Современное искусство -— это территория подлинного безумия. Художники, живые и уже мертвые, целое столетие занимаются асоциальными вещами: кто-то лепит скульптуры из фекалий или несколько часов монотонно бегает по кругу, издавая нелепые звуки. Другие рисуют на своих лицах причудливые узоры, прибивают тестикулы к брусчатке или кусают посетителей своих выставок за задницы. Отвратительный мужик смотрит на такое искусство дикими глазами, ведь больше всего такое художество похоже на рядовую молодежную тусовку или, не дай бог, конкурсы с сельской свадьбы.
Но есть одна вещь, которая выгодно отличает художников от городских сумасшедших — в их действиях все-таки прослеживается идея, и порой весьма недурственная. Вот несколько примеров культовых произведений искусства, которые состоят из дерьма и палок, однако поражают своим наглым остроумием.
В искусстве XX века произошел очень важный эстетический поворот, который кардинально поменял восприятие художника. Раньше все было достаточно просто. Видя картину зритель мог точно сказать, нравится она ему или нет. В большинстве случаев картина нравится, потому что она красивая — на ней изображен приятный пейзаж, хорошенькая девушка или ломящийся от провизии стол. Такое хочется повесить у себя на кухне, дабы придать унылой берлоге толику уюта.
Но искусство в определенный момент перестало быть прерогативой богачей — простой человек тоже получил возможность ходить в музеи и вешать у себя в туалете репродукцию любимой картины Веласкеса — естественно, в такой ситуации красота утратила первоначальный вау-эффект. Это вынудило художников искать новые аспекты творчества и выдумывать хитрые методы привлечения зрителя. На стыке веков самые лютые экспериментаторы окончательно отказались от реализма и стали делать что-то уже совершенное некрасивое. Не уродливое, а вообще за рамками привычного понимания.
Так вышло, что искусство перестало измеряться красотой. Реалистичную фигуру сделать сможет каждый скульптор, имел бы прямые руки. А вот сделать что-то новое, вообще небывалое — тут надо приложить фантазию. И зрители очень активно включились в эту новую игру. Уже к концу Первой мировой войны богема научилась задавать художнику новый тип вопросов.
«Как он так красиво нарисовал?», очень утилитарный вопрос о человеческом мастерстве, сменился на скептическое «что он хотел этим сказать?». И роль художника закономерно изменилась. Он уже не Рембрандт, который берется за заказы ради денег и известности, а эдакий Энди Уорхол — шоумен и лидер мнений, который, вполне вероятно, даже в детстве не ходил на уроки рисования. Новому художнику скучно и неинтересно делать вторичное и проверенное временем, ведь он может создать из подручных материалов эстетичный и очень дорогой продукт. Немногие живописцы классической эры могут похвастаться, что их барахло продают на аукционах за миллионы долларов.
Марсель Дюшан: злая шутка, ставшая величайшим произведением искусства
История «важнейшего предмета искусства XX века» началась в 1915 году, когда француз Марсель Дюшан отправился в Америку. Сейчас Дюшана называют не иначе как отцом современного сюрреализма, но в начале прошлого века его мало кто воспринимал в качестве художника. Марсель был некислым шахматистом, автором искусствоведческих эссе и просто постоянным участником светских тусовок Парижа. Но картины Дюшана никому не нравились — даже коллеги по цеху сомневались в том, что его мазня может быть кому-то интересна.
В какой-то момент Дюшану это надоело, и он с искренней озлобленностью затеял переворот в искусстве. Он здраво рассудил, что пытаться встроиться в уже существующие концепции будет сложнее, чем выдумать новые. Так появилось новое направление в искусстве, object trouve,found object или «найденный объект» — в нем Дюшан сразу стал лучшим из лучших, ведь кроме него новым направлением никто толком и не занимался.
Found object (Дюшан придумал другое название — ready-made) — это обыденные вещи, которые обретают свою ценность по воле художника. Он никак не участвует в создании этих вещей, берет уже готовое с помойки или из магазина и выставляет в качестве искусства. Такие фокусы Дюшан провернул с простыми предметами быта: сушилкой для бутылок и колесом от велосипеда. Стоило подписать их и поставить в музей — и всё, это уже не ширпотреб для всех и каждого, а искусство.
Своими приколами Дюшан приводил в ярость современников, да и сегодня его инсталляции вызывают много вопросов. Но в 1917 году этот странный француз создал, по мнению искусствоведов, главное произведение эпохи.
Оно называется «Фонтан» и представляет собой обычный (не самый дорогой) писсуар из нью-йоркского магазина сантехники. Дюшан приобрел его за свои деньги, дотащил до квартиры и перевернул — теперь писсуар стал вроде как похож на очертания Будды. Чтобы завершить преображение, художник подписал писсуар — ведь так делают с любым произведением искусства. Так в музеях мира появился предмет сантехники с подписью «R. Mutt 1917».
Естественно, американские художники быстро почуяли неладное и отказали «Фонтану» в художественной ценности. Многие из них годами создавали свои работы, а неизвестный R. Mutt, по их мнению, не приложил даже толики стараний. А вот критикам (некоторые из них были знакомы с Дюшаном и вызвались по-дружески помочь ему в нелегком деле) понравилось. «Фонтан» быстро раскрутили, и он приобрел колоссальную для писсуара известность.
«Фонтан» называли искусством новейшего времени. В XX веке ироничная инсталляция со смешной подписью оказалась очень к месту. Не думала заканчиваться Первая мировая война, сломавшая мировоззрение миллионов людей — внезапно оказалось, что человечество способно несколько лет превращать целый континент в пустыню и не задумываться о гуманизме. В искусстве появилось большое количество радикалов, которые требовали забыть прошлое, ведь ничему оно не научило тех, кто развязал кровавую войну. И вот на сцене появился Дюшан — новый художник, который ищет красоту в бытовых вещах. Он не рисует прекрасные картины и не ваяет скульптуры из мрамора — ему для работы достаточно зафиксировать красоту там, где человек уже давно ее не замечает.
Сомнительно, что мнения критиков совпадали с изначальным замыслом Дюшана. Очень вероятно, что его работы были серьезно воспринятой шуткой, издевкой над слишком серьезной богемой. Спустя многие годы он, уже прославленный и всеми любимый, сокрушался: мол, я дал им писсуар, а они возвели его в культ. Но в начале века успех подействовал на художника опьяняюще, и он выпустил еще несколько фонтанов для выставок — благо, сантехнику можно купить в каждом крупном городе. Все писсуары были разные, объединяет их лишь легендарная подпись.
Оригинальные «Фонтаны» Дюшана, к сожалению, сгинули на помойках — после окончания выставок их просто выбрасывали. В пятидесятые годы наступил новый пик популярности реди-мейда, и несколько художников сделали свои копии «Фонтанов». Все они повторяют оригинальную версию 1917 года и раскиданы по крупнейшим музеям Европы и США. Стоят невероятных денег — до двух миллионов долларов за поддельный писсуар, который теперь не имеет особого отношения к выходке Дюшана. Но споры о художественной ценности великого произведения с годами прекратились. Ведь волновал писсуар общественность ничуть не меньше «Джоконды», а значит — и правда был искусством.
Пьеро Мандзони: самое дорогое дерьмо в истории
Спасибо Голливуду — в пятидесятые уже не осталось ни одного уголка медиапространства, в котором не существовали бы свои суперзвезды. Вслед за актерами кино и музыкантами художники тоже стали перенимать привычки выставлять себя напоказ. В 1962 году Энди Уорхол открыл «Фабрику» — что-то среднее между арт-студией и ночным клубом, где богатые интеллектуалы смогли бы общаться со звездами мирового искусства за бокалом вина и дорожкой мескалина. После такого уж точно, художник — это светское существо новой эпохи, которое невозможно представить вне бесконечной тусовки.
Пробраться на Олимп было непросто, но на нем звезду искусства уже ждали легкие деньги. Искусством становилось буквально все, к чему художник прикасался — нужно было лишь уметь продавать это с серьезным лицом. Пьеро Мандзони умел это делать лучше многих.
Бравый Мандзони из Милана стал известен в конце пятидесятых, когда начал создавать произведения с «частичкой себя». Если он создавал скульптуры из пневматических механизмов, то внутри них оставалось дыхание художника. Если он продавал в художественной галерее вареные яйца, то варил их прямо перед покупателями — чтобы у них не осталось сомнений в подлинности работы. Расписываясь на груди поклонниц Мандзони выдавал им сертификат подлинности, который подтверждал приобщенность к руке творца.
«Дыхание художника» Мандзони в 60-е…
…и в 2000 году.
Простая по своей сути идея, развившая шутку Дюшана с писсуаром: если художник прикоснется к любому предмету в мире, тот незамедлительно превратится в произведение искусства. На этом тезисе Мандзони построил свою карьеру.
Итальянский художник дошел до того, что стал продавать фанатам салфетки со своими отпечатками пальцев — стоило оставить на них след, как они тут же превращались в шедевры. Он продавал сертификаты-индульгенции, объявляя произведениями искусства людей и домашних животных. Но главным его перфомансом, разумеется, стал аукцион 1961 года — на нем гений продавал свое собственное дерьмо.
«Стопроцентное дерьмо художника» было разложено по консервным банкам и надежно запечатано. В каждой консерве содержалось тридцать грамм отборного произведения искусства. Предложение было ограничено — Мандзони произвел всего 90 банок, после чего больше никогда своими фекалиями со страждущими не делился. Лимитированный продукт оказался распродан в мгновение ока и разлетелся по всему миру, осев в частных коллекциях.
Через два года после легендарной продажи дерьма Пьеро Мандзони скончался от инфаркта, и продукты его жизнедеятельности стали расти в цене. В 2007 банка легендарных фекалий была продана на аукционе Сотбис за 124 тысячи евро — технически, это самые дорогие экскременты в мировой истории.
За свою короткую жизнь Мандзони натворил немало странных вещей, но не стоит считать его сумасшедшим — все-таки в его действиях было достаточно самоиронии. Создавая «Дерьмо художника» он прямо насмехался над потенциальными покупателями, которые готовы купить все что угодно — лишь бы оно имело какую-то абстрактную ценность. «Миланским буржуазным свиньям нравится дерьмо», констатировал художник. И был прав.
В начале XXI столетия история с «Дерьмом художника» получила неожиданное и очень остроумное развитие. Под воздействием времени банки с фекалиями Мандзони, уже стоящие среди частных коллекий, вдруг начали взрываться. Трудно представить, сколько шедевров было замызгано испражнениями покойного художника, но последний свой комментарий об искусстве он все-таки оставил. А все еще «живые» консервные банки в крупнейших музеях мира поспешили поставить отдельно от прочих экспонатов и для верности закрыть стеклом. Мало ли что.
Дэмьен Херст: главное — цена
Британский художник Дэмьен Херст — это Зак Снайдер от мира современного искусства. Дикий и неуправляемый бездарь с манией величия, которого ненавидят критики и зрители. Он является автором самого дорогостоящего «шедевра» современности — настолько плохого и безвкусного, что Херста принято называть королем китча.
Впервые Херст заявил о себе в 1991 году, когда представил работу с претенциозным названием «Физическая невозможность смерти в сознании живущего». За философской программой скрывался простой аквариум с формальдегидом, в котором болталась мертвая тигровая акула.
Британские журналисты уже тогда не могли понять смысла работ Херста. Маринованную в формальдегиде акулу называли «fish without chips», тем самым ставя под сомнение смысл ее существования.
При этом сам Херст объявил, что его работа стоит 50 тысяч фунтов. Это было неслыханной дерзостью — сам художник, без помощи специалистов и критиков, обозначил точную цену своего произведения. Еще забавнее было то, что бедная акула таких денег определенно не стоила.
Следующие двадцать лет Херст занимался своим любимым делом — создавал вокруг своего искусства скандалы и неплохо на этом зарабатывал. Он сделал еще несколько схожих инсталляций с дохлыми животными в аквариумах, и каждое новое произведение стоило в разы дороже предыдущего. Критики теряли дар речи от наглости британца, а он продолжал штамповать свои сомнительные шедевры. И, что немаловажно, их продолжали покупать, потому что разгромные статьи делали ему отличную рекламу.
В 2007 году Херст сделал последнюю свою работу, которую называют апофеозом безвкусицы и гимном художественной импотенции — модель человеческого черепа, инкрустированную восемью с половиной тысяч бриллиантов. Чтобы дополнить список кошмаров, Херст еще и нарек череп цитатой из Библии: «For the love of God». В таком виде череп представили публике.
Лучше всех о пресловутом черепе сказала искусствовед Изабель Грав: «Культурная значимость черепа целиком и полностью основана на его запредельной стоимости». Идеи, вложенные Херстом в черепушку донельзя пошлы и известны еще с античности — ничего неожиданного в искусство привнесено не было. Но на производство черепа ушло 14 миллионов фунтов, что сразу привлекло к нему интерес.
При этом Херст продемонстрировал свою работу в очень выгодное время, когда на Западе еще не все забыли о гламуре — вся эта эстетика дорогих украшений, завернутая в максимально дурацкую упаковку, сыграла ему на руку. О Черепе принялись говорить как о самом дорогом предмете искусства в мире, и таковым он в итоге стал — его выкупили за 100 миллионов долларов. Сейчас «For the love of God» бродит по свету и выставляется в крупнейших мировых галереях, на потеху публики и к вящему недовольству менее предприимчивых художников.
Что примечательно, сам Дэмьен Херст абсолютно не смущен своей репутацией в кругах искусствоведов.
— Вам не кажется, что ваши работы абсолютно лишены какой-либо оригинальности? Их может создать абсолютно любой человек.
Из интервью Херста The Observer
— Но ты-то ничего подобного не создала.
Олег Кулик: одинокий Цербер на улицах Москвы
Осень 1994 года, серая постсоветская Москва. Ноябрьским вечером по 4-му Сыромятническому переулку, мимо галереи Марата Гельмана, идут с работы жители столицы. Все как обычно, но вдруг двери галереи открываются, и на улицу вылетает озверевший мужик в костюме Адама. Он бегает на четвереньках, лает и пытается ухватить кого-то из прохожих за пятую точку. За ним из музея выходит еще один мужик — только уже на двух ногах, и в одних боксерских трусах. Он держит сумасшедшего товарища на цепи и одергивает от испуганных людей.
Пока милиция ехала, озверевший дядька успел распугать уйму народа, забраться на пару машин и, кажется, кого-то пометить. Вел он себя настолько дико, что ни у кого из свидетелей не осталось сомнений в его невменяемости. Одичавшим оказался Олег Кулик, а все происходящее непотребство стало известно как акция «Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером». Теперь это признается классикой акционизма, а последователи Кулика творят дичь во всех уголках мира.
На самом деле Кулик, естественно, не является умалишенным — по крайней мере, для подлинного психа ему далеко. С восьмидесятых годов он занимается искусством во всех его проявлениях: пишет теоретические и художественные тексты, рисует, мастерит скульптуры. Его образ «Бешеного пса» был спланирован как часть рекламной акции галереи Гельмана, и эта вакханалия принесла художнику общемировую известность.
Следующие десять лет Кулик объездил в образе собаки половину земного шара и кусал задницы жителей Цюриха, Вены и Страсбурга. Где-то все проходило довольно мирно, но часто не обходилось без полиции. Каждая такая акция происходила спонтанно, так что простые цивилизованные европейцы оказывались рядом с человеком-собакой неожиданно.
Сама мысль превращаться в собаку появилась у Кулика в начале девяностых, когда он оказался в тяжелом финансовом положении. Он провел простую параллель с бездомной собакой: точно также художник перемещался по Москве в поисках провианта и работы и отовсюду его гоняли. Кулик пришел в галерею на Винзаводе и попросил у Марата Гельмана работу — мол, за ваши деньги я буду готов даже сторожить вход. Гельману идея понравилась, и он выпустил бешеную собаку охранять ночной переулок.
Девяностые и правда были достаточно свободным временем — Кулика, в отличие от некоторых его предшественников, не отправили на обследование в дурдом и не стали наказывать за хулиганство. Общественное порицание ограничилось жестким высказыванием мэра Лужкова о «голых людях на улицах столицы». А сам проект существовал вплоть до нулевых. Кулик успел облаять флаг Евросоюза и Жириновского, баллотировался в президенты России от собственной Партии животных и неоднократно получить по лицу за свои выходки. Сам художник оценил свои художества как крайне успешные.
Они таковыми и были — Кулика в его собачьем обличии приглашали выступить крупные музеи по всему миру, и он теперь крепко ассоциируется с русским акционизмом. Художник в образе собаки показал человека без налета цивилизации, простого зверя, который скрывается в каждом «нормальном» обывателе. Встретиться с одичавшим человеком страшно, но захватывающе — не зря европейские интеллектуалы по сей день помнят о Кулике и даже делают к нему симпатичные референсы в кино.
Больше диких историй о русских акционистах:
