Все это похоже на лавкрафтовский Иннсмут. Холодное, душное болото, медленно сводящее с ума. Стоит остаться здесь надолго, и тогда однажды необратимо станешь одним из них. День за днем здешняя атмосфера понемногу вызывает мутации: один месяц и у тебя уже нездоровый вид, один год – и уже проступают жаберные щели, десятилетие – и ты уже не сможешь жить в обществе нормальных людей. Более точной метафоры того, что значит быть преподавателем в российском вузе, трудно придумать.
Мне удалось два года подряд нырять в Иннсмутский залив без особых последствий. Сказалась нерегулярность и малая вовлеченность в жизнь кафедры – иначе меня ждали бы сумасшествие, бред, деменция.
Поступая в аспирантуру, я мечтал убить сразу двух зайцев: откосить от армии и заодно получить ремесло, к которому у меня были способности и тяга. Через четыре года стало очевидно, что надо было выбирать армию, годы жизни потрачены впустую, а преподаватель из меня довольно паршивый. До тех пор, пока стрела реальности не попала мне в колено, дорога приключений провела меня через две кафедры: философии и журналистики. Каждая из них была сумасшедшей по-своему, но с одинаковой силой; примерно как далекие друг от друга, но в равной степени безумные Калигула и торчок под сальвией.
Работа препода
«Владимир, вы что, пришли на работу пьяным?», «поставьте зачет, пожалуйста, я не могла прийти на него, потому что готовилась к родам», «на конференции по аксиологии будет водка, умоляю вас, закусывайте получше», — с какого-то момента эти и другие фразы вообще перестают удивлять. Кажется, что все так и должно быть: действительно, это же конференция по аксиологии, кто к нам пришел бы выступать, если бы не было бесплатного бухла? Профессиональные искажения преподавателя в каком-то смысле напоминают профессиональные искажения военного: и тем и другим жизненно важно вытравить у себя привычку удивляться.
В моем случае тоже не обошлось без насилия над сознанием, но все было сравнительно мягко, как в софтпорно. Минимальная ставка, не слишком много ответственности, хорошие группы (как минимум, никаких среднеазиатов и африканцев). Но все равно иногда хотелось схватиться за голову и бежать – прямо в окно, спуститься по водосточной трубе и рвануть домой под ледяной душ. Вообще, само по себе преподавание – это легко и просто, тем более с нынешними студентами. Они умные, сообразительные, но вареные и ленивые, среди них мало откровенных хамов, зато в моду вошло пассивно-агрессивное поведение.
Когда я только начинал выступать перед аудиторией, был словно на стимуляторах: готовился по четыре часа к лекциям, придумывал небанальные примеры и финты. Почему бы не провести пару при свечах (так докладчики не смогут читать рефераты с листа и мы посмотрим, кто из них реально готовился!). Почему бы не провести занятия в парке? И прочее и прочее. Спустя два года мой день нередко выглядел так: 11 утра, как раз возвращаюсь с дружеской попойки, которая шла почти сутки – я не готовился, но ведь и они тоже, верно? Всем плевать, и я не самый последний в этом списке.
Болото, настоящее болото – кинь в него энтузиаста и завтра найдешь его труп, с ног до головы покрытый плесенью и мхами. Пустые глаза студентов не стоят того, чтобы их зажигать, помещения, выкрашенные в зеленый цвет и пахнущие затхлостью, не стоят того, чтобы в них возвращаться. С другой стороны философия и журналистика – это не науки и даже не дисциплины. Было бы достаточно пройти двухнедельные курсы, чтобы усвоить все, что разжевывают и кладут прямо в рот парализованным на пять лет студентам.
В первый раз меня отстранили от работы за то, что написал на доске слово «жопа» (кажется, пытался объяснить что-то из диалектики Гегеля). Во второй раз я дотянул лямку подписанного контракта и ушел. Мне жутко думать о том, что сейчас происходит с теми, кто остался.
Преподавательский состав
В общественных местах и, особенно, в транспорте вы наверняка встречали этих странных людей. Они одеты вроде бы и неплохо, но как-то помято и блекло, а на дне их глаз с поволокой словно пробиваются ростки картофеля. Терпите их, жалейте их, ведь эти люди – преподаватели вузов и они так же неприспособленны к реальной жизни, как панды или птицы додо.
Один из преподавателей, с которым мне повезло столкнуться на кафедре, выглядел и пах как бомж, после него приходилось проветривать помещение. Он ходил на пары не один, но вместе со своей дворнягой на поводке. Больше всего в жизни этот персонаж сокрушался из-за того, что Сталин не рискнул провозгласить себя императором и наследником дома Романовых. В общем, он был самым изрядным фриком, которого я видел в жизни.
Другой, невероятно добрый маленький старец, в 1993 году организовал партию, целью которой был выход республики Марий Эл из состава РФ и дальнейшего присоединения к братской Финляндии. Топит он за эту идею и по сей день, планируя в случае победы сделать свое родное село столицей финского анклава.
Мой научник вообще в виду своих профессиональных искажений (философ со стажем, high-level-марксист) не мог изъясняться по-человечески. На наших встречах он выдавал замечания в духе «У вас на пятнадцатой странице диссертации, второй абзац, габитус дискурса противоречит дискурсу габитуса. Надо переделать!». Я уверенно и деловито кивал, обещая исправить все буквально за месяц-полтора – на этом и строились наши отношения. Еще его как-то раз чуть не зарезали в Турции и ограбили в Южной Корее. При двухметровом росте и весе сто двадцать кило последнее кажется очень странным.
Примерно что-то похожее можно рассказать про каждого: университет меняет человека, заставляет всплыть самые потаенные и причудливые черты характера и закрепляя их в качестве основных. Если у преподавателя нет паранойи, он не шизоид и не показывает явных признаков горячки или перверсии, значит, он из того типа, который ни разу мне не встречался.
Студенты
Студенты выглядят и ведут себя как живая жижа с Планеты Микрон-8. Они открывают рты, задают глупые вопросы, того и дело капнут на парту тягучей возгрей из хлюпающего носа. Но они не тупые, черта с два! Умные, хитрые ублюдки, которые с первой же недели занятий поняли, что из себя представляет учеба на гуманитарной специальности. Они молоды, но недостаток жизненного опыта компенсируют чутьем, словно дикие звери. Едва нырнув в воды Иннсмута, они сразу же поняли, что здесь им ловить нечего – пустая мертвая гавань, полная распухших трупов менее осторожных существ.
Проследите за студентом в его естественной среде обитания: вот он сидит на паре и медитирует на абсолютную пустоту своей тетради. Он словно даосский святой, зарос мхом и из него можно делать целебные снадобья – настолько далеко сейчас его сознание. Но стоит ему выйти из аудитории – и это уже веселая, пышущая энергией макака, готовая спариваться, пить пивас, курить сиги, и гоготать так, что Сатана вздрогнет в своей Преисподней. Не могу сказать, что порицаю студентов: они просто тянут лямку и экономят силы на более важные вещи. Им едва восемнадцать, но они уже поняли, насколько система образования неадекватна современным реалиям. Мы учим их так, словно им уготовано стать менеджерами по рекламе тюри или журналистами в газете «Новости Уродска». В интеллектуальном плане вуз провинциального города — это как Фукусима после аварии или, если угодно, ересь в Warhammer 40K. Чем меньше студент проникнется ей, тем здоровее будет его семя и шансы дать здоровое потомство без мутаций.
В целом, все не так плохо, я сгустил краски для того, чтобы проявить фундаментальные (они же – самые пугающие) вещи, на которых стоит современное образование. Оно порочно, разрушительно, оно превращает прекрасных людей, жаждущих учить студенчество, в аморфные потусторонние объекты. В определенном извращенном смысле я очень полюбил и привязался к коллективу обеих кафедр, но не могу ужиться с тем, из какого абсурда соткана учеба в университете. В Иннсмуте я предпочел быть Джеком Уолтерсом, а не одним из Deep Ones.
