Один из главных российских сериалов весны — «Вампиры средней полосы», история про мирную коммуну кровопийц, живущих бок о бок с обычными людьми в современном Смоленске. В конце мая нас ждет еще один сериал про вампиров — на этот раз экранизация «Пищеблока» Алексея Иванова. На этот год запланирована и еще одна экранизация важной российской книги про вампиров — «Ампира V» Виктора Пелевина. На Западе тренд на вампиризм тоже бодрится — неловкий, но все же «Дракула» на Netflix год назад, вампирский дискурc в Resident Evil Village, Bloodlines 2 где-то на горизонте — но в России он разгорается особенно ярко. В плане вампиров мы всегда были на своей волне — что в XIX, что в XXI веке. Сегодня поговорим о вампирах в русской литературе — хоть их и не очень много, но таковые нашлись даже в СССР, и стоят упоминания как неприметные, но важные памятники русскоязычного хоррора.
«Упырь»
А.К. Толстой, 1841
Как известно, литературная жизнь вампиров началась далеко не с «Дракулы» Брэма Стокера. Одним из первых произведений про мифического кровопийцу стала «История вампира» (1819) Джона Полидори, личного врача Байрона. Полидори тусовался с Байроном в «год без лета», и тот рассказал ему фантастическую историю: у студента умирает друг, а потом студент внезапно встречает его живым и здоровым в другой стране, да еще и женатым на его сестре. Байрон историю не закончил, но доктор записал ее и обратил в рассказ про эксцентричного лорда-кровопийцу Ратвена, который так же неожиданно воскресает из мертвых. Примечательно, что в тот же «год без лета» Байрон косвенно способствовал появлению «Франкенштейна». В следующие десятилетия текст Полидори вдохновил ряд европейских писателей на свои истории про вампиров, и лишь под конец века вышла главная из них — Брэма Стокер написал «Дракулу».
Увлекся «Вампиром» и граф А.К. Толстой. В 1868 году он перевел «Коринфскую невесту» (1798) — стихотворение Гете, где предположительно вообще впервые упоминается вампир — но свои истории про кровопийц написал еще раньше. Первую — «Семья вурдалаков», в 1839-м, когда ему был всего 21 год, но издали ее лишь после его смерти. Вторая же, «Упырь», вышла в 1841 году и была отлично принята критиками. Герой повести, дворянин Руневский, встречает на балу странного человека, который указывает на пару его знакомых и утверждает, что они вампиры (настаивая при этом на русском «упыри»). Другие знакомые уверяют Руневского, что это все бредни сумасшедшего, но следующие события заставляют его поверить в невозможное — хоть и далеко не сразу. Детализированного вампиризма как такового в «Упыре» не так и много, но во второй половине повести персонажи переживают вещи, необычные даже с учетом гоголевской прозы.
«Вурдалак из Заозерного» Александр Шейнин, 1966
Несмотря на наследие Гоголя и эксперименты А. К. Толстого материальное интересовало великих русских писателей XIX века больше, чем фантастическое — поэтому эксперименты вроде «Упыря» не получили много эпигонов. В советской же литературе для сверхестественного и жуткого вовсе не осталось места. Представить себе вампира в послевоенной русской литературе чрезвычайно сложно, и я, признаться, даже не надеялся их там встретить. Однако благодаря заметке Мишеля Климина с сайта Sygma наткнулся на рассказ Александра Шейнина «Вурдалак из Заозерного» (или «На хуторе Заозерный»»).
Для 1966 года необычна уже сама фабула: в волгоградской деревне при странных обстоятельствах — от кровопотери — умирают люди; для выяснения обстоятельств на место под видом рыбака приезжает следователь из города. Злодеем оказывается военный преступник, который кошмарит местное население с помощью специальной птички-вурдалака из Южной Америки, выступающей вроде как кровяным «передатчиком» между героем и жертвой. Климин отмечает наличие в рассказе тонких отсылок к Стокеру, и в целом характеризует произведение как очень необычное для своей эпохи:
«С одной стороны, оно отсылает к народным представлениям о живых мертвецах и зле, которое они несут. С другой, текст раскрывает неочевидные принципы функционирования таких представлений в материалистическом мире советской литературы».
Писатель Елизаров после «Библиотекаря» неоднократно говорил о том, что советская литература скрывает массу неочевидных жемчужин. Кажется, рассказ Шейнина вполне подходит под это описание — как уникальный пример «советской южной готики».
«Дозоры»
Сергей Лукьяненко, 1998 — 2014
В 1992 году Коппола освежил интерес к классическому вампиризму, аккуратнее прочих перенеся на экран «Дракулу» Стокера. Освежать было зачем: вампиры постепенно отрывались от своих корней. Еще в 70-х роман Энн Райс «Интервью с вампиром» позволил узнать историю кровопийц на дистанции в несколько сотен лет, а в 94-м его экранизировали. Вампиры постепенно интегрировались в современное человеческое общество, а в книгах заняли нишу городского фэнтези. Именно в этом жанре выступил Сергей Лукьяненко: как он сам говорил, ему хотелось написать фэнтези в современном сеттинге, без сложного погружения в древние эпохи.
Ограничения, ритуалы и средства борьбы с вампирами по сравнению с привычными у Лукьяненко изменены и перемешаны — например, серебро особо не вредит, но серебряные пули бьют больнее. Чеснок не работает, зато известное правило с приглашением вампира домой — вполне (фанаты, правда, находят у Лукьяненко в этом правиле дыры). Действия вампиров в местном лоре вроде как «регламентированы» на современный лад: каждый должен пройти регистрацию у Дозора, большинство перешло на донорскую кровь, а если захотелось свежей — для убийства требуется лицензия. Также важно отметить, что это лишь часть разношерстного бестиария «Дозоров», хоть и важная. У Лукьяненко вампиры — низшая каста в иерархии Иных наряду с оборотнями, но употребив много свежей человеческой крови, они могут стать Высшими вампирами. Например, как Геннадий Саушкин, обескровивший для этой цели 52 гастарбайтера.
«Empire V» и «Бэтман Аполло» Виктор Пелевин, 2006 и 2013
Еще один подробно прописанный вампирский универсум в русскоязычной литературе создал Виктор Пелевин. Его кровопийцы — элита. Посвященные в нее берут себе имена божеств (для солидности — еще и с порядковыми номерами, как у монархов). С человеческой кровью они впитывают умения жертвы и могут читать ее мысли; также каждый носит при себе «конфету смерти», которая дает им способности даосских монахов. Вампиры контролируют важнейшие для обычного человека (в представлении Пелевина) феномены — гламур и дискурс (не спрашивайте), тем самым определяя поведение общества.
Интересен подход Пелевина к классическому вампиризму. В продолжении романа — «Бэтман Аполло», фигурирует сам граф Дракула: он находится в оппозиции современным вампирам и кроме прочего рассказывает, как одному человеку удалось договориться с вампирами не порабощать его и его сторонников — и этим человеком был Будда!
«Ампир» станет вторым российским полным метром после «Generation П» (также существует немецкая постановка «Чапаева и Пустоты»), который также снимет Виктор Гинзбург. Главного героя сыграет Oxxxymiron. Осенью прошлого года сообщалось, что фильм выйдет в 2021 году — правда, с тех пор новостей о нем не было, а пандемия могла замедлить работу над фильмом.
«Пищеблок»
Алексей Иванов, 2017
До «Пищеблока» Иванов прославился весьма разноплановыми книгами — например, историческим романом «Сердце Пармы», или остросюжетным «Ненастьем» про 90-е. Захода на территорию сверхъественного от Иванова никто не ожидал, но он сделал это чрезвычайно красиво. 1980 год, Олимпиада в Москве и «олимпийская» смена в пионерлагере «Буревестник» недалеко от Самары. Взрослые и дети устало выполняют принятые десятки лет назад пионерские ритуалы, в то время как буквально в ближайших кустах, а то и у койки соседа по комнате, проводятся ритуалы вампирские.
Иванов искусно сталкивает очень реалистично описанный мир поздней, умирающей советской пионерии с нечистой силой — что оказывает ошеломляющий эффект как на читателя, так и на некоторых героев «Пищеблока», явно не ожидавших такой фигни в своем простом советском детстве. Как и многие тексты Иванова, «Пищеблок» напрашивается на экранизацию — которая уже готова: 19 мая выходит первый из восьми эпизодов сериала. Продюсер сериала уже выразил надежду, что «Пищеблок» может стать международным событием — дескать, тут и советская эстетика, и вампиры. Станет ли — мы еще узнаем, но первоисточник уже можно назвать одним из самых самобытных произведений про вампиров — и в российской, и мировой культуре.
1. В пионерских страшилках, собранных Успенским/Усачевым, помимо красных рук и гробов на колёсиках, вампиры тоже вполне присутствуют. Не знаю, правда, в каких примерно годах это наследие собиралось
2. Экранизация «Пищеблока» — «алюдях» и «алюбви». У первоисточника таких проблем нет?
Вообще тематики вампиризма много в бульварщине второй половины 19-го века, ныне забытой и известной по большей части специалистам.Я навскидку вспомнил Чаянова, угу.
Толстой шикарен абсолютно, кстати.
Пейсатель про упырей, конечно, много знает, неудивительно)
А почему это считается проблемами?
А потрясающая повесть Атеева «Псы Вавилона» в Уральском городке времён строительства коммунизма. Это очень атмосферное.
Потому что не все подряд должно быть алюдях и алюбви, ровно как и далеко не каждые алюди и алюбовь стоят того, чтобы о них снимать. Сугубо имхо, я бы очень хотела посмотреть экранизацию именно лагерных страшилок, а не какую-то целующуюся и ругающуюся молодёжь на фоне лагерных страшилок
У романа вообще проблем нет, а вот экранизация судя по трейлеру не вдохновляет. Но поглядим.
Так или иначе, но любое произведение, которое претендует на высказывание, будет «алюдях». Это неизбежно.
Если убегать от этого, то придётся искать страшилки, существующие в полном вакууме.
Первоисточник целиком и полностью «алюдях» и «алюбви» и никаких проблем у него нет.
Если взять те же страшилки из сборников Успенского, то там люди только участвуют в действиях — старики заряжают ружья солью, школьники торгуются с чертями, милиция катается по мухосрани и делает записи, сюжет при этом крутится вокруг самих потусторонних сил и непрерывно идёт вперёд. В то время как в кино с большой вероятностью между каждыми двумя сценами с чертовщиной будет полчаса о том, как кто-то сидит на кухне и говорит по телефону, в попытках раскрыть, что он при этом чувствует. А кому какое дело до того, что чувствует маленький человек в ужастике — лично мне неясно, потому что лично я, когда хочу посмотреть кино о том, что кто-то что-то чувствует — смотрю драмы, а если смотрю ужастик, то жду от него работы с подсознанием или проработки мира в плане паранормальщины. На самом деле интересно, много ли людей идёт смотреть ужастики, при этом надеясь, что половина хронометража уйдёт на раскрытие личностей обречённых на смерть болванчиков?
Ну я так и понял, что речь идёт о страшилках в вакууме :) «Пищеблок» Иванова не про это, да.
Что ж, тогда это вопрос проработки персонажей
Сразу после Толстого говно погоняет говно говном. А всего-то сто лет прошло…
У экранизации «Пищеблока», как по мне, проблема в том, что события развиваются галопом по Европам, акценты расставлены немного по-другому, герои не раскрываются толком. Из-за этого ей резко не хватает глубины книги, которая не только о людях и чувствах. Читая книгу, постоянно вспоминал свое пионерское прошлое и пионерлагерь — Иванов очень дотошно и с любовью воспроизвел атмосферу и взаимоотношения там возникающие. В сериале же, ощущение такое, что режиссеру
напелиперессказали, в общем, что такое пионерлагерь, а дальше он как смог, так и снял.Отдельно «аплодирую» за пионервожатую, которая разгуливает перед пубертатными подростками в прозрачной рубахе, в режиме no-bra. За такие дела старшая пионервожатая и директор вечером бы сожгли бы ведьму в то в время)
Хотя в целом, сериал неплох, надеюсь дальше раскроется лучше, но первоисточник во всем пока опережает.
Крч надо идти читать. Спасибо!
всего-то 17 год прошёл…