Единственный роман Андрея Платонова — хардкорное чтиво, описывающее брутальный хаос в молодой Советской России и в головах ее граждан.
Советовать читать Андрея Платонова для развлечения довольно странно. Примерно как рекомендовать в качестве варианта отпуска недельный поход через глухую тайгу – досуг достойный, но явно не для всех и требующий специальной подготовки. Зато фанаты экстрима и выживания будут в восторге.
Проза Платонова — именно такой литературный экстрим. Читая его, чувствуешь, действительно чувствуешь, будто проламываешься сквозь дремучий лес: спотыкаешься о вековые корни, ветки хлещут по лицу, идти тяжело — хочется все бросить и упасть. Но как-то бредешь дальше, на упрямстве и желании дойти.
«Чевенгур» в этом плане – самое тяжелое испытание. Этот довольно длинный роман — единственный законченный у Платонова. Есть много рассказов, несколько повестей, из которых самая знаменитая – «Котлован», включенный в школьную программу, но «Чевенгур» стоит особняком. Несмотря на то, что это далеко не самое позднее из произведений Платонова (написан в 1928 г., когда автору не было и тридцати), пожалуй, именно «Чевенгур» — квинтэссенция его творчества. Он очень страшный, мрачный, абсурдный, местами смешной и откровенно нелепый, и полностью посвящен строительству коммунизма. Но в таком виде, что у Маркса и Ленина глаза бы на лоб полезли.
Как и о чем пишет Платонов?
Нельзя говорить о «Чевенгуре», да и о любой книге Платонова, без упоминания его манеры письма. Она, мягко говоря, странная: этот автор изобрел свой собственный, совершенно невыносимый и при этом очень яркий стиль. Каждая фраза у Платонова искорежена, перенасыщена повторами, усилениями, бюрократизмами и ломает кости привычному русскому языку. Иногда читать очень тяжело:
«По наущению Чепурного Прокофий дал труду специальное толкование, где труд раз навсегда объявлялся пережитком жадности и эксплуатационно-животным сладострастием, потому что труд способствует происхождению имущества, а имущество – угнетению; но само солнце отпускает людям на жизнь вполне достаточные нормальные пайки, и всякое их увеличение – за счет нарочной людской работы – идет в костер классовой войны, ибо создаются лишние вредные предметы».
А иногда, наоборот, его тяжелая манера позволяет воплотить на бумаге тонкие, пронзительные чувства, охватывающие героев, ярче, чем конвенциональный литературный язык:
«Он выглядывал в окно за прохожим и воображал о нем, что мог. Прохожий скрывался в глуши тьмы, шурша на ходу тротуарными камешками, еще более безымянными, чем он сам. Дальние собаки лаяли страшно и гулко, а с неба изредка падали усталые звезды. Может быть, в самой гуще ночи, среди прохладного ровного поля шли сейчас куда-нибудь странники, и в них тоже, как и в Саше, тишина и погибающие звезды превращались в настроение личной жизни».
Такой шероховатый, нарочито неправильный стиль Платонов использовал осознанно – его миссия заключалась в описании доселе небывалых, невероятных событий, творившихся в России сто лет назад: к власти пришли странные люди, провозгласившие движение к невероятному счастью, и, с руками по локоть в крови, молодые советские граждане строили свой коммунизм, как умели. Пушкинским языком про такое не напишешь.
И все-таки, про что «Чевенгур»?
Это длинный роман, который охватывает примерно десяток лет: до и после революции 1917 г., героев в нем до черта, они появляются и исчезают довольно неожиданно (некоторые всплывают вновь, но не все), что создает ощущение полного хаоса. Но если попытаться как-то систематизировать суть романа, получится примерно так:
Чевенгур – вымышленный город где-то в степях, где, пока остальная Россия потихоньку выходила из хаоса Гражданской войны, а большевики в Москве понимали, что мировой революции пока не выйдет, и провозглашали нэп, решили своим умом учредить коммунизм — вот так, легко и просто, без всяких теорий, которые крестьяне все равно не понимали.
Для этого в Чевенгуре быстро перебили всех богатых («буржуев» и «полубуржуев»), запретили любой труд и производство, а работать вместо всех поставили солнце – ели что выросло, собственности не имели и даже дома в городе переставляли местами. Все не по Марксу, но какая разница, если его никто не читал.
«Чепурный взял в руки сочинение Карла Маркса и с уважением перетрогал густонапечатанные страницы: писал-писал человек, сожалел Чепурный, а мы все сделали, а потом прочитали, – лучше бы и не писал!
Чтобы не напрасно книга была прочитана, Чепурный оставил на ней письменный след поперек заглавия: «Исполнено в Чевенгуре вплоть до эвакуации класса остаточной сволочи. Про этих не нашлось у Маркса головы для сочинения, а опасность от них неизбежна впереди. Но мы дали свои меры».
Чевенгурский коммунизм – это очень русская история. Коммунизм, понятый малограмотными людьми как конец света в христианском смысле: наступление царства Божия на земле, только без Бога. Все провозглашено общим и оттого не нужным: чевенгурцы не трудятся, а «просто живут», довольные собственным общественным устройством. Платонов, сам долго живший среди крестьян воронежской губернии, знал, что для огромного числа людей в России все сложные идеи, о которых вещали большевики, выглядят именно так. Коммунизм провозглашает всеобщее счастье — а это что-то настолько магическое и невозможное, что конец света и есть. Еще в первой половине романа, задолго до упоминания Чевенгура, Платонов исчерпывающе формулирует, как народ пошел за большевиками:
«За крайней дверью коридора помещалась самая последняя партия, с самым длинным названием. Там сидел всего один мрачный человек, а остальные отлучились властвовать.
– Ты что? – спросил он Захара Павловича.
– Хочем записаться вдвоем. Скоро конец всему наступит?
– Социализм, что ль? – не понял человек. – Через год. Сегодня только учреждения занимаем.
– Тогда пиши нас, – обрадовался Захар Павлович».
Но если партия строит социализм с реалистических позиций, научным путем, то народ, нетерпеливый и уставший от мучительной жизни, пускается в полное безумие. Еще до упоминания самого Чевенгура в романе всплывает деревня, где жители решили переименовать себя в честь великих людей прошлого, чтобы соответствовать, и теперь там живут Федоры Достоевские и Христофоры Колумбы. В другом месте ярый коммунист, закованный в латы, обороняет революцию от губернских властей, считая их предателями коммунизма. А один из героев, советский Дон Кихот, платонически и безумно влюблен в немецкую коммунистку Розу Люксембург (казнена в 1919 г.) и лелеет мечту прискакать в Германию на ее могилу – истребив по пути всех буржуев. Каждый вкладывает в мифический коммунизм что-то свое, главное и великое, и, спотыкаясь, к нему идет. Но не доходит.
Один из главных мотивов «Чевенгура» – воскрешение мертвых, которое должно наступить после конца света, то есть — при коммунизме. Гибель всего живого густо прет на читателя с самых первых страниц, описывающих жизнь до революции. Умирают от голода дети, топится в озере, чтобы посмотреть, «что там», отец главного героя романа Саши Дванова; сам же Дванов заранее роет себе могилу, чтобы быть ближе к отцу. А коммунизм, верят чевенгурцы, навсегда решит весь неприятный вопрос с умиранием — «там, наверное, вообще, не надо будет умирать», как споет значительно позже Егор Летов. Крушение Чевенгура начнется именно с того момента, когда в нем умирает ребенок женщины, которая пришла туда, чтобы пожить в коммунизме. Что-то здесь не так, если все равно умирают дети. Позже Платонов разовьет эту идею в беспросветно мрачном «Котловане».
Зачем читать «Чевенгур»?
Читать этот роман почти так же сложно, как книги Уильяма Берроуза, только вместо потока наркотиков и секса здесь – чистый коммунизм. Написан он по-платоновски плотно и коряво, так, что легко скользить взглядом по страницам не получится, приходится вчитываться в каждую фразу, или, когда уже совсем невмоготу, перепрыгивать абзацы по диагонали, но легче от этого не становится – в голове шум от всех «солнце упиралось в землю сухо и твердо» и «растение всякого знания».
Вообще, знакомиться с Платоновым с «Чевенгура» — задача неподъемная. Советую начать с его рассказов и сказок, очень поэтичных: «На заре туманной юности», «В прекрасном и яростном мире», «Фро», потом, если понравится, перейти к «Котловану», и если получится осилить его, уже после читать «Чевенгур». Сквозь эти заросли действительно продираешься с трудом, но если продерешься, выходишь на свет немного другим, поняв многое про революцию, русский народ и весело-страшные события вековой давности.
