Как говорил Индиана Джонс: «Археология — это поиск фактов. Не истины. Если вас интересует истина, семинар профессора Тайри по философии дальше по коридору». Но Индиана забыл о главном сокровище археолога — уникальном опыте, который получает молодой исследователь, выкапывая нужник XVIII века чайной ложечкой.
Наш специалист по дракам и истории Павел Зенцов рассказывает о том, как работал на археологическом раскопе и понял несколько важнейших вещей, которые до сих пор помогают ему в жизни.
1
Занятие археологией — лучший способ перестать бояться смерти и мертвяков
Тертого археолога, если он только не кабинетный теоретик, легко определить по странной профессиональной деформации. Ублюдок никогда не упускает возможности сфотографироваться в только что раскопанной могиле с целым скелетом в обнимку. Других фотографий у него попросту нет. Зайдите в его соцсести: вот Раскоп Раскопыч лобызается с трупом черемисского вождя, вот он нежно дышит в глазницу булгарского ребенка, а вот пытается спрятать эрекцию, прикрывшись тазовой костью убитого монголами епископа.
Но это уже крайние проявления. Простой студент или аспирант-копатель приобретают лишь полезную терапевтическую дозу цинизма по отношению к смерти. Ну да, мертвые. Ну да, жаль, что их так некрасиво перебили половцы. Но до наших дней они бы все равно не дожили, верно?
2
Если вам нужны черепа для культистских обрядов,
то вам в археологию
Коллеги Индианы Джонса постоянно возятся на заброшенных кладбищах (если совсем повезло — языческих) и постоянно находят там какие-то скелеты. Сначала это жутко, потом завораживает, потом становится рутиной. Главное, чтобы, как в предыдущем пункте, не дошло до панибратских отношений с мертвецами.
У меня есть друг, чрезмерно угорающий по всевозможной культистской атрибутике, в том числе и загробной. Однажды мы пришли в археологический кабинет к знакомой девчонке-археологу, и тот полез к ней с расспросами о черепах. Та шутку не поняла и притащила ему полную коробку скалящихся мертвых голов на выбор — как щенков на блошином рынке. Пришлось брать одну трясущимися руками и делать вид, что так и задумано. А теперь вопрос: насколько часто к той барышне приходили за человеческими черепами какие-то фрики, если она начала понимать их с полуслова?
3
Археолог очень быстро учится отшивать идиотов, алкашей и хулиганов
Однажды во время раскопок в Костроме нас так достали прохожие, которые пялились как бараны и спрашивали «а че делаити?», что мы начали говорить, будто копаем метро. Сработало. Поверили и отстали.
Вообще, археологические раскопки в черте города — это приманка для городских сумасшедших, скучающих бабок и алкоголиков. Они валят со своими вопросами как орда гуннов на пашню и иногда пытаются что-нибудь украсть (сигареты, одежду, шлем Александра Македонского — без разницы). В очень редких случаях к археологам лезут действительно адекватные и мирные граждане. Они просто хотят убедиться, что мы — не террористы, а, убедившись, узнать что-нибудь эдакое об истории, чтобы щегольнуть перед соседями. Но таких — подавляющее меньшинство.
Помимо фриков лезут и откровенно озабоченные. В дикую жару девчонки-археологи на раскопе могут раздеться до купальников — и вокруг тут же собираются группы «энтузиастов» с потными лицами маньяков. Хочется верить, что хотя бы половина из них не пытается здесь же мастурбировать. Таких гоним лопатами.
4
Пьяных археологов патологически тянет на метафизику
Археологи, ясное дело, пьют. Делают они это также, как и работают — деловито, настойчиво, тихо сцеживая матюки. Если до ближайшего магазина десять километров — идут и возвращаются с бутылками. Если пятьдесят — идут и возвращаются с бутылками, но позже. Настырное ремесло рождает настырных людей.
Потом все садятся и Беседуют. Беседовать можно обо всем, но лучше о какой-то социально-философской лабуде, вроде гомосексуализма и его связи с «платоновской пещерой» или феномена пьяных танцев как частного случая маятника Фуко. Потом все точат лопаты, готовясь к новым нашествиям фриков, клептоманов, алкашей и озабоченных. Хорошо пить с археологами.
5
Научный руководитель на раскопе — это конунг, а мы — его дружина
Если вы когда-нибудь плавали грабить Константинополь, то вы примерно понимаете, какая атмосфера царит на нормальном раскопе. Научник здесь — не для красоты, а чтобы направлять свою ораву отеческим лещом и мудрым словом. Иначе они реально выкопают метро или пробудят что-то нехорошее на старом кладбище (хороший сюжет для хоррора).
Ни в одной академической дисциплине физическая сила и размеры не имеют такого значения, как в археологии. Гениальный физик может всю жизнь провести в инвалидном кресле — все отнесутся с пониманием и сочувствием. Но хороший научрук на раскопе должен быть внушительным. Идеальный — еще и самбистом или боксером.
Не раз был свидетелем того, как научник заставляет почти буквально ссаться от ужаса перваков, которые напились на практике и начали буянить. Зафиксированы легендарные случаи, когда археологи дрались с деревенскими, а научрук бился в самой гуще, как флагман, даже если уже седовлас и подслеповат.
6
Археологи обожают розыгрыши.
Почти всегда — невероятно тупые
Как-то раз мы подкинули в грунт на раскопе ржавый здоровенный гвоздь. Его вскоре нашли девчонки и потащили к научнику. Тот взглянул на железку и сразу пришел к выводу о том, что это — наконечник копья. Скорее всего, марийский. Скорее всего, века десятого, переделанный из древнего скифского кинжала (если судить по характерной форме, конечно). Всем вдруг стало страшно. У нас уже был один такой профессор, который по одному черепку написал целую диссертацию, сотрясающую основы всей исторической науки. Пришлось рассказать о гвозде — иначе дальше было бы только хуже.
Другой пример дебильного розыгрыша: несколько девчонок с раскопа измазали себя помадой, придали себе предельно потрепанный и зареванный вид ради того, чтобы заявить, что их, якобы, изнасиловали местные гопники. Дело происходило в глухом паршивом райцентре, от которого даже Расту Коулу стало бы не по себе, так что мы поверили и в ярости кинулись за лопатами, чтобы натурально идти и убивать. Дуры быстро поняли, что розыгрыш — тупее некуда, а таланта к шуткам у них нет. И сознались.
И так почти всегда: шутки на раскопе почему-то резко перерастают в форсмажорные ситуации.
7
Кладов нет и не будет. Романтики — тоже
Типичная история на каком-нибудь городском раскопе: выкапывается какая-нибудь крышка бочки, все тут же представляют себе клад, запрятанный купцом Свистоплясовым во время революции. Оказывается, что это просто бочка с землей. На следующий день раскапывается сундук, и все снова уверены в том, что вот теперь-то клад Свистоплясова у них в кармане. Но это просто ящик. Послезавтра металлоискатель отыскивает нечто — наконечник копья, переделанный из древнего скифского кинжала (то есть, попросту, ржавый гвоздь из 1970-х).
И так раз за разом, случай за случаем. Археолог умен, когда дело касается любых других вопросов, но когда речь заходит о призраке клада, теряет волю, сознание, впадает в раж и нервное оцепенение.
А скелет купца Свистоплясова и поныне где-то под землей обнимает свою бочку золота. Но когда-нибудь мы найдем его, и старый профессор сделает со скелетом эротическую фотосессию, а мы обогатимся. Но не сегодня. Просто не сегодня.
