14 сентября у московской рок-группы «Пасош» («паспорт» на сербском) вышел третий студийный альбом «Каждый раз самый важный раз», моментально разлетевшийся по всем соцсетям и плейлистам молодых людей. С самого первого своего релиза «Пасош» поет задорные гимны молодости, легкомысленно романтичные, без драмы, но проникновенные. В эпоху отсылок, переосмыслений и рефлексии намеренное упрощение в музыке многим кажется немыслимым, и за него «Пасош», конечно, критикуют те, кто слишком много понимает.
Сейчас группа находится в самом большом туре за карьеру: 27 городов, более двух месяцев. Disgusting Men встретились с «Пасош» после концерта в ныне закрытом клубе «Маркс» в городе Волжский. Гуляя в окрестностях Мамаева кургана и катались на волгоградских трамваях, музыканты «Пасош» рассказали о том, почему пора перестать гнить в турах, как прожить на музыке, за что они ненавидят современную культуру, и в какие игры можно играть в рок-туре.
Disgusting Men: Пока вы допиваете кофе, расскажите, как проходит тур?
Кирилл: Очень спокойно. Самый спокойный тур в нашей жизни. Раньше мы очень много романтически саморазрушались, но пока что все достаточно спокойно. Никто не опускается на дно.
DM: В каком это смысле — «романтически»?
Кирилл: Ну, мы много пили и страдали всякой херней. Сейчас все гораздо спокойнее проходит. С одной стороны, вроде бы, заботимся о себе и достаточно хорошо физически себя чувствуем; раньше к этому моменту мы бы уже немного разлагались. С другой, бытует мнение, что мы теперь старперы и не способны весело проводить время. Иногда ты его высказываешь, Давид (обращается к тур-менеджеру группы — прим. DM).
DM: А вы не старперы разве?
Кирилл: Не знаю. Наверное, нет.
Гриша: Из нас всех ты наибольший старпер.
Петар: Единственный старпер среди нас это ты — постоянно разговариваешь по телефону и отказываешься от всех предложений!
Кирилл: Не могу сказать, что ты сильно отстаешь в этом. Ты просто жалуешься, а я всем доволен.
Петар: Жалуюсь? Да я пью каждый день с тех пор, как мы выехали из Москвы.
Гриша: Вот! Он хотя бы старается романтически саморазрушаться, а ты что для этого сделал? Но все-таки я считаю, что вот так лучше, чем постоянно бухать, потому что «романтики» в этом ровно столько, сколько ты в это вкладываешь. Романтику саморазрушения вкладывает тот, кто гниет, потому что так удобнее.
Петар: Этот тур организован лучше, чем все предыдущие, и это очень сильно помогает нам поддерживать нормальный уровень здоровья и физического состояния. Мы хорошо питаемся, хорошо спим, не слишком себя физически доводим. Скучновато иногда, но это как раз потому, что все слишком хорошо, и это странно. Может быть, потому что мы привыкли к другому.
DM: На одном из концертов у Петара сломался зуб; еще травмы были с начала тура?
Петар: Во многих городах приходится выступать без сцены. И когда нет сцены, или когда она очень низкая, первые ряды зрителей часто падают на нас. Из-за давки люди часто задевают микрофоны, они летят нам в зубы. У большинства вокалистов наверняка есть свои уловки по уходу от ненавистного микрофона. Вот в этот раз у меня не получилось увернуться, и откололся небольшой кусок зуба. Не очень это радует, конечно, но ничего страшного. Не хватайтесь за микрофон, когда падаете, иначе может выйти так, что не получится доиграть концерт. Других казусов не было.
Кирилл: Был сразу после этого! Гриша допился до того, что не мог стоять. Очень расстроился, что у Пети сломался зуб.
Гриша: Ничего романтичного в этом не было, кстати.
Кирилл: Я читал книгу с воспоминаниями участника одной известной группы о записи первого альбома, ее выход приурочили к десятилетию пластинки. Он рассказывал о романтике саморазрушения, что она, кажется, не просачивается через музыку: благодаря этому нормальные люди могут интересоваться только самим произведением, а не его мифологией. С другой стороны, это рождает приятные воспоминания. Как-то он ехал на запись после бессонной ночи, параллельно нюхая кокаин, и описывал инцидент в студии. Он назвал конкретный момент в песне, когда когда можно услышать щелчок от ледышки в бокале вокалиста, который тот держал возле микрофона. Благодаря этому рождаются воспоминания, которые отдают теплотой. Но не всегда все проходит хорошо, конечно. Эти пару недель мы генерируем не так много приятных воспоминаний, как привыкли — это странно.
Гриша: Такая же история была про метроном в песне «Россия». Мы записывали вокал у меня в колледже, а там были очень плохие наушники, которые приходилось сильно разгонять. В тихих участках песни слышно метроном — это наводит ностальгические воспоминания.
DM: Вы уже работаете в плюс, или пока катаетесь ради искусства?
Петар: Только по итогу тура можно будет сделать какие-то выводы. До этого все было не очень стабильно. У нас всех есть или были сторонние источники дохода, поэтому пока трудно сказать, насколько группа «Пасош» финансово самостоятельна. У меня за последнее время второстепенные источники дохода пропали, поэтому отыграем тур и посмотрим.
Гриша: В целом, когда ты едешь в тур на два месяца, заниматься чем-то еще параллельно достаточно сложно. Или невозможно.
Кирилл: Могу сказать, что в отличие от Гриши, у которого есть нормальная работа…
Гриша: Перестань это говорить в каждом интервью, потому что у меня ее нет. В десятый раз повторяю: у меня есть не-нормальная и не-человеческая подработка.
Кирилл: Хорошо. Относительно меня ты сводишь концы с концами. А я вот не могу сказать, что чувствую себя комфортно.
DM: Что вы думаете о «новой русской волне»? Что-то стоящее или навязанный выдуманный жанр?
Кирилл: Мне кажется что 2018 станет триумфом новой русской музыки — это год, когда смена поколений будет в ней окончательно зафиксирована. В чем-то мне как слушателю это новое поколение импонирует сильнее предыдущих, но уже сейчас есть и сомнительные вещи.
Абсолютная демократичность этой волны, независимость от каких-нибудь медиа — у нее нулевой порог входа — в эту музыку, к этим артистам. Дискурс обсуждений музыки — очень простой. Тут не принято анализировать, о чем-либо рассуждать. Мне кажется, что это достаточно грустно. Хотя изначально я топил за такой подход максимально, но теперь это уже начинает действовать на нервы.
Сейчас и людей, которые в публичном поле поддерживают дискуссию на должном уровне, практически нет. То, как о музыке сейчас пишут журналы, медиа, паблики, кто угодно — это смехотворно низкий уровень дискуссии, никто не осмысляет ничего. Это сложно и долго. Лучше потратить это время на что-то более конвертируемое в лайки.
Петар: Такой подход привел нас всех в ситуацию, когда главная музыкальная сенсация года — рэпер Face. Я считаю, что это достойно смертной казни. Мы за возвращение снобов.
DM: Почему?
Петар: Потому что это плохо, это плохая музыка. Это не музыка, а просто мемы, прикольчики, шутки. Культурный уровень этого всего — довольно низкий. И если от этого всего абстрагироваться и посмотреть свежим взглядом, то понимаешь, насколько это все стремно.
В начале тура у нас был спор о том, что мы не обсуждаем русских рэперов. На протяжении всей поездки. Поначалу мы очень сильно угорали от этого: все проигрывали и задолжали друг другу кучу денег, но прошло несколько недель, и мы реально перестали об этом говорить. Как-то абстрагировались от вездесущей темы, спрятаться от нее — очень трудно. И это ужасно: культурная составляющая всех этих трендов, которые мы возвели в статус, смехотворна. При этом все эти вещи являются основной культурной составляющей среди молодежи в нашей стране. И никакой контркультуры нет.
Кирилл: Мы сейчас упомянули рэпера Face — это большая, классная медиа-сенсация. Первое интервью с этим человеком вышло пару недель назад. Первое нормальное интервью. Всем, кто о нем писал, и в голову не пришло поговорить с ним.
Есть два подхода к тому, как разговаривать о музыке. Можно вести дискуссии о музыке вообще — то, чего мы сейчас не наблюдаем, хотя это важно, пусть и несколько занудно. А еще можно вести дискуссию о людях, которые эту музыку делают. Человек — якобы главная сенсация года, а интервью взяли пару недель назад.
Почему мы начинаем поворачиваться в сторону снобизма? Мне кажется, что следующее поколение будет таким. Эта анти-интеллектуальность приводит к тому, что мы по-умолчанию начинаем считать хорошим все, что популярно. И это остается единственным мерилом художественного успеха. Любая статья про любого успешного российского музыканта начинается со слов: «Вот этот парень, он собирает такие-то залы, давайте зададим ему десять жирных вопросов». Ничего кроме этого не осталось. Должен быть какой-то дискурс, позволяющий тебе лавировать в этом. А его нет, он уничтожен, и его нужно создавать заново.
Гриша: Вопрос был про новую русскую волну, поэтому теперь мы говорим о Face.
Кирилл: Нет, под новой русской волной мы понимаем вообще все поколение новой русской музыки: не только тех, кто играет на фестивале «Боль», или делает гитарную музыку — мне в целом кажется, что это теперь одна большая каша. Несмотря на все негативные высказывания, которые мы сейчас сделали, новая русская музыка стала намного лучше. Все делают свое дело, и все делают его круто.
DM: Можешь назвать пару имен?
Кирилл:Антоха MC, например. Я считаю? что он ******* [сумасшедший] совершенно гений, это феноменальный человек. Недавно читал про его новый альбом, и мне было стыдно, настолько люди его не понимают. Невероятно талантливый человек. Мы пытались что-то вместе делать, но у нас не очень получилось. Еще могу назвать группу «Спасибо». У них на днях выйдет новый альбом — одна из самых крутых групп из тех, что делают гитарную музыку на русском языке.
DM: Так о каком снобизме вы говорите?
Гриша: Я считаю, что снобизм это очень цикличная вещь. Она приходит в голову любому человеку, который является условным персонажем поколения, когда все доходит до максимального абсурда. Он начинает взрослеть, оглядывается и понимает: «Что же я наделал!». Надо срочно становиться снобом. Когда вокруг все становится максимально снобским — люди начинают это ненавидеть. Начинают делать «новую русскую волну», тот персонаж становится старпером, которого никто не слушает, потому что его мнение не совпадает с мнением нового поколения.
Петар: Мне совершенно не кажется, что это возрастное, если честно. Все ищут во всем второе дно, очень много некачественного контента выдается за что-то пост-ироничное, за гиперреализм, за что-то более глубокое, чем есть на самом деле, при этом совершенно таковым не являясь. Постоянно пытаются в этом что-то найти, как будто подразумевая, что во всем что-то должно быть. Это не так. Иногда второго дна не существует, это просто дно.
DB: Часто авторы не закладывают двойные смыслы, ведь отчасти это работа аудитории.
Петар: Да, критики и слушатели в этом смысле делают больше работы, чем музыкант. Ты можешь сделать что-то, а остальные начинают додумывать.
Кирилл: Мне кажется, сейчас, в эпоху глобальной пост-иронии в музыке, происходит дефицит вещей, не имеющих второго дна по умолчанию. Когда нет стеба, иронии, отсылок. В 2017 году быть искренним стало чем-то нишевым и протестным. Говорить в лоб прямые и простые вещи стало андеграундом.
Гриша: У меня начинается депрессия, когда эти двое начинают говорить о снобизме. Мне становится страшно и грустно.
DM: Кто из вас самый панк?
Гриша: Мне кажется, Кирилл — единственный панк среди нас.
Петар: Я точно не панк.
Гриша: Петя — поп-звезда, я пытаюсь быть лучше, а Кириллу просто ***** [все равно]. Он панк-интеллектуал.
Кирилл: Могу сказать так: у меня плохо получается делать вещи, которые я делать не хочу. Но я не считаю, что это хорошая черта характера.
DM: Учиться тебе совсем не хотелось?
Кирилл: Почему же, в «Вышке» (Высшая школа экономики — прим. Disgusting Men) было очень классно, я даже жалею, что меня отчислили. Когда я сломал ногу, мы с Петей попали в аварию, уже было совершенно не до подготовки к комиссии. В итоге я ее завалил и перевелся во ВГИК каким-то хитрым образом. Но там мне было не очень приятно находиться, так что я просто перестал ходить.
DM: Что вы такое увидели в конце клипа «Январь»?
Петар: Путина. (смеются)
DM: О чем вы, как группа, мечтаете?
Петар: Не знаю, не стоять на месте, совершенствоваться, идти к чему-то новому — достаточно банальные вещи.
Гриша: У меня мечта не стать группой Foo Fighters.
Кирилл: Мечта — это открытое к интерпретациям слово, и если у тебя есть цель не предавать себя, то ты можешь отвечать на этот вопрос как угодно. И это будут достаточно банальные вещи.
Петар: Я бы хотел лодку. Что-то среднее между яхтой, кораблем и лодкой. Чтобы я мог там жить, друзей звать, отправляться в плавание. Просто наличие такой лодки подразумевает некоторые другие вещи. Определенное финансовое устройство, психологическую гармонию с самим собой, устоявшееся место жительства, род деятельности и так далее.
Кирилл: Наличие лодки подразумевает, что у человека все хорошо. Я в таком случае хочу конюшню. Человек, у которого есть несколько лошадей, по-любому нашел свое место в жизни.
DM: Из всех городов, в которых вы побывали, где самая вкусная шаурма?
Гриша: У нас скорее всего устаревшие данные, так как мы давно не ели шаурму. Но в прошлый раз самая вкусная была в Москве на «Китай-городе».
Кирилл: В этот раз мы ели только одну шаурму. Где это было, Давид? В Ростове? В Ростове, да. Она была слишком огромная и соус был слишком густой. Ее было очень сложно есть. Весь соус скопился внизу уже к тому моменту, когда мы освоили лишь четверть.
DM: Играете во что-нибудь в туре? Там, третьих «Героев» на ноутбук установили, может быть?
Петар: Мы играем в рок-группу. С играми последнее время мы мало связываемся. Возможно, в силу возраста.
Кирилл: Играть в любом возрасте классно, но просто это мимо нас. Это стало как туровое хобби. В основном, играем мы с Петей и подключаем остальных. Играем в третью Age of Empires в тачке, и это достаточно весело.
DM: Почему именно в третью?
Кирилл: Не знаю, в оригинальную мне вообще не довелось поиграть, во вторую играл в детстве, а Петя — в третью в универе со своими соседями. Он и привил мне любовь к ней.
DM: Только стратегии?
Петар: Я всегда любил стратегии, например, Warcraft 3 и Frozen Throne. Еще мне очень нравились The Lord of the Rings: The Battle for Middle-earth. Но я не смог найти первую часть для MacOS, поэтому мы с друзьями из Англии стали играть в Age of Empires, при этом включая саундтрек из «Властелина Колец» на YouTube. Это добавляло эпичности происходящему. Как-то раз мы играли с моим соседом Джекки, когда в комнату зашел сосед Эд и сказал: «Классная игра, парни, скиньте мне тоже, я хочу поиграть». Мы ему скидываем, и на следующий день он еще раз приходит и говорит, что это какая-то не та версия: «Где версия с музыкой из «Властелина Колец»!
Так же мы играем во всякие социальные игры для приставки, вроде Mortal Kombat, серию Tony Hawk, Tekken 3. Не так давно купил себе PlayStation 1 и теперь играю во все классические штуки. «Человек-паук», «Тарзан», Crash Bandicoot, Metal Gear Solid. В общем, я играю не так уж часто.
Кирилл: Я помню, что играл во вторую «Готику» — совершенно невероятная игра. С огромным трудом смог пройти ее дважды.
Гриша: Я никогда не играл в популярные игры такого типа, кроме Warcraft и Counter-Strike. Интересовался очень нишевыми играми, например SCP, где нужно идти по бесконечной лестнице, и в какой-то момент на тебя может выпрыгнуть скример. Если ты не успеешь увернуться, то игра просто вылетает.