За очередным предновогодним просмотром «Властелина колец» мне пришло в голову, что почти каждая великая история, какие бы страсти и приключения в ней ни описывались, – это обязательно еще и история о дружбе. Конечно, это не значит, что в кино и литературе нет выдающихся сюжетов про одиночек. Однако именно дружба почти всегда выступает тем зеркалом внутреннего мира, через которое раскрываются герои: Винни-Пух и Пятачок, Холмс и Ватсон, Сэм и Фродо, Тельма и Луиза, Терк и Джей Ди, Филеас Фогг и Паспарту, Дживс и Вустер, Джо и Чендлер… В этих дуэтах один дополняет другого. И именно дружба обеспечила им любовь многих поколений. 

Секретное оружие «питонов»

Терри Джонс и Майкл Пейлин

Думаю, что эту мысль – о величии и значимости дружбы в творчестве – отлично иллюстрирует одна реальная история. Началась она в 1963 году, когда скромный первокурсник Оксфордского университета, уроженец Шеффилда, что в Йоркшире, Майкл Пейлин увидел постер театральной постановки по пьесе французского драматурга Артюра Адамова «Профессор Таран» с второкурсником Терри Джонсом, который по университетским меркам уже был звездой сцены. Джонс, одетый в плащ и с сигаретой, свисающей из уголка рта, показался Пейлину каким-то чудаковатым и отстраненным. Он пожал плечами и пошел дальше по делам. 

На протяжении следующих нескольких месяцев Пейлин пару раз столкнулся с Терри лично. Майкл, как и Джонс, с детства увлекался актерством и сочинительством, хоть пока и не достиг на студенческом уровне таких же успехов. На этой почве парни и сошлись. Слово за слово – и вот они вместе с еще одним приятелем Пейлина уже придумывают в одной из многочисленных оксфордских пивнух первый совместный скетч: абсурдную буффонаду про профессора, который в сухом академическом стиле описывает разные стили метания торта в лицо, пока двое его помощников рядом наглядно иллюстрируют лекцию с помощью кондитерской продукции (позже «питоны» исполнили этот скетч перед многотысячной аудиторией в легендарном Голливуд-боуле). 

Спустя еще лет семь, 3 августа 1969-го, Пейлин записал в дневнике, который он решил вести, чтобы кропотливо фиксировать ежедневную рутину: «Терри и я так хорошо знаем все о совместной работе друг с другом – в чем сильные стороны каждого, что думает другой, что заставляет нас смеяться – что когда я сел писать скетч с Джоном Клизом, возникло ощущение неловкости и легкого стыда». Пейлин писал о работе над «Летающим цирком Монти Пайтона» – пожалуй, величайшем юмористическим шоу всех времен, в котором он теперь участвовал с тем странноватым парнем с плаката. 

Из шести участников «Монти Пайтона» Терри Гиллиам занимался сюрреалистичными анимациями, Эрик Айдл работал над скетчами один, а потом доводил до ума с кем-то из партнеров, а остальные делились на творческие тандемы: один составляли представители Кембриджа Джон Клиз и Грэм Чепмен, другой – выпускники Оксфорда Пейлин и Джонс. Именно поэтому, когда сформировавшиеся еще в студенческие годы дуэты перемешивались, у парней порой возникало странное ощущение – на протяжении 1960-х они слишком привыкли сочинять именно в таких сочетаниях. 

Совсем молодые Айдл, Пейлин и Джонс со своими коллегами по шоу «Не крутите ручку настройки»

Никто из «питонов» не был новичком на ТВ: Чэпмен и Клиз еще в 1967-м появились на ITV со скетч-программой «Наконец, шоу 1948 года», у Пейлина, Джонса и Айдла тогда же начала выходить передача «Не крутите ручку настройки». Пейлин и Джонс параллельно выпустили «Завершенную и полную историю Британии» – сборник скетчей на тему «что если бы телевидение существовало не последние 30 лет, а на протяжении всей истории?». Именно тогда будущие «питоны» отточили свой стиль. Эти же шоу так или иначе свели их вместе и обеспечили им свою программу на Би-би-си. 

Пытаться вкратце перечислить все достижения «питонов» и обосновать их величие было бы как-то пошло – можно просто сказать, что без них само понятие юмора сейчас наверняка было бы совсем другим. Их главная отличительная особенность заключалась в том, что они ни для кого не шли на уступки: ни для студийных боссов, которым хотелось сгладить углы, ни для чопорных бабок, которым любой намек на секс и алкоголь с экрана казался страшными грехом, ни для абстрактной «аудитории», которая якобы смотрела телевизор фоном и воспринимала только самые примитивные шутки. 

Пять из шести «питонов»: слева направо – Эрик Айдл, Терри Джонс, Грэм Чепмен (с трубкой), Майкл Пейлин (на переднем плане) и Джон Клиз; за кадром – Терри Гиллиам  

Сознательный отказ от панчлайнов, виртуозные переходы между скетчами, слом четвертой стены, когда персонажи сценки вдруг оказываются актерами, играющими персонажей сценки, пародийные письма с жалобами на аморальщину от тех самых бабок, доходящая до абсурда нарративная рекурсия, необъяснимые и внезапные анимационные вставки – на фоне всего, что было до них, «питоны» заслуженно казались бунтарями и революционерами, которые меняли не просто стиль шуток, а саму парадигму реальности, в которой существовали они сами и их зрители. 

Я еще лет пять назад смотрел отдельные скетчи и получал от них огромное удовольствие, но до систематического знакомства с «питонами» дошел относительно недавно. Засел за «Летающий цирк Монти Пайтона» – и офигел от того, насколько очевидно влияние этих британских хулиганов на весь современный юмор: от Саймона Пегга до Саши Барона Коэна, от Роуэна Аткинсона до «Южного парка» (Трей Паркер и Мэтт Стоун часто говорили, что «выросли» из «Монти Пайтона» и даже пригласили Айдла исполнить камео в полнометражке «Большой, длинный и необрезанный»). Впрочем, ценность «питонов» не сводится к списку тех, на кого они повлияли. Их шоу и сейчас смотрится не как исторический артефакт или документ эпохи, а как поток феерического безумия – то есть именно так, как его и задумывали создатели. 

На то, чтобы стать преданным поклонником «питонов», у меня ушла буквально пара эпизодов. Мне стало интересно, как создавалось шоу, и захотелось разобраться кто есть кто в компании ставших легендами насмешливых умников. Сейчас смешно вспоминать, но тогда Пейлин и Джонс для меня неизменно оставались на втором плане. 

«Монти Пайтон» в полном составе: Джонс, Чепмен, Клиз, Айдл, Гиллиам и Пейлин

Вообще-то, в этом нет ничего необычного. Судите сами. Великан Джон Клиз заполнял собой весь кадр, смешно двигался, смешно кричал, смешно злился. Усач Грэм Чепмен с неизменной трубкой был воплощением straight man или простачка. Так на комедийном жаргоне называется образ прямолинейного и туповатого человека – скажем, стереотипного военного. Смазливый Эрик Айдл в совершенстве освоил амплуа скользкого обольстителя. Гиллиам почти не появлялся в кадре, однако анимации никогда не позволяли забыть о его незримом присутствии. 

Пейлин и Джонс для меня были просто еще двумя «питонами», которые часто терялись на фоне остальных. Даже в легендарных ранних скетчах с их участием (например, про дохлого попугая или про Артура Джексона по прозвищу Два сарая) они казались мне скорее теми, кто таскает рояль, чем пианистами. А в случае с великими скетчем про испанскую инквизицию, который написали и исполнили вместе с Гиллиамом именно Пейлин и Джонс, масштаб шутки как будто затмил для меня самих действующих лиц. 

Со временем мое восприятие изменилось – я начал ценить сдержанную манеру Пейлина и универсальность Джонса не меньше, чем гротескную громогласность Клиза или «духоту» Чепмена. Узнав, что Майкл и Терри работали в дуэте, я стал воспринимать их именно как соавторов и замечать, как они дополняют друг друга. 

Пейлин – добродушный, интеллигентный, надежный и скромный. Он уже тогда был склонен к рефлексии (отсюда и подробные дневники, которые он ведет до сих пор) и, пожалуй, меньше всех подходил на роль рок-звезды от мира юмора. Ему нравилось играть уязвимых простофиль, потому что он сам часто чувствовал себя таким же. 

Скетч «Семейный консультант» с Пейлином в роли наивного супруга и Айдлом в образе похотливого соблазнителя

Джонс – это сгусток неконтролируемый энергии, переполох карманного формата. Он сочетал в себе страсть к творческому хаосу и одержимость порядком. Уже после «Летающего цирка», когда Терри практически переквалифицировался из исполнителя в режиссера, ему было принципиально важно контролировать на съемочной площадке каждую мелочь. Но при этом никто из «пайтонов» не умел так непринужденно творить глупости на экране и за кадром. Давая интервью на съемках, он мог внезапно скатиться в овраг, а потом вернуться и скатиться еще раз. 

Сумасбродный Терри Джонс

Неудивительно, что именно Джонс был единственным из «питонов», кому хватало наглости и авторитета, чтобы схлестнуться с властным Клизом. Совсем недавно Пейлин рассказал, что однажды в пылу очередной ожесточенной дискуссии Терри метнул в Джона пишущую машинку. Сам Клиз так говорил про их отношения: «Мы с Терри были самыми властными  – или, по крайней мере, больше всех любили поспорить. Из-за того, какими разными мы были – он был очень эмоциональным, а я тогда во всем опирался на разум, между нами очень легко вспыхивали конфронтации». 

Терри Джонс и Джон Клиз в 2014 году

В «Летающем цирке» Пейлин среди прочего исполнял очень подходящую ему по статусу внутри коллектива роль седобородого бродяги, который торопливо преодолевал всевозможные препятствия и огромные расстояния, чтобы встать перед камерой и просипеть «Это…» перед начальными титрами каждого эпизода. Самым часто повторяющимся альтер-эго Джонса в программе стал голый органист – буквально голый дядька, который необъяснимым образом всплывает в самых разных скетчах и с хитрой улыбкой поворачивается к камере. В этом персонаже в полной мере отразились и эксцентричность, и страсть к абсурду, и творческий запал Джонса. 

Джонс в образе голого органиста

Пейлин, от которого веяло спокойствием, скреплял вместе остальных «питонов». Джонс заставлял всю группу работать как единое целое: вдохновлял, мотивировал и организовывал. Как я потом прочитал, Клиз захотел поработать с Майклом и Терри в первую очередь потому, что его дуэт с Чепменом был совсем не таким: Грэм часто забивал на дисциплину, пропадал без предупреждения и подводил соавтора, а Джон, которого откровенно это бесило, становился красным как помидор и орал на партнера. Пейлин и Джонс дали всем остальным то сочетании надежности и драйва, которое позволило им полностью перевернуть представления британской аудитории о юморе. 

Грэм Чепмен и Джон Клиз

Именно демонстративно учтивый и даже подобострастный во многих своих ролях Пейлин лучше всех в группе «отзеркаливал» напористого Клиза – как в том же скетче про дохлого попугая или в культовых сценках про курсы профориентации и покупку сыра. Джонс же придавал всему происходящему тот градус безумия, который во многом и сделал «питонов» уникальными. В нем ощущалась почти физическая потребность проявлять себя всеми возможными способами: от дурацкой пантомимы в духе Чарли Чаплина про человека, который тщетно пытается переодеться в купальный костюм на пляже, до повторяющегося персонажа «перечницы», сварливой и суетливой домохозяйки. Периодически «перечниц» играли все «питоны», но, кажется, именно Джонсу было важнее примерять максимально экзотические образы вроде этого. 

Терри Джонс в образе типичной британской домохозяйки

Конечно, когда в последней полнометражке «питонов» «Смысл жизни» появился неестественно толстый персонаж по имени мистер Креозот, которого тошнило мощной струей прямо в процессе обжорства, вопроса, кому его сыграть, даже не возникло (хотя ходят слухи, что поначалу Джонс пытался делегировать эту честь Гиллиаму). 

Терри Джонс – Мистер Креозот в «Смысле жизни по Монти Пайтону»

«Иногда у нас появлялись карикатурные женщины, которых играли мы сами, – рассказывал Пейлин. – Еще у нас были «женственные женщины», которых прекрасно исполняла Кэрол [Кливленд, приглашенная актриса, сыгравшая в 30 из 45 эпизодов «Летающего цирка»]. Многие спрашивали, почему мы не дали женщине сыграть роль матери Терри в очередном скетче. Ответ был в том, что Терри сам мог сыграть свою мать лучше, чем кто-либо еще! То же можно сказать про большинство его персонажей». 

А еще Джонс мог одним восклицанием, движением или интонацией превратить крепкий, но далеко не самый выдающийся скетч в шедевр. Мой любимый пример – это сценка из первого сезона «Летающего цирка» под названием «Аудит», в которой совет директоров крупной компании уличает бухгалтера в присвоении одного пенни. Бухгалтер в исполнении Пейлина робко оправдывается перед начальством и в какой-то момент просит быть с ним «нежными» при осуществлении наказания. На этом моменте один из директоров – Джонс в полном облачении епископа – поворачивается в камеру и многозначительно улыбается. Момент длится всего секунду, но именно из-за хищной ухмылки Джонса мне аж пришлось поставить серию на паузу, чтобы отсмеяться. 

Терри Джонс в середине 1970-х

Когда Терри Джонс умер, в одном из некрологов его назвали секретным оружием «питонов». Идея понятна – часто оставаясь на заднем плане в качестве режиссера и идейного вдохновителя, он пронизывал своей энергией все творчество группы. Но я бы распространил это определение и на Пейлина. Как бы странно это ни звучало, но их вклад легко не заметить из-за того, насколько органичны они были во всем, что делали для «Монти Пайтона». Однако стоило мне узнать о них больше, как я начал замечать их влияние даже в скетчах, формально сделанных без их участия. 

После трех сезонов «Летающего цирка» Клиз ушел из шоу, чтобы попробовать что-то новое. Работать с Чепменом становилось все труднее из-за его алкогольной зависимости, поэтому четвертый сезон, состоящий всего из шести эпизодов, в основном представлял из себя детище Пейлина и Джонса с вкраплениями Айдла. Мне, распробовавшему к тому времени стиль Майкла и Терри, этот сезон показался самым недооцененным: к нему часто относятся как к необязательному дополнению, хотя именно там встречаются некоторые самые оригинальные скетчи во всем шоу. Пейлин и Джонс сделали переходы между сценками настолько виртуозными, что некоторые серии из того периода смотрятся как цельные произведения со сквозным сюжетом. 

Главный пример такого подхода – шедевральный эпизод «Велосипедный тур», в котором придурковатый велосипедист мистер Пайфер знакомится с не менее придурковатым мистером Гулливером. Последний из-за несчастного случая представляет себя то певицей Клодой Роджерс, то Львом Троцким, что, впрочем, не мешает ему отправиться в путешествие с новым приятелем. Получается из всего этого фееричное роуд-муви, по ходу которого персонажи попадают в советские застенки. 

Майкл Пейлин с женой Хелен

Еще один аспект дуэта Пейлина и Джонса, который меня восхитил и растрогал: это их дружба. В том, что люди, долго и продуктивно работавшие вместе, еще и дружили, вроде бы нет ничего удивительного. Однако на самом деле такие отношения между профессионалами – редкость. Творческие люди устают друг от друга, двигаются в разных направлениях, пробуют что-то новое. Даже остальные «питоны», несмотря на особую связь между ними, явно отдалились друг от друга после всех совместных проектов. Пейлин и Джонс остались лучшими друзьями с начала 1960-х и на всю жизнь. И я уверен, что именно их отношения во многом определила успех «питонов». 

«Первым, что поразило меня в Терри, было то, каким приятным парнем он оказался, – вспоминал Пейлин. – Он не был напыщенным. У нас были схожие взгляды на юмор, потому что мы оба ценили персонажей и считали, что комедия – это не только шутки». 

А вот еще одно воспоминание Пейлина из книги «Питоны о Питонах», по которому легко понять, как много Терри для него значил: «Он был очень харизматичной личностью. Маленький жгучий брюнет с довольно запоминающимся лицом – на такого обращали внимание. Сначала он показался мне слишком напористым актером, с драматическим запалом. С таким следовало быть поосторожнее. Но, конечно, как только я познакомился и пообщался с ним, я понял, что Терри был невероятно забавным, дружелюбным и открытым человеком. В нем ощущался какой-то уникальный талант – я не был уверен, в чем именно он заключался… Казалось, что Терри живет в своем собственном мире и нет никого другого такого же, как он». 

Пейлин и Джонс в «питоновские» годы

Неудивительно, что в середине 1970-х, после окончания «Летающего цирка Монти Пайтона» и выхода фильма «Монти Пайтон и Священный Грааль», пока Клиз выпускал ситком «Отель «Фолти-Тауэрс», а Айдл делал сольное скетч-шоу «Выходное телевидение Ратленда», Джонс и Пейлин продолжили работать вместе. 

Удивительно другое – вместо того, чтобы выдать что-то вторичное с явным закосом под «питонов», им удалось создать нечто совершенно оригинальное и смешное. Их сериал Ripping Yarns, который можно перевести и как «Рвущаяся пряжа», и как «Офигительные истории», обрел в Британии культовый статус, хотя состоял всего из девяти серий. Все главные роли в нем исполнял Пейлин, а Джонс уже привычно оставался за кадром в качестве автора. Каждая серия этой антологии представляла собой цельную историю и пародировала классическую литературу. В первом эпизоде, например, рассказывалось про паренька по имени Томкинсон, который оказался в школе-интернате и страдал там в духе персонажей Чарльза Диккенса и сестер Бронте. 

Пейлин и Джонс в Ripping Yarns

Вот только подается викторианская безнадега с налетом классического «питоновского» абсурда. Например, в одной сцене мы видим взволнованных учеников, которые сидят в коридоре и ждут своей очереди, чтобы получить наказание от учителя. Но когда учитель открывает дверь, выпускает предыдущего ученика и приглашает следующего, становится очевидно, что на самом деле учитель не мутузит подопечных линейкой по пальцам, а… заставляет их избивать его самого. В каждой серии Джонс и Пейлин нанизывают на общую канву подобные нелепости и делают это гомерически смешно. 

В этом формате они успели показать подготовку «невозможного» побега из немецкого лагеря для военнопленных в разгар Первой мировой, семейную вечеринку с убийством в духе Агаты Кристи и экспедицию в Перу, предпринятую с целью выяснить, как лягушки переносят высокогорье. Про работу над Ripping Yarns оба потом вспоминали едва ли не с большей теплотой и гордостью, чем про «питоновские» годы – возможно, потому что именно в менее известном сериале им удалось достичь идеального баланса между единством сюжета и сюрреалистическим юмором. 

Самый смешной медиевист 

Возможно, если бы Пейлин и Джонс продолжили сочинять и выступать дуэтом, они бы выпустили еще не один хит. С другой стороны, тогда мы бы лишились возможности наблюдать «питонов» в совсем другой, максимально необычной для них среде обитания. Для меня, например, масштаб личности их обоих раскрылся именно после того, как я узнал, чем они занимались за пределами комедии.

Согласитесь, когда смотришь скетч-шоу 1970-х, а потом заходишь на Википедию узнать, чем занимались актеры оттуда, трудно предположить, что один стал энергичным популяризатором истории Средневековья, а другой – уважаемым путешественником (и даже удостоился за это рыцарского титула). Вам не показалось: в 1990-х Джонс, параллельно с написанием сказочных историй для детей и открытием пивоварни, смог наконец сосредоточиться на своем главном увлечении – медиевистике. Пейлин же прославился далеко за пределами фанатов «Монти Пайтона» благодаря экстремальным поездкам по всему миру: от Нубийской пустыни до Северного полюса, от СССР до Южной Африки.  

Майкл Пейлин в Сахаре

Как же так получилось?

Джонс как-то сказал, что рад своему поступлению в Оксфорд, потому что иначе не узнал бы ни Майкла Пейлина, ни Джеффри Чосера. Именно английский поэт XIV века вдохновил Терри на занятия средневековой историей. И хотя потом валлийский коротыш сделал карьеру в комедии, страсть к медиевистике осталась. Мне было трудно представить Джонса в образе стереотипного историка, пыхтящего над бумагами в пыльных архивах, после того как я видел его в роли озорного епископа или вздорной домохозяйки. Хотя, конечно, если кто и мог сочетать столь несочетаемые занятия, так это Терри: в его творчестве сказки чередовались с научными трудами про варваров, а якобы богохульные комедии – с документалками про быт средневековых монархов. 

Терри Джонс в 1970-х за чтением средневековых манускриптов

Кстати, в 1980-х Джонсу покорилось уникальное достижение, о котором он с неизменной гордостью говорил в интервью. В то время в Ирландии были запрещены к показу четыре фильма, и три из них срежиссировал именно он: «Житие Брайана», «Смысл жизни» и «Интимные услуги» – история про хозяйку борделя, специализирующегося на обслуживании пожилых мужчин. А теперь представьте, что человек, который снимал такое кино, решил поведать миру про Средневековье. 

Если вы подумали, что он наверняка делал это с такой же неповторимой странностью, как и все остальное в своей жизни, то вы не ошиблись. В обычных документальных фильмах о далеком прошлом рассказчики просто с серьезным видом стоят или ходят перед камерой. Но Джонс, как и в годы комедийной карьеры, в своих документалках примерял разные образы. Рассказывая о средневековых крестьянах, он сам наряжался крестьянином и бродил с тележкой по полям; про разбойников – скакал по лесу на коне в дурацком парике; про гладиаторов – то без раздумий раздевался до трусов и спарринговал с постановщиком боев в древнеримском стиле. А порой благодаря монтажу в кадре одновременно появлялось два, а то и три Джонса, которые начинали препираться между собой – этакий Каневский от медиевистики. 

Джонс в образе короля Ричарда III

Хорошо, скажете вы, выглядит это все довольно забавно. Но про что Джонс там рассказывает? Может, это просто пересказ известных фактов или конспирологических теорий, скомпилированных, чтобы потешить престарелого юмориста? 

В плане содержания Джонс тоже проявил себя большим оригиналом. Во-первых, он в духе французской школы «Анналов» сосредоточился не на битвах, восстаниях и других масштабных событиях, а на повседневной рутине во всем ее разнообразии: на попойках, музыке, домашнем хозяйстве, готовке, сексе. Пожалуй, главный пример такого подхода – документальный сериал 2004 года «Средневековая жизнь». В каждой серии Джонс рассказывает про быт архетипических персонажей того периода – менестрелей, рыцарей, прекрасных дам, монахов. Смотрятся такие передачи не как зачитанные вслух учебники с драматичными перебивками, а как познавательное скетч-шоу, в котором серьезные рассуждения разбавляются ненавязчивым юмором. 

Во-вторых, Джонс был ревизионистом – не в том плане, что продвигал откровенно неадекватную интерпретацию фактов, а в том, что критически анализировал прижившиеся в массовом сознании стереотипы. Он начинал программы с вроде бы бесспорного утверждения типа «римляне были цивилизованными, а варвары – дикарями», после чего дотошно (но не душно) показывал, почему все не так очевидно. Джонс даже говорил, что снял «Средневековую жизнь», чтобы «поквитаться с Ренессансом», потому что обычно именно об этой эпохе говорят с придыханием, а обо всем, что было до нее – с пренебрежением, как будто до XV века люди ходили на четвереньках и спали в пещерах. Бывшего «питона» такое откровенно бесило. 

В своих программах и книгах бывший «питон» демонстрировал, что порой история – это «не то, что случилось, а то, в чем нас хотят убедить». Например, Тюдоры после прихода к власти в Англии организовали национальную кампанию по переписыванию летописей и хроник, чтобы последний представитель вражеской династии Йорков Ричард III навсегда остался в памяти потомков горбатым монстром и бездарным правителем. Примерно такой же подход, как показал Джонс, сработал и в отношении всей истории Средневековья. Деятели эпохи Возрождения в первую очередь ориентировались на идеалы древних Греции и Рима, поэтому промежуточной период старались выставить Темными веками. Тенденция продолжилась и в Новое время. 

«Петрарка, очень хотел повернуть время вспять и снова писать на латыни, – бушевал как-то Джонс. – И не просто на латыни, которой до сих пор пользовались в церквях и монастырях, а на классической латыни. Современную версию латыни объявили отсталой. Вместо того чтобы оживить латынь, Ренессанс окончательно ее убил. А чтобы продать свою систему взглядов, представлявшую заумный консервативный авторитаризм, авторы эпохи Возрождения изобразили Средневековье периодом невежества, который благодаря им наконец сменился периодом знания». 

Один из любимых примеров Джонса – убежденность современных людей в том, что в Средневековье Земля однозначно считалась плоской. «Питон» доказывал, что этот миф сформировался благодаря американскому писателю Вашингтону Ирвингу, автору «Легенды о сонной лощине». Тот в 1828 году выпустил жизнеописание Колумба и включил в него выдуманный эпизод, в котором церковные деятели обвиняли великого путешественника в ереси, поскольку тот осмелился назвать Землю круглой. На самом деле такого спора между Колумбом и католическими иерархами никогда не было, а церковь никогда официально не утверждала, будто планета имеет форму диска. 

Джонс занимается своим любимым занятием (после чтения Чосера): дурачится на камеру

Возмущали Джонса и рассуждения в духе того, что концепт личности сформировался лишь в эпоху Возрождения. В качестве опровержения он приводил примеры из Боккаччо, Данте и своего любимого Чосера. К слову о последнем – про него Терри выпустил две книги. В первой он рассказывает, что рыцарь, один из главных персонажей Чосера, на самом деле был не благородным воителем, а циничным наемником и головорезом (примерно так же «питон» развенчивал настоящих рыцарей, которые часто сражались не за родину, бога или прекрасных леди, а за тех, кто лучше платил). Во второй книге Джонс обосновывал теорию о том, что Чосера в 1400 году убили агенты Ланкастеров, свергнувших примерно тогда же Плантагенета Ричарда II. 

Литературовед Мэрион Тернер рассказывает, что Джонс подходил к исследованию с дотошностью следователя. Он даже изучал манускрипты того времени под микроскопом, чтобы увидеть, какие места редактировались. Отсутствие ученой степени не мешало ему раскапывать то, до чего не добирались многие академики. 

Джонс с одной из сказок собственного авторства

«Он был любителем в лучшем смысле этого слова, – заключает Тернер. – Не дилетантом, а тем, кто читал тексты и думал о них, потому что любил этим заниматься. Он интересовался историей, и многие из нас знают больше об истории и литературе благодаря его работам. Но тот факт, что ему было до всего этого дело, едва ли не более важен, чем сами его исследования. Он показал, что средневековая история и литература – это интересно. Что можно думать о поэзии прошлого и жить полной жизнью». 

Через какое-то время, после того как я познакомился с двумя ипостасями Джонса – комиком и медиевистом, мне стало ясно, что в его случае это далеко не такое экзотическое сочетание, как может показаться на первый взгляд. Ведь даже в «Монти Пайтоне и Священном Граале» все очень по-джонсовски закручено именно вокруг средневековых рыцарей: их веры, приключений и легенд, героями которых они становились. Например, в одной сцене король Артур вступает в перепалку с крестьянином, а тот вдруг оказывается прошаренным марксистом. Вроде бы шутка очевидна: в той Англии еще никто не слышал о «Капитале» и классовой борьбе. 

Но, как обычно у Джонса, очевидный гэг оказывается с двойным, а то и с тройным подтекстом – помимо абсурдного несовпадения таймлайнов тут и противопоставление фольклорного пафоса суровой реальности (заваленный бытовухой крестьянин не признает полномочий Артура), и добродушная насмешка над зрителями, которые безропотно представляют другие эпохи именно так, как их описывают летописцы. 

«Питоны» на съемках «Священного Грааля»

При том, как Джонс относился к Ренессансу, кажется забавным, что после его смерти Пейлин назвал покойного друга «комиком эпохи Возрождения», имея в виду его универсальность. Терри наверняка немного поворчал бы, узнав, что удостоился такого эпитета, но оценил бы иронию. Мне, впрочем, намного больше нравится другой «титул», которым его наградили после смерти – «самый смешной медиевист в мире». 

Учитывая разнообразие его интересов, мир Терри Джонса вроде бы должен быть очень сложным и запутанным: тут и Средневековье, и скетчи, и кино, и актуальная политическая аналитика (в начале 2000-х он написал много колонок, в которых разоблачал войну администрации Буша-младшего против терроризма). Однако в его исполнении сложные вещи казались простыми и смешными, а к смешному, наоборот, добавлялся интеллектуальный подтекст. Он умудрился оживить такую вроде бы мрачную и, что уж там, для многих скучноватую эпоху, как Средневековье. 

Типичный Джонс

Я знал Джонса только по его ролям, программам и текстам, но для меня он стал чем-то средним между старым приятелем и эксцентричным дядюшкой с неисчерпаемым запасом безумных баек. Я уверен, что даже рассказ про какую-нибудь занудную работу в офисе у него получился бы смешным и захватывающим, просто за счет природного обаяния и энтузиазма, с которым он подходил ко всему, чем занимался.

Для меня погружение в карьеру Джонса после «Монти Пайтона» стало вдохновляющим опытом сразу в двух смыслах: во-первых, мне безумно нравилось узнавать от него что-то новое про древность или Средневековье; а во-вторых, я непроизвольно улыбался каждый раз, когда видел, с каким юношеским задором престарелый титан комедии скачет по английским полям или древнеримским аренам. Из всех его программ я извлек один урок – жить надо интересно. И тут уже не так важно, что тебя интересует: Чосер, вестготы, шутки про блюющего в ведро обжору или все это вместе взятое. 

Англичанин, который пил самогон в СССР 

Судя по всему, руководствовался таким принципом и Майкл Пейлин. По крайней мере, мне кажется, что именно поэтому в 1988 году он согласился на необычное предложение Би-би-си – повторить путешествие персонажей романа Жюль Верна «Вокруг света за 80 дней» на тех же условиях, то есть за тот же срок и без перелетов, исключительно по воде или по суше. Пейлину тогда было уже 45, он никогда не занимался трэвел-журналистикой и вообще редко отправлялся в длительные поездки. Однако что-то все же подстегнуло его согласиться – и это решение перевернуло всю его жизнь. 

Майкл Пейлин отправляется в кругосветку с лондонского вокзала Виктория

Следующие 79 с половиной дней бывший «питон» в сопровождении съемочной группы из пяти человек мотался по всему миру: из лондонского «Реформ-клуба» (откуда начал свой путь и Филеас Фогг у Жюль Верна) до Венеции, из Александрии в Джедду, из Мадраса в Сингапур, из Токио в Лонг-Бич и наконец – из Нью-Йорка обратно в Лондон через портовый городок Филикстоу. Он ездил на поездах и на машинах, плавал на паромах и огромных грузовых судах, спал под открытым небом и в занюханных отелях.

Путешествие и программа по его мотивам, вышедшая на Би-би-си в 1989-м, стали откровением и для зрителей, и для самого Пейлина. Этот трип не был похож на обычные передачи, к которым привыкла аудитория того времени, со степенными рассказами душных академиков про экзотические цивилизации. В отличие от других ведущих Пейлину приходилось действовать максимально быстро. Это добавляло его путешествию азарт и приковывало внимание. Никто не знал, возможно ли такое путешествие в действительности – и тем более в конце 1980-х, когда кругосветки (без перелетов) удивительным образом стали сложнее, чем в викторианскую эпоху. 

Пейлин показывает свой маршрут морякам, с которыми путешествует

В отличие от своего литературного соратника Фогга Пейлин почти сразу столкнулся с дефицитом вариантов передвижения: количество пассажирских судов к концу XX века резко сократилось. Чтобы добраться из одной точки в другую, Майклу и его команде приходилось буквально ловить морские попутки – по договоренности с капитанами подсаживаться то на грузовые, то на рыболовецкие суда. Проблема заключалась в том, что большинство таких судов осуществляли свой маршрут раз в две недели, а то и в месяц. Для Пейлина разница была критической – опоздав к нужному судну, он рисковал сразу отстать от графика на большой срок и провалить всю миссию. Из-за этого его «Вокруг света за 80 дней» смотрится не как сонное развлекательное шоу, а как напряженное спортивное соревнование. Порой «питону» буквально приходится бежать, чтобы успеть на нужный корабль. А иногда после очередного вынужденного промедления он нервно слонялся по очередному городу, пока местная транспортная компания выясняла, согласится ли очередной экипаж взять на борт его и его команду. 

Скромный и чуть язвительный Пейлин, который тогда был еще любителем в путешествиях, идеально подошел для нестандартного челленджа. Он не придумывал, чем завлечь зрителей, а просто жил на пленку 80 дней и рассказывал об этом так, что было интересно. Свою «английскость» Пейлин сочетал с абсолютным отсутствием высокомерия, которого можно было бы ожидать от британского интеллектуала. В отличие от прославленных путешественников того времени, он не относился к представителям других культур и народов как к примитивным дикарям, а уважительно и вдумчиво пытался разобраться в том, как живут во всем мире. Иногда он по-доброму подтрунивал над необычными традициями, а порой искренне сочувствовал тяготам встреченных людей и восхищался их стойкостью. Именно благодаря ему программа стала не только трэвел-хроникой, а еще и исследованием человеческой натуры. 

А еще Пейлин всегда был искренним, поэтому за его путешествиями интересно смотреть даже сейчас, когда появились десятки других программ похожего формата и с идеальным продакшеном, но без души. Когда решается вопрос о том, попадет ли он на очередное судно или фактически утратит шансы на то, чтобы объехать весь мир за 80 дней, Майкл не сидит сложа руки в надежде на продюсеров, а нервничает, злится и не находит себе места от волнения. А когда челлендж все-таки получилось выполнить, и Пейлин вовремя вернулся в Англию, он не скрывал разочарования от того, как его встретила родина: все серое и тусклое, люди спешат и грубят, поезд ломается на полпути, а неадекватный мужик в газетном киоске требует выключить камеры.

После феерии эмоций, которые он пережил за последние без малого три месяца, все это вогнало Майкла в уныние – и он не стал притворяться, что это не так, поэтому заканчивается программа на очень меланхоличной ноте. Потом Пейлин еще не раз рассказывал в интервью, как мучительно возвращался к обычной жизни дома и как приходило осознание, что даже жена и дети не могут разделить его переживания, даже если он во всех красках рассказывал им о своем приключении. 

Пейлин стер границы между отстраненным повествованием о загранице и личными переживаниями. Он потом так и говорил – мол, сначала пытался вести себя пафосно и специально выискивать какие-то забавные ситуации, а потом понял, что проще всего быть собой. В отличие от респектабельных предшественников Пейлин не стеснялся сняться в душе или признаться, что в пути его настигла диарея от экзотической диеты. Жизнь сама подкидывала сюжеты. 

Смотреть за всем этим было интересно еще и потому, что сам Пейлин буквально по ходу поездки понимал, что ему нравится этим заниматься. С учетом того, что в последующие годы он стал одним из самых известных путешественников в мире, «Вокруг света за 80 дней» смотрится еще и как история личного становления человека. История, как знаменитый юморист, подобравшись к полтиннику, вдруг осознал, что теперь хочет колесить по миру, бросать вызовы самому себе и снимать об этом фильмы.

«Путешествия пробудили мои чувства, – признавался Пейлин. – А еще они открыли для меня новый образ жизни, так что мне никогда не грозила мужская менопауза». 


Естественно, проведя пару лет дома, Пейлин вернулся к приключениям. В 1991 году он отправился в путешествие от Северного до Южного полюса, в процессе побывав в паре десятков стран, включая, например, охваченный гражданской войной Судан. А еще тогда же, по пути из Финляндии в Турцию, он провел больше двух недель в зависшем на грани распада Советском Союзе. Для меня эта часть вышедшего по мотивам трипа сериала «От полюса до полюса» получилась самой крышесносной: Пейлин общался с мечтающими о независимости эстонцами, болтался по Ленинграду с двойником Ленина, пытался (в конце концов успешно) купить водку по талонам, бродил по окрестностям Чернобыля, лечился грязью в одесском санатории и совершенно не подозревал, что всего через несколько дней после отъезда государство, где все это происходило, перестанет существовать в том виде, в каком он его застал. Получился настоящий документ эпохи – особенно ценный, конечно, для русскоязычной аудитории. 

Наблюдать за неловкими переговорами участника «Монти Пайтона» с усталой кассиршей о покупке билета на поезд до Ленинграда одновременно смешно, странно и как-то… трогательно что-ли. Ну а кульминация всего действа наступила в Великом Новгороде, где Пейлин в качестве приглашенной звезды поучаствовал в съемках документального фильма про раков (!), а потом отведал этих же раков под самогон в компании советских кинематографистов. Смотрится все это как фрагмент какого-то оскаровского фильма о неочевидной дружбе: не понимая ни слова из сказанного собеседниками, за бесчисленными тостами раскрасневшийся Пейлин и его новые приятели проникаются друг к другу теплыми чувствами. Социальные, географические и идеологические барьеры рушатся. Остаются только люди – добрые и настоящие. 

Пейлин во время одного из своих визитов в Россию, середина 1990-х

С тех пор Пейлин снял более 10 документалок: объехал Бразилию, Центральную и Восточную Европу, побывал в Сахаре и Гималаях, а также в значимых местах из жизни Эрнеста Хемингуэя (этот сериал так и называется – «Хемингуэевское приключение Майкла Пейлина»). За последние шесть лет вышло три передачи про его поездки в КНДР, Ирак и Нигерию. А недавно 81-летний Пейлин раскрыл, что Channel 5, с которым он сейчас сотрудничает, уже подыскивает новое «некомфортное направление». 

Пожалуй, лучше всего Пейлина – как путешественника и как человека – характеризует один момент из его самого первого трипа, путешествия вокруг света за 80 дней. Тогда из-за постоянных задержек и вынужденных изменений в маршруте у него и его команды никак не получалось найти подходящее судно, чтобы добраться из Дубая до Бомбея по Аравийскому морю. Наконец, их согласился принять на борт капитан утлого дау – перевозящего зерно деревянного кораблика с небольшим экипажем. Пейлин с товарищами провел на борту больше недели. Все это время они жили бок о бок с дружными индийскими работягами: готовили, ели, помогали по хозяйству, наблюдали восходы и закаты, спали и даже в туалет ходили практически вместе. 

Именно там Пейлина и накрыла диарея – но, кажется, и это не испортило Майклу впечатление от уникального приключения внутри приключения. Как и с советскими документалистами, он успел подружиться с индийскими моряками, даже несмотря на то, что почти никто из них не говорил по-английски. Когда пришло время прощаться, британец растрогался до слез, а один из членов экипажа бросился его обнимать. Изначально продюсеры хотели уделить путешествию на дау всего минут 10, но монтажер и Пейлин уговорили их выделить для этого отдельный эпизод. И не зря: получилась трогательная и камерная история дружбы. Теплая, но и горькая от того, что, сходя на берег, англичанин не ожидал еще когда-нибудь встретить всех этих людей. 

Один из самых трогательных моментов путешествия на дау: индийский моряк кайфует под Брюса Спрингстина на плеере Пейлина

Но Пейлин ошибся: спустя 20 лет, в 2008-м, он вернулся в Дубай для спешла «Вокруг света за 20 лет», потому что начал все чаще вспоминать о том рейсе на дау и захотел узнать больше о судьбе экипажа. Для этого пришлось провести настоящее расследование – как оказалось, само судно затонуло, а команда вернулась в Индию. Туда же, по следам своих старых приятелей, отправился и Пейлин. Пересказывать весь сюжет этой небольшой документалки не буду (очень советую ее посмотреть в связке с четвертым эпизодом «Вокруг света за 80 дней»), но признаюсь, что мало какие художественные произведения о дружбе трогали меня так же, как эта реальная история. 

Как и Джонс в своих программах о Средневековье, Пейлин, путешествуя, прежде всего рассказывал о людях: будь то экипаж дау, советские документалисты или дети из школы, которую Пейлин помогал строить еще в 1980-х, когда приезжал в Эфиопию на съемки фильма «Миссионер». Даже когда лучшие друзья работали не вместе, их взгляды на жизнь и творчество все равно отчетливо перекликались. 

Помнить о смерти и радоваться жизни 

Звучит довольно банально, но меня всегда восхищали люди за 70, а то и за 80 лет, которые продолжают находить новые дела, заниматься чем-то интересным, развлекаться… Короче, живут. Пейлин – однозначно из таких. Круг его интересов поистине неисчерпаем: например, в прошлом году он выпустил очередную книгу, документальный детектив о судьбе своего двоюродного дедушки. В семье про родственника знали мало – главным образом, что в Первую мировую он участвовал в провальной для англичан Дарданелльской кампании, барахтался в окопах на севере Франции и наконец погиб в битве на Сомме в 32 года. Пейлин по крупицам собрал из скупых архивных заметок портрет реального человека. А еще несколько лет назад у него вышло не менее впечатляющее документальное исследование о судне «Эребус», сгинувшем во льдах при попытке отыскать Северо-Западный морской проход в 1840-х. 

Так же неутомимым был и Джонс – примерно до середины 2010-х, когда у него диагностировали лобно-височную деменцию, особо тяжелую форму страшного заболевания, которая воздействует на части мозга, ответственные за речь и социальные навыки. Исцелиться от этого недуга невозможно: по мере отмирания клеток люди больше не могут нормально общаться и контролировать свое поведение. Особенно странно представлять, как такая болезнь медленно и неотступно подтачивала Джонса, вечно пребывавшего в движении, увлеченного, страстного, сосредоточенного. Напор и целеустремленность, которые всегда исходили от Терри, под влиянием деменции постепенно начали ослабевать. Во время великого (и последнего) реюниона «питонов» в 2014 году, когда они дали 10 концертов на лондонской арене O2, Джонс уже казался чуть растерянным. Друзья – и прежде всего, конечно, Пейлин – окружили его заботой и грамотно сглаживали углы на случай, если Терри где-то запнется или забудет слова. 

«Питоны» в 2014-м (кроме Чепмена, который умер в 1989-м): Пейлин, Айдл, Джонс, Гиллиам и Клиз

А во второй половине 2010-х состояние Джонса начало резко ухудшаться. Когда в 2016 году валлийское отделение BAFTA вручило Терри награду за выдающиеся достижения в кино и на телевидении (объявлял товарища, конечно, Пейлин), тот поднялся на сцену с сыном, вроде бы хотел что-то сказать, но в итоге просто приложил к лицу статуэтку в виде маски. К тому времени Джонс практически перестал разговаривать. Изредка ему становилось чуть лучше, но полностью деменция никогда не отступала. 

Пейлин и Джонс позируют с наградой Терри от BAFTA

Пейлин продолжил поддерживать Терри – постоянно приходил в гости, смотрел с ним фильмы и старые скетчи, водил гулять и в паб. Джонс, хоть и не мог выразить свои эмоции словами, явно всегда испытывал облегчение или радость при виде старого друга. Научный журналист Робин Макки, который встретился с Терри и Майклом, работая над текстом про деменцию, рассказывал, как под конец разговора Джонс потянулся к Пейлину и взял того за руку. «Они держались за руки пару минут, – добавил Макки. – И этот жест прекрасно иллюстрировал 50 лет их дружбы». 

Терри Джонс умер в 77 лет 21 января 2020 года у себя дома в Лондоне от осложнений, вызванных деменцией. Пейлин виделся с ним накануне смерти. По словам Майкла, Терри явно чувствовал себя неважно, но заметно оживился, когда услышал песенку «Всякая сперма священна», сочиненную им вместе с Пейлином для фильма «Смысл жизни по Монти Пайтону». Наблюдая за тем, как лучший друг тщетно пытается вспомнить слова из скетча, Джонс впервые за долгое время улыбнулся. Причем, как рассказал Пейлин, несмотря на болезнь, Терри безошибочно определял на слух те фрагменты песенки, которую написал он, и смеялся именно над ними. 

Один из последних совместных снимков друзей, сентябрь 2018-го

Через несколько дней после смерти Джонса Пейлин дал интервью, в котором не смог сдержать слез. Тогда он сказал, что будет скучать по «общительному Терри». «Я скучаю по тому, как обнимал его, и по тому, как мы пили пиво вместе, – продолжил Пейлин. – По нашим походам по барам и разговорам обо всем на свете». Тогда же Майкл отдал должное другу в колонке на своем сайте: «Учитывая, как долго я знал Терри, мне трудно поверить, что я больше не смогу спросить его, какое из 27 видов пива, которые он налил, я должен попробовать. Не смогу поблагодарить за прекрасное блюдо, которое он приготовил, или посмеяться над возмущением, с которым он реагировал на некоторые слова. Одним из таких слов было «Америка». Другим – «демократия». 

Смерть Джонса стала далеко не единственной тяжелой утратой в долгой жизни Пейлина. Его сестра покончила с собой после затяжной депрессии еще в 1980-х. А в 2023-м он стал вдовцом после 57 лет брака – жена Хелен умерла от болезни почек. Все это навело Пейлина на неизменные размышления о собственной смерти, но одновременно и примирило с ее неизбежностью. «Мне уже за 80, и многие люди не доживают до этого возраста, – объяснил он свою философию. – Поэтому я не слишком беспокоюсь из-за смерти. Я слышу, как люди говорят, что ремонт метро закончится в 2033 году и думаю: «Ну, меня здесь уже не будет». Но у меня так много интересов – будь то книги или путешествия – что времени думать о смерти как-то не остается». 

К тому же принятие смерти как неизбежной составляющей жизни давно стало частью философии «питонов» – как минимум с 1989-го, когда Джон Клиз со слезами на глазах бессовестно подшучивал над умершим Грэмом Чепменом прямо на его похоронах, а растерянный Терри Джонс в зале не знал, как реагировать: плакать или смеяться. А еще в 1979 году в «Житии Брайана» персонаж Эрика Айдла, висящий на кресте, посоветовал главному герою «всегда смотреть на светлую сторону жизни». Теперь главным продолжателем этой философии выступает именно неунывающий Пейлин. 

Для меня история дружбы и карьеры Пейлина и Джонса оказалась полна не только захватывающих поворотов и смешных моментов, но и ценных уроков. Люди, которых я никогда не знал, намного убедительнее любых учителей показали мне, как важно не просто существовать, а наполнять свою жизнь смыслом. Не бояться смерти или профессионального провала, а двигаться вперед, наслаждаться каждой минутой и впитывать любой опыт, даже если твои фильмы запрещают за богохульство или тебя мучает диарея от индийской стряпни под палящим солнцем посреди моря. Ценить тех, кто рядом, до последнего вздоха, но не терять вкус к жизни, даже если они уходят. 

Конечно, Пейлин и Джонс – никакие не отвратительные мужики, и даже наоборот. Но мне почему-то кажется, что это определение все равно им подходит. Не из-за каких-то мерзких делишек или брутальных свершений, а в одобрительно-хмельном смысле, потому что именно с такими мужиками мне бы хотелось надраться в стельку в пабе в английской глубинке. Опрокидывая пинту за пинтой, слушая байки о том, каким на самом деле было Средневековье и каково это – ночевать посреди Аравийского моря. 

монти