно она проникла в необразованные массы и дала странные плоды. К этому времени появилось искусство гравюр и книги стали гораздо доступнее. Люди вдруг увидели Смерть в виде яркого персонажа: она была нарисована и описана в стихах так, что заворожила всех. Как в XX веке все свихнулись на зомби, так и в XV массовая культура прониклась макабром.
Тогда этим словом называли не все, что связано с мертвецами и кладбищами, а конкретное явление, Пляску Смерти. Несмотря на шокирующее название, речь не о бубонной чуме и не о геноциде. Так называли определенный архетип, или, проще говоря, устоявшийся, узнаваемый всеми образ. Он был простым и буквальным: Смерть в виде скелета отплясывала на гобеленах и страницах книг, а простые люди танцевали рядом с ней под ее дудку. За этим стояли несколько глубоких мыслей, которые понимали все подряд, от сапожника до кардинала, но скорее интуитивно, чем логически.
Пляска Смерти показывала несколько фундаментальных вещей. Главнее всего были две мысли: то самое «Помни о Смерти» и идея о том, что перед лицом Смерти все равны. На картинах мы видим, что вслед за ней пляшут все: и Папа Римский и чумазый крестьянин, и достославный дворянин. Но кроме этого, вокруг вились другие смыслы, без которых современный макабр был бы совсем не тот, а Тим Бертон потерял бы часть своего очарования.
В какой-то момент Пляска Смерти стала не только назидательной, но и ироничной: рядом с этим сюжетом часто подписывали полушуточные стихотворения о подгнивших проститутках, а сама Смерть часто показывалась как шарлатан и подлец, а вовсе не великая вселенская сила. Макабр становится частью массовой культуры: аллегория так привлекает народ, что в церквях начинают рисовать целые занимательные тематические истории, вроде комиксов.
Некий король Рене в порыве вдохновения лично малюет Пляску Смерти и придумывает к ней стихи о любви и тлене, а придворные хлопают в ладоши и восхищаются тем, какой у них модный и талантливый монарх. Не отстает и Герцог Бургундский: в 1449 году он приказывает устроить для своих подданных Пляску Смерти. Все происходит в его дворце в Брюгге и больше напоминает карнавал, чем что-то действительно жуткое или сатанинское – настоящий прообраз современных зомби-парадов.
- Макабр отлично пришелся к месту и в начале 1930-х, во времена Великой Депрессии. Пляска Смерти проникла даже в детские мультфильмы.
А вот теперь вернемся к тому, с чего начали. Причем здесь Тим Бертон? Да притом, что он проникся духом макабра как мало кто другой. Ему удалось ухватить самую суть средневекового образа со всеми его гранями. Для кого-то макабр – религиозная метафора смерти, для кого-то – синоним мрака и тления, для кого-то – пугающая дрянь из глубины веков. Бертон же дает нам все это вместе и не забывает про иронию, массовую культуру и веселых пляшущих мертвяков, то есть передает дух настоящей аутентичной Пляски Смерти, прямиком из XV века. За это мы его и любим.
