Весна 1940 года. Немецкие войска в быстром темпе жмут французскую, британскую и бельгийскую армии к северу Франции. Все заканчивается тем, что на пляже неподалеку от небольшого прибрежного городка Дюнкерка размещаются около 400 000 военных. Силы Гитлера могут напасть в любой момент, но почему-то мешкают. Промедлением пользуются британские власти, которые на судах — военных и гражданских — второпях стараются вернуть армию домой. Эту операцию впоследствии назовут «Чудо в Дюнкерке», несмотря на то что в ней все-таки погибнут несколько десятков тысяч человек.
«Дюнкерк» Кристофера Нолана посвящен именно спасению союзных войск, но подходит к рассказу этой захватывающей истории совсем не с википедийной дотошностью. В начале картины несколько титров, вводящих зрителя в курс дела, в следующие полтора часа — несколько фраз от британских генералов про обстановку на пляже, кто-то ненароком вспомнит Гитлера, а в конце, конечно, зазвучит знаменитое черчилльское обращение к народу. И все, никаких стрелочек на анимированной карте, длинных финальных объяснений, что там произошло и так далее. Поэтому, если вы ничего не знаете про «Операцию “Динамо”» или отлучитесь в ключевой момент из зала за начос, можете по-крупному упустить мотивы происходящего. Но это, на самом деле, не так важно — потому что Нолан в «Дюнкерке» выступает не в роли поучающего историка, а скорее художника, который старается зафиксировать мгновение войны со стороны, но не в коем случае не лезет внутрь конфликта. Вы, наверное, видели не раз в картинных галереях огромные монументальные полотна с десятками людей и ситуаций на них. Вот на них и похож «Дюнкерк». Ухватиться за мгновение, передать со стороны ужас войны Нолану удалось великолепно.
«Дюнкерк» — не история военного подвига, а фильм, который показывает войну, как бесконечную череду микрособытий. Тревожная музыка Ханса Циммера, которая вступает в картину на пятой минуте, по прихоти Нолана не замолкает до самого финала. Ее чеканный бит как бы изображает постоянное учащенное сердцебиение, непрекращающийся стресс и ад, в котором оказываются люди на войне. В особо мощные моменты музыка усиливается, а в определенных сценах даже становится невыносимой — но Нолан сознательно бьет по болевым точкам зрителя. В этом смысле, конечно, «Дюнкерк» — не только фильм, но и в каком-то смысле выверенный психологический аттракцион, не щадящий смотрящего.
Рядом со мной сидела впечатлительная дама, и каждый раз, когда на экране с оглушающим гулом проносились самолеты, она так сильно вжималась в кресло, что казалось, она его сломает. Если рядом с вами есть кинотеатр с крутым звуком и большим экраном, идите смотреть «Дюнкерк» только туда. Если нет, обязательно найдите в такое место в городе. Это фильм, который просто требует, чтобы его смотрели в наилучшем, самом современном формате — с технической точки зрения это произведение искусства. Если уж Нолан и гений, то именно в этом.
Камера оператора Хойте ван Хойтема подстать Нолану и Циммеру. Во время самолетных боев, когда объектив вталкивает бескрайнюю водную гладь в огромный IMAX-формат, хочется ахать от восхищения. И самое замечательное, что «Дюнкерк» выглядит очень естественно — кажется, что Нолан снимал вообще без использования компьютерных спецэффектов, в максимально естественном освещении.
Нолан всегда ставил в своих фильмах эксперименты. Начиная с «Помни», где снимал историю задом наперед, и до «Интерстеллара», последние двадцать минут которого могут пересказать только физики. «Дюнкерк» — это еще один опыт Нолана, попытка рассказать военную историю с разных ракурсов. Действие фильма происходит как бы в трех плоскостях — на суше, где мы становимся непосредственными свидетелями эвакуации, на море, где следим за приключениями одной гражданской моторной лодки, а также в воздухе — там зрителя ждут бои на истребителях. Причем все три истории развиваются параллельно, но не синхронно — события в одной из них могут убежать вперед, а остальные части будут их догонять.
Этот небольшой сюжетный сдвиг по фазе создает приятный эффект, когда история собирается на ваших глазах по ходу фильма, как нестройный паззл. Но главное, что Нолан дает зрителю взглянуть на события буквально отовсюду и показать, как по-разному люди реагируют на одни и те же вещи. Это тоже своего рода небольшой аттракцион, техническое представление, а в них, как мы уже решили, равных Нолану почти нет.
Почти все свои предыдущие сценарии к фильмам Нолан писал со своим братом Джонатаном. «Дюнкерк» же — приятное исключение — он написал в одиночку. И оказалось, что в одиночестве Нолан совсем не склонен к идиотским усложнениям, скучным разговорам и ложной многозначительности, которыми сочились его прежние фильмы. Тут неожиданно появилась аккуратность и легкость. В «Дюнкерке» люди почти не разговаривают, а когда все-таки открывают рот, изъясняются односложно. Никаких километровых слезливых речей, никакого многоэтажного пафоса (кроме финала), никаких длиннот — только взрывы, короткие сюжетные перебежки, снова взрывы и снова перебежки. Именно поэтому «Дюнкерк» за свои сто минут экранного времени не буксует ни разу, позволяя себе лишь иногда снижать скорость — это кино не про разговоры и личное горе, а про всепоглощающий шум войны.
«Дюнкерк» многие ругают за определенную пустоту — мол, за техническими упражнениями тут ничего нет. Это не совсем правда. Конечно, это не типичная военная драма — здесь почти нет фокуса на участниках событий и точно нет места их личным переживаниям. Даже самый грустный инцидент фильма закапывается Ноланом при помощи нескольких реплик и взглядов в камеру. Раньше он бы посвятил такому целый акт. Актеры и герои тут почти ничего не значат. Шекспировские артисты Брана и Райленс здесь даже не на вторых, а на третьих ролях. В первых двух — война и страх. Именно поэтому «Дюнкерк» не зря сравнивают с живописью — это действительно монументальное эпичное полотно, в котором режиссер занимает отстраненную позицию, пытаясь зафиксировать момент целиком, а не по частям. Такой авторский ход, судя по заявлениям особенно отечественных зрителе, оказался не всем по душе, но вряд ли это имеет значение. Зарубежные критики столь холодный подход называют импрессионистским, но на самом деле «Дюнкерк» больше похож на ребенка Босха и Айвазовского — батальные сцены с «чертовщиной» (например, нацисты в кадре не появляются вообще) и общей атмосферой ужаса. И именно поэтому в этой каше немного теряются персоналии. Так мало сосредоточенности на личном в угоду масштабности, так много общих планов, но здесь это более чем уместно.
В «Дюнкерке» допущена только одна большая ошибка — слишком по-нолановски прямолинейный и пафосный финал. С той самой речью Черчилля за кадром и красивостями в духе даже не Михалкова, с которым его все сейчас остроумно сравнивают, а скорее Терренса Малика в худшем смысле. Но по иронии судьбы именно в финале фильма проговаривается одна из самых интересных его тем. Когда спасенные британские войска высаживаются на родине, их встречает дедушка с пледами. Он говорит важные слова: «Выжить — это уже немало». И именно они подвешивают над картиной важнейший вопрос: война — это всегда подвиг или игра на выживание? Конечно, Нолан в следующие пять минут даст ответ, но лучше зажмуриться и сделать вид, что вы ничего не видели. Потому что без объяснений и ответов, а также красивых закатов в эндшпиле и пафосных циммеровских вступлений «Дюнкерк» был бы еще круче.
«Дюнкерк» в прокате с 20 июля.