Что должен был первым делом делать любой благочестивый московский или питерский христианин году эдак в 1900-м, если он пришел на воскресную службу в церковь? Перекреститься? Поклониться иконам? Или настоятелю?
Если вам кажется, что какой-то из этих ответов правильный, вы точно не жили 110 лет назад (да, детектив я тот еще).
Первым делом любой, кто пришел в церковь на воскресную или праздничную службу, должен был пробиться к дверям через толпу нищих на паперти – у входа в храм. Калеки и оборванцы всех мастей тянут руки и кружки для подаяния, истошно крича о великих бедах и умоляя каждого проходящего, будь то купец, студент или мастеровой, подать медяк-другой на пропитание несчастным. Все они теснятся прямо у входа, формируя целую улицу из молящих рук и ртов.
Петербургский журналист Анатолий Бахтиаров, автор книги «Отпетые люди: Очерки из жизни погибших людей», ярко описывает, как работают нищие. Только с первого взгляда они толпятся на паперти просто так, на самом деле у них есть четкая система и каждый находится на своем месте:
«…В это время в притворе храма показался довольно пожилых лет какой-то купец.
Увидя его, нищие моментально притихли и, охая и вздыхая, заголосили на распев, прося милостыню.
— Подайте, Христа ради! Не откажите, благодетель! Муж умер! Семеро детей!
— Подайте слепенькому, слепенькому!
— Помогите убогому, несчастному!
Купец сунул в руку “несчастной вдове” медяк и пошел далее. Антон не зевает: он распахнул церковные двери именно в тот момент, когда купец подходил к ним, за что получил тоже медяк»
Упомянутый нищий Антон, на самом деле — муж женщины, которая кричит про умершего мужа и семерых детей. Дальше по тексту очерка описывается, как команда нищих по просьбе церковных сторожей помогает встретить архиерея колокольным звоном. «Я все глаза проглядел, чтобы не упустить владыку!», – хвастается «слепой» нищий.
Подобные картины – хорошо отрепетированный спектакль. Сотни таких спектаклей ежедневно разыгрывали на городских улицах десятки тысяч нищих. Всегда вне закона, но всегда обеспеченные работой и заработком, попрошайки процветали в дореволюционной России. Почему?
Попрошайничать по-русски
Как отмечает социолог Игорь Голосенко, нищенство пришло на Русь в X веке, с принятием православия. До этого брутальным славянским язычникам не приходило в голову, что калекам и беднякам стоит помогать. Страшная засуха и нечего есть? Печенеги сожгли село и отрубили тебе ногу? Перед тобой богатый выбор: податься в рабы к тем, кто успешнее (если им вдруг нужен одноногий раб), или помереть.
Христианство принесло в суровый мир идею милосердия: каждый страдающий нищий – сын божий, и отказывать ему в подаянии грешно. Уже тогда нищие — как настоящие инвалиды и жертвы обстоятельств, так и хитрые пройдохи — мотались по улицам русских городов с протяжными стонами: «Подайте, Христа ради…». Отсюда глагол христарадничать – выпрашивать милостыню; самих попрошаек называли христарадниками.
Несколько веков нищие на Руси процветали. Православные князья часто грешили: убивали всех подряд, включая ближайших родственников, грабили соседние уделы, изменяли женам с дворовыми девками – но в ад попадать не желали. Какой выход? Чаще молиться, конечно, а также раздавать нищим щедрую милостыню. Но по мере того, как Москва собирала земли вокруг себя, власти начали тяготиться толпами побирающихся.
Первый шаг в борьбе с нищенством сделал Петр I — как водилось у первого императора, шагал он широко и резко. Петр законодательно запретил давать милостыню на улицах. На подающих налагался денежный штраф, а христарадников ждали плети и ссылка: кого по месту жительства, кого в Сибирь. В качестве альтернативы вводились заведения государственной благотворительности: госпитали, богадельни при монастырях. У петровской политики был лишь один минус: она полностью провалилась. Как и все следующие попытки.
Романовы один за другим издавали указы, запрещающие нищенство, стремились развивать государственные системы призрения. Так, при Николае I в 1834 г. учредили Комитет для разбора и призрения нищих в Санкт-Петербурге, где задержанных христарадников делили на несколько категорий, помогали тем, кто нищенствовал от нужды и отправляли “профессионалов” куда подальше. Все это не помогало, число нищих только росло. Этому способствовали неурожаи, стихийные бедствия, малоземелье — и освобождение крестьян в 1861 г.
Реформу Александра II по отмене крепостного права крепостные, составлявшие до трети российского крестьянства, приняли, мягко говоря, как полный фейк ньюз.
Освободили их без земли, которую надо было выкупать у помещиков, причем выкупные платежи растягивались на десятилетия.
В итоге десятки тысяч крестьян, свободных и без земли, потянулись в города. Но разбогатеть или закрепиться в нарождающемся пролетариате смогли не все. Те, кому не повезло, пополнили армии городских попрошаек: во второй половине XIX – начале XX века число нищих только росло. По понятным причинам, общей статистики по ним нет. Но специалисты приводят оценки в диапазоне от нескольких сотен тысяч до двух миллионов.
Точные данные затрагивают только нищих, которых задержали и зарегистрировали. В 1905–1910 гг. в распоряжение Присутствия по разбору и призрению нищих поступало от 14 до 19 тысяч каждый год (данные по работе «Бредущие среди нас. Нищие в России и странах Европы» М.Л. Бутовской, И.О. Дьяконова и М.А. Ванчатовой). Из этого можно сделать вывод, что в столице и втором по величине городе, Москве, счет шел на десятки тысяч.
Все эти попрошайки, искренние или лживые, каждый день находили способ прокормиться, несмотря на царские запреты. «Православные крестьяне и купцы, как правило, старались помочь всякому, не выясняя, действительно ли он нуждается», – отмечает Денис Зинченко в работе о государственной борьбе с нищенством. Сердобольный русский менталитет предполагал, что раз просят — то надо дать. Поэтому нищие не заканчивались никогда, толпились на папертях, дрались друг с другом за хлебные места и заполняли страницы книг и статей интеллигентов, с тревогой размышлявших о судьбе народа. Неудивительно – там было достаточно упоительных историй, жестоких и смешных, чтобы показать самые дикие стороны человеческой природы. Нищенская вселенная существовала параллельно с мирами дворян, интеллигенции, купечества и представляла собой несколько извращенное, но увлекательное зрелище.
Карьерные перспективы
Итак, представьте, что вы нищенствуете в Санкт-Петербурге или Москве. Статистика конца XIX – начала XX вв. показывает, что вы, скорее всего, мужчина (70%) и, с вероятностью примерно в 50% (39 117 нищих из 78 134 зарегистрированных за 15 лет работы Комитета по призрению) — вполне трудоспособный. Но вы решили, что потеть, вспахивая поля, трудиться на жмота-купца или идти на службу государеву вам западло, и будете жить за счет милосердия добрых русских людей. Куда податься? Выбор широкий: у профессиональных нищих много специальностей.
1) Богомолы. Те самые попрошайки у паперти, которые не дают никому пройти в храм. Это, конечно, райское место для нищего: где люди более сердобольны, чем у церквей? Важно бросаться как к заходящим внутрь, так и к тем, кто выходит, демонстрируя увечья (реальные или «нарисованные») и слезно моля именем Богородицы и Господа нашего Иисуса Христа.
Правда, пустят в богомолы не каждого: артели нищих жестко распределяют паперти между собой, и если какой-то левый сударь сунется со своей кружкой для подаяний на чужую паперть, ему этой же кружкой, а также костылями и ногами, навешают так, что симулировать увечья уже не понадобится. Тут все организованно строго: если один калека просит милостыню перед заутреней, к вечерней службе должен уступить место другому.
2) Могильщики. Почти то же самое, что у богомолов, только на кладбищах – ждете, когда принесут очередного «карася» (покойника). Вас, конечно, волнуют скорбные близкие: бросаетесь к ним, плачете, и взываете пожертвовать за упокой души новопреставленного и, опять же, во имя всех святых. Еще одна золотая жила: растерянным и несчастным людям, как правило, некогда считать гроши. Тут, правда, все распределено так же сурово, как и среди богомолов.
Эти две категории, пусть и выглядят жалко, да и занимаются делом довольно мерзким (особенно могильщики) – белая кость нищенского мира. Часто они богаче тех, у кого клянчат деньги.
3) Иерусалимцы-странники. Тут надо изображать, что вы, благочестивый путешественник, только что вернулись из Святой Земли, где молились Богу и видели множество чудес. Это не такой тупой развод, как у обычных нищих: нужно одеваться в черное, подобно монахам, вести себя скромно и вежливо, просить милостыню ненавязчиво и смиренно. Психологизм не повредит: нужно понять, за какие душевные ниточки дергать, чтобы развести потенциальных благотворителей на деньги. И, конечно, нужно уметь слагать захватывающие рассказы о далеких землях, иначе вам просто не поверят.
4) Погорельцы. Вариант, наоборот, попроще: просите милостыню на восстановление сгоревших домов. Версия всегда правдоподобная – крестьянская Россия за пределами больших городов в начале XX века все еще деревянная, пожары налетают едва ли не каждое лето, и постоянно кто-нибудь да горит. Эффективнее найти себе коллег: жену да пару рыдающих детишек, а то и целую толпу, и слезно просить у каждого встречного, кто-то да подаст.
5) Переселенцы. Похоже на предыдущий вариант, но более общо – нищие этой категории просили денег в связи с переселением из бедных губерний и незатейливо признавались, что просто идут по свету, ища лучшей доли. Переселенцев стало особенно много после реформы 1861 г.: свобода есть, земли нету, живете черте где, вот и странствуете в поисках лучшей доли. Не самый выгодный вариант карьеры: просят обычно целыми толпами, вам в итоге достанется мало.
6) Калеки. Здесь огромный простор для творчества, и даже не обязательно себе что-то отрезать. Прекрасное доказательство – такая история:
«Священник Бирюков неоднократно встречал в районе своего прихода нищего, который, сидя в санях, ездил по деревням и просил милостыню перед окнами крестьянских изб, заявляя дрожащим от волнения голосом, что он безногий и беспомощный человек. Благодаря его жалкому виду, ему охотно подавали где 5, где 10, а где 20 фунтов зерна. Через некоторое время священник, отправляясь с требой в другую деревню, встретил на большой дороге человека, который быстро шел за двумя возами с хлебом. Это и был безногий. Весь секрет его калечества состоял в том, что он умел сидеть по целым дням, поджав ноги».
Настоящих инвалидов среди нищих-калек тоже хватало: часто крестьяне и городские бедняки, если рождалось увечное дитя, чтобы не кормить его, отдавали профессиональным нищим, а те выращивали из них умелых попрошаек. Другие «калеки», напротив, были вполне здоровы за исключением болезней вроде колтуна (воспаления сальных желез), из-за которого волосы слипаются в плотные комья, что выглядит максимально отвратительно. Колтун легко лечился, но зачем это нищим, которые зарабатывают на том, как плохо выглядят? Калекам подают, чтобы те побыстрее отстали и скрылись подальше с глаз, скрывая гадливость за милосердием. В XXI веке, кстати, дела ничуть не изменились.
7) Сочинители. Такая стезя – уже высший пилотаж, по этому пути идут грамотные и образованные, опустившиеся аристократы или хитрые авантюристы. Анатолий Бахтиаров в очерке «Интеллигентный нищий» рисует портрет такого сочинителя: господин средних лет, прилично одетый, в сюртуке, но такой же попрошайка.
«Ареной своей деятельности он избрал не улицу, а роскошные магазины, разные присутственные места и прочие общественные учреждения…На улице опасно: то ли дело в лавке или магазине, там никто не видит. Проси, сколько хочешь, не бойся: хозяева и содержатели лавок не выдадут полиции, потому что кому же охота загубить душу христианскую. Кроме того, что же могут дать “благодетели” на улице? Пятачок на “гоп” (т.е. на ночлег). А в хороших магазинах люди побогаче и подобрее, подают не медяками, а серебряными монетами»
Такой нищий ведет себя возвышенно, будто делая одолжение тем, у кого просит: в лавке о деньгах заговорит не с продавцом, а только с хозяином или благородной дамой-покупательницей, и не будет ныть о Христе, а детально, на хорошем русском языке, излагать, какие бедствия заставили его, благородного человека, опуститься до столь прискорбного положения. Медяков не примет, потребует серебра. Такой хитрый нищий, заключает автор, «гораздо более может принести вреда, нежели нищий простой, необразованный» – за счет того, что вызывает больше доверия.
География попрошаек
Если вам вдруг надоело побираться в городе и захотелось глотнуть свежего воздуха, всегда есть возможность пойти с сумой по бескрайней России. Впрочем, не везде нищенство было распространено одинаково. В Сибири, например, побирались только ссыльные, переселенцы и прочие залетные гости. Сами сибиряки считали такое занятие позорным.
Основной центр нищенства – Центральная Россия и частично ее юг, в том числе ныне украинские территории. «Наибольшее распространение это занятие получило в Казани, Москве, Орле, Одессе, Санкт-Петербурге, Саратове и Херсоне, где насчитывалось до 5% нищенствующего населения», – сообщает книга «Бредущие среди нас».
Попрошайничали с размахом: кое-где встречались «нищенские гнезда», т.е. целые деревни, где все жители промышляли нищенством. Кто-то совмещал это с традиционным крестьянским земледелием, кто-то, как жители деревни Пьявочное озеро Арзамасской губернии в 1870-е, забросили хлебопашество и занимались исключительно «сбором пожертвований». Действовали ловко: находили в окрестности бедную церковь, договаривались с ее служителями, которые справляли все необходимые документы и книгу для сбора пожертвований, и дальше устремлялись в странствия – собирать со всех подряд крестьян губернии деньги на ремонт, восстановление, строительство новой церкви. Дело богоугодное, фактчекинг среди крестьян работал сами понимаете как, поэтому всем верили — и заработок выходил знатный. Небольшая его часть отходила церквям, бывшим в доле, а на остальное деревня Пьявочное озеро (т.е. «пиявочное») бухала так, что соседи его называли Пьянишным (т.е. «озером пьяниц»).
Не давать милостыню было стыдно в том числе и потому что многим она была действительно необходима, чтобы выжить. У некоторых сел, особенно расположенных в зоне рискованного земледелия, где часты неурожаи и голод, были вполне реальные причины для того, чтобы просить милостыню, но промышляли этим и во вполне благополучных районах. Так, в Московской губернии нищенствовала деревня Шувалово: сначала, еще в 1812-м, ее жители были вынуждены пойти по миру с сумой, когда их деревню спалил Наполеон, но постепенно они и их потомки так привыкли к халяве, что попрошайничали уже просто так.
Дети, «короли» и солдаты
Вернемся в столицу, где нищие продолжали процветать. Попытки властей бороться с ними напоминали вычерпывание моря тазиком, причем если воду из тазика выплескивать обратно в море. Если задержанный подходил под определение «профессионала», побирающегося не от отсутствия работы или по состоянию здоровья, то его отправляли прочь из городов в родные деревни и села (по месту приписки). В случае отсутствия документов место жительства выясняли в основном вопросами типа «ты откуда, холоп?» и зуботычинами. Как правило, как только их за счет казны доставляли до «дома», те, вежливо поблагодарив чиновников, отправлялись в новое нищенское странствие. Чаще всего — обратно в тот же город. Круговорот нищих был вечен.
Многие помирали, замерзая на улицах или спиваясь (конечно, большинство нищих глушило спиртное, как не в себя), но в армии нищих не было недостатка в новобранцах, в том числе детей. Профессиональные попрошайки использовали собственных детей, но еще чаще покупали чужих у бедняков, а то и просто воровали. Правовед Август Левенстим, исследовавший проблему нищенства, писал:
«В селении Белая Церковь появилась нищая, которая возила на тележке семилетнюю слепую девочку с вывихнутыми руками и ногами. Однажды девочка, услышав, как две прохожие женщины говорят по-еврейски, закричала им на еврейском языке: «Отнесите меня к маме!». Когда женщины заволновались и собрали толпу народа, девочка сообщила, что находится с этой женщиной полгода… Нищая же сказала, что эту девочку ей подарили, и она возит ее для более успешного собирания подаяния».
Бахтиаров в очерке «Короли нищих» рассказывает, как дети постарше – ребята двенадцати-пятнадцати лет – работают на опытных «королей», старших нищих. Сами они милостыню не просят, но стоят во главе детских «артелей» — собирают у подростков всю выручку, отдавая небольшую часть. Плюс кормежка, ночлег, водка и папиросы.
Дети, росшие в нищенстве на улицах, как правило, оставались в том же социальном статусе: мальчиков ждала карьера попрошаек или воров (что часто совмещали), девочек — проституция. Использование детей для сбора милостыни вызывало огромное возмущение в обществе, но прекращать никто не собирался: нет проще способа разжалобить даже самых черствых, чем показать заплаканное детское лицо.
О морали говорить не приходилось: нищие работали с любыми способами заработка. Когда грянули русско-японская, а спустя девять лет и Первая мировая войны, это, разумеется, тоже пошло нищим на пользу. Раздраженный журналист писал:
«Петербургские улицы превратились в филиальные отделения не то Кунсткамеры, не то паноптикума, где собирают коллекции уродов. И все это — не только жертвы войны. Большинство, несомненно, пороху и не нюхало».
Нельзя сказать, что правительство бездействовало: понимая, что полицейские методы не работают, города создавали попечительства о бедных, дома трудолюбия, ночлежки, приюты, дешевые столовые. Но помощью всех этих заведений пользовались те, кто сам хотел найти новое место в жизни и перестать быть нищим, в то время как «профессионалов» забота государства трогала мало.
В 1910-х чиновники и общественные деятели рассуждали о масштабной социальной реформе, которая тотально изменит общество и избавит его от порока нищенства – но до реализации дело не дошло. Старую Россию свалил вихрь мировой войны и революций, и вплоть до середины 1920-х проблему нищенства решать было просто некому. А после того, как туман войны развеялся, социальными вопросами занялась уже совсем другая страна.
