Как человек, деятельно интересующийся московским музыкальным андеграундом примерно с 2003 года, я застал несколько ярких витков истории вопроса. В начале нулевых в моде был скейт- и ска-панк: в топовых рок-клубах гремели все эти «1,5 кг отличного пюре», P.P. Ska, университетская банда моих друзей «пОхУдЕть» и прочие артисты с каламбурным чувством юмора и то спортивно-раздолбайскими, то политизированными текстами на русском языке.
Естественно, скинхеды, «накрывание» концертов, панк-хардкор и прочий нездоровый сопутствующий движ. Потом был тот самый легендарный 2007-й, эмо, густые челки, худи в черно-розовую шашечку, карамельные душераздирающие песни о неразделенной любви. Но к 2010 году все это стало достоянием людей, которым атмосфера и светское времяпровождение были важнее музыки. Эмо разделились на тру и позеров, «понимающих» и просто кривляющихся ранимых 19-летних с глазами на мокром месте. А потом просто исчезли, потому что и снаружи, и изнутри всем стало наплевать, кто есть кто. Идеология тех, кто тогда играл на гитарах, не казалась привлекательной тем, кто уже через пару лет выйдет на сцену и заиграет совсем другой рок-н-ролл.
В десятых модными стали коллективы, которые умели хорошо петь на английском. Они слушали и брали пример с Down, Queens of The Stone Age, Kyuss, Red Fang, раскачивали медленными сладж-риффами залы, полные людей, которые вдруг узнали, где быстро и безопасно вымутить травы, а потом запить ее бешеным объемом пива. Их интересовал современный стоунер и производные, иногда весьма буквально: Stone Cold Boys, The Re-Stoned; stoned то, stoned се — названия, говорящие сами за себя. Стоунер в какой-то момент ворвался на московскую сцену до того заметно, что даже журнал «Афиша» побежал выяснять, что это такое, и чем это приглянулось новым двадцати- и тридцатилетним.
Причины были простые. Похабно разукрашенные эмо, панки с зацементированными пивом ирокезами, асоциальные скинхеды — все это было слишком обязывающе и противоестественно для человека, который хочет просто играть или просто слушать музыку на концерте. Тому, кто не пришел бить лица за политические убеждения или слезно обсуждать суицид, который никогда не состоится, субкультуры со столь выпуклыми периферийными особенностями и требованиями к пользователю были чужды.
Подобно тому, как когда-то группа Nirvana убрала из поля зрения нахимиченных мужчин в коже и прославила простых парней в растянутых свитерах, московская стоунер-сцена вывела на передний план людей, отрастивших бороды и переодетых в лесорубов. Довольно скоро и это стало проблемой: и публика, и музыканты признали, что никакие они не лесорубы, в бородах выглядят одинаково, а клетчатые байковые рубашки все покупают в одном и том же магазине. Так началась новая трансформация. Андеграунд-группировка CSBR, которая изначально расшифровывала себя как «Confederate Southern Bands of Russia» (я вас умоляю), переобулась в «Crab Stoned But Rocking» (ближе к правде). Некогда (и недолго) культовый сайт stonerrock.ru вовсе был куплен какими-то автолюбителями, которые дают советы по выбору самого честного онлайн-казино.
Самый популярный вопрос того периода — «Почему вы поете на английском?». Отвечали по-разному, разброс аргументов был от простого «Потому что можем» до хитрого: «Русский годится только для частушек». Столкновения андеграунд-западников и славянофилов происходили в контексте поиска аудитории и точек роста. Одни верили, что русский не годится для такой музыки в принципе, другие — что с английскими текстами они станут популярными во всем мире и успешно прокатятся по Европе.
К 2019-му эти устои тоже пошатнулись: оказалось, что прямой зависимости от выбранного для песни языка и популярностью этой песни все-таки нет. Некогда строго англопоющие и весьма великие Grizzly Knows No Remorse (авторы, кстати, аргумента про частушки) выпустили новый альбом на русском языке. Стала ли группа из-за этого собирать больше фанатов не концертах? Нет — но, судя по многочисленным фото из тура, ничего и не потеряла. В 2019-м они выступили на «Нашествии» — хоть и круто, но к сожалению, перед полупустым полем.
Кого в этом винить, решайте сами, но попытки андеграунда стать мейнстримом прекрасно проиллюстрированы в фильме Between Two Ferns: The Movie, герой которого ведет достаточно популярное интернет-шоу, но мечтает о телеэфире в прайм-тайм. Как однажды сказал нам в интервью гитарист God Tempts Hero (теперь вместо нее у нас есть группа Starified), «Предел подвала — это подвал». Проблема, наверное, в том, что выход из российского рок-подвала проходит через КПП вроде шоу «Голос» на Первом канале, а попасть туда готов — да и хочет — далеко не каждый.
Конкретно к концу 2019-го вдруг появились новые наблюдения. С общемировой музыкой в целом это случилось уже давно, и русский андеграунд постепенно тоже начинает что-то понимать: из музыкальной культуры медленно уходит эффект безвозвратного перелистывания страниц. Было как: кончились шестидесятые, возник новый звук, новые инструменты записи, потом восьмидесятые, совсем уже новая мода, массовые синтезаторы, потом Pro Tools и так далее. Пройденные этапы навсегда оставались позади, вспоминать их было неуместно, естественные тренды диктовали все новые правила.
В 2020-м все уже не так — похоже, что и в России наконец-то тоже. Жанры существуют рядом, не толкаются и не спорят об актуальности друг друга. Кажется, страница с русским рэпом и баттлами стала последней в той книге. Мировая музыкальная культура растет во все стороны одновременно: в январе 2020-го вы можете послушать максимально свежие альбомы метал-групп, гранжовых и бритпоп-парней, обнаружить новейший джаз. И у всего этого будет по несколько миллионов прослушиваний на YouTube.
Интернет оказал музыке величайшую услугу в истории. Русский андеграунд, в начале нулевых отиравшийся на специализированных сайтах типа RealMusic, нашел новый дом как минимум в VK, где куча людей, интересующихся новой не примелькавшейся музыкой, каждый день делает новые находки. На русском тоже научились петь: оказалось, это вопрос не предпочтений музыкантов или какой-то международной стратегии, а умения написать текст так, чтобы он не звучал напыщенно, буквально и наивно — см. дебютный абсолютно разрывной релиз питерской группы «Шлем».
Главная проблема музыки в России, впрочем, осталась незыблемой: она состоит в том, что ты слушаешь говно. Потому что, как громко ни кричали бы дети нулевых о своей самостоятельности в выборе контента, на замену диктату телевидения и радиовещания пришел диктат рекомендаций, умных плейлистов и прочего автоматизированного и почти такого же пассивного, как прежде, потребления контента. А что крутят в топах условной Apple Music, и без меня все знают — ничего нового и интересного от них не жди. А крестовый поход в андеграунд за новой музыкой — это чересчур осознанное и где-то даже опасное приключение, предпринять которое способен не всякий.
У московского андеграунда, впрочем, проблема другого уровня: ни с кем каши не сваришь. Хорошие группы могут встретиться и начать обсуждение совместного концерта, но дойдя до вопроса, кому выступать первым, начнут меряться письками, хотя меряться — это уже очевидно — им совершенно нечем. Коллабы, общие усилия и дружба внутри жанров — за этим туманом войны, на мой взгляд, скрываются все сокровища. Европейский слушатель готов к этому давно: там посреди deathmetal-фестиваля на сцене может появиться блюзрок-квартет, и огромные потные мужики в заклепках и шипах с удовольствием и благодарностью примут такую врезку. Mastodon ездят в туры с Clutch — много ли общего у этих групп, кроме инструментов, на которых они играют?
Московский андеграунд сейчас — это небольшие концерты групп, которые как раз пытаются найти точки соприкосновения и перестать смотреть друг на друга свысока. Времена, когда один говнарь смеялся над другим, показали, что выхлопа от этого подхода не будет: без единения забвение ждет всех. Взявшись за руки, музыканты смогут выйти из того самого подвала, минуя необходимые пункты культурного досмотра. Или, может, расширят и обустроят этот подвал так, что покидать его не захочется — потому что локальная клубная сцена это тоже очень важно, и далеко не всякая музыка уместна и возможна на стадионах и центральных телеканалах без эффекта, который постиг героя Зака Галифанакиса в Between Two Ferns.
