Миа Халифа была одной из самых запоминающихся фигур в порноиндустрии последних лет десяти — хотя ее карьера была очень короткой и закончилась еще пять лет назад. С тех пор она успела поработать ведущей спортивных передач на радио и онлайн, нашла мужика и в целом живет жизнью обычной инстаграм-селебрити. При этом Халифа почти никогда не давала интервью и не рассказывала о том, как ей удалось (и удалось ли вообще) избавиться от имиджа порноактрисы.
Как выяснилось, не совсем удалось: буквально недавно в интервью флоридской радиостанции Халифу представили как «порнозвезду, которая любит спорт», после чего ей окончательно стало ясно, что от прошлого просто так не уйти. Тогда Халифа решила сделать большое интервью: в нем она рассказала про то, как попала в Америку, стала порноактрисой и как пыталась перестать ей быть.
Посмотрели это интервью за вас и приводим главное из сказанного Халифой.
Я все еще работаю над принятием своего прошлого — что было, то было — но я точно им не горжусь.
1 января 2001 года мы приземлились в Вашингтоне, едва говоря по-английски. Я пришла в местную школу посреди учебного года, потом были каникулы, и следующий год начался в конце августа. [К тому моменту] я выучила английский, хотя у меня все еще был сильный акцент, и думала: «Это мой год, сейчас я начну заводить себе американских друзей!» и все такое…. И через две недели случилось 9/11. Вашингтон это затронуло напрямую — я ходила в школу с детьми, чьи родители работали в Пентагоне. И я тут же стала террористом. Это была моя кличка. *****, дети такие злые!
Сиськи появились у меня как по щелчку пальцев, мгновенно, где-то шестом классе. А потом я сама начала раздаваться вширь — больше, чем планировала. Я до сих пор храню свой лифчик со времен старшей школы, просто иногда смотрю на него и говорю: «Срань господня, вот это да». Тогда размер был 36E, а сейчас 32E — но я и сама была большой. К колледжу я начала терять вес, и первым делом это затронуло сиськи. И это значило, что у меня теперь были маленькие и аккуратные сиськи. Я выглядела, будто у меня четверо детей — а мне было всего 20! Во время колледжа я накопила на операцию по подтяжке груди <…> когда я очнулась после нее, я подумала: «Вау, а я ничего так!». Раньше я так о себе не думала. Я носила в основном футболки, так как во все остальном из-за груди я выглядела просто ужасно.
Где-то 3-4 недели спустя после операции я шла по Майями. Рядом со мной остановилась машина, стекло опускается и мне говорят: «Вы так шикарны, не хотите поработать моделью?». Я такая: «Я? Серьезно?». Я взяла визитку, пришла домой, погуглила, и оказалось, что это компания занимается порно. Я подумала: «Ну что за херня?», а потом: «Погоди-ка. Они сказали мне, что я милая. Может, просто пойти и поговорить с ними, посмотрим, что будет?». Две недели спустя я позвонила им, сказала что хотела бы посмотреть офис, задать пару вопросов и так далее. Так мы и сделали, офис был прекрасный, мне устроили экскурсию. Все были очень милые, и там работало много женщин. Тот парень был монтажером и искал актеров, но продакшен и съемочная группа почти полностью состояли из женщин. И мне сразу стало как-то комфортно. И в тот момент, когда я сказала «да», все завертелось.
Я никому про это не говорила. Я думала, типа, что все люди это делают, и это будет моим маленьким секретом. Типа, кто я вообще такая? У меня было 400 друзей фб и 200 фолловеров в инстаграме. Никто никогда ни о чем не узнает.
Ты не просто приходишь на сет и говоришь: привет, рад знакомству, снимай штаны.
Мужские актеры очень профессиональны и знают, что если женщине не будет комфортно, то хорошей сцены не выйдет. Они не флиртуют с тобой, но подходят до съемок, знакомятся, рассказывают что-то о себе, узнают, все ли нормально, не смущает ли меня чего. Говорят, что это твое шоу, и все будет так, как ты скажешь. Это было очень мило.
Я едва помню свою первую сцену. Она заняла минут 15, а до этого мы четыре часа занимались гримом и выбирали наряды. В помещении кроме нас был только один человек — оператор. Вообще, все эти сцены до единой для меня словно покрыты мраком. Кажется, после первого же раза мой мозг начал подавать мне сигналы, что возможно, это не лучшее занятие. Все это продолжалось 3-4 месяца, и все это время я чувствовала себя востребованной и милой. Но затем это чувство исчезло — потому что это была неправда.
Поворотным моментом, конечно, были те сцены в хиджабе.
Тогда мне начал угрожать ИГИЛ, и все начали об этом говорить — не только в Америке. CNN, Fox News, Newsweek сделал большую статью, каждое большое издание про это упомянуло. Меня забанили в нескольких странах — Египте, Афганистане… в общем, в мусульманских странах — а я-то католичка. Помню, когда мне предложили эту сцену, я им сказала: «из-за вас, ублюдков, меня убьют». Это было показное — я знала, что это вызовет скандал, но не такой. Через день после выхода той сцены все взорвалось — вместо 200 фолловеров в инстаграме у меня их стало 200 тысяч за три дня, а через полгода, когда я уже не снималась в порно — два миллиона. А затем мой аккаунт хакнул ИГИЛ.
Еще до этого мои друзья про все узнали. Кто-то нашел мое первое видео, и разослал это всем. Я тогда как раз собиралась сниматься в хиджабе, и подумала, что после этого назад пути уже не будет, все про все узнают. Они просто присылали мне видео и спрашивали — «господи, неужели это ты?». В тот момент во мне начал расти стыд. Затем была сцена с хиджабом, и я подумала, что возможно, она будет последней.
ИГИЛ прифотошопил к снимку с обезглавленным телом мою голову и написал мне: «Ты следующая, ты позор для всех мусульман».
Но чуваки, я же католичка, я даже пост соблюдаю. Я им ответила, что уж лучше моя голова, чем мои сиськи, они мне дорого обошлись. Это было так глупо! Неделю спустя я увидела в твиттере скриншот моего дома из Google Maps. Мне стало страшно, я две недели прожила в отеле, и как только смогла найти новое место, съехала. Это было страшнее, чем та фотка от ИГИЛа.
Примерно в то же время CNN запросили у моих родителей комментарий. Я долго об этом думала и поняла, что раз все про это знают, все что я могу сделать — это продолжать. И я продолжала еще где-то два месяца, а в какой-то момент написала заявление об уходе — потому что после той сцены в хиджабе я как раз подписала контракт. Это было ужасающе, так как я не понимала, что я буду делать дальше. Поэтому [после этих событий] у меня в резюме был такой пробел. Я пыталась жить нормальной жизнью и при этом наладить свой имидж в онлайне, так как это было для меня экономически выгодно.
Моей первой работой после порно была должность помощника адвоката. Разбиралась с его бумагами, назначала встречи, отвечала на звонки, приносила ему обед. Все мужчины в конторе знали, кто я такая, один даже что-то сказал про это, отчего мне стало жутко неловко. Это был маленький офис: шесть адвокатов, шесть помощников, ресепшен. Но через полгода он закрылся, и мне надо было искать новое место.
Чтобы меня не узнавали на улицах, я обрезала себе волосы и покрасилась в блондинку, но это не работало.
Я могла быть одета в самую мешковатую одежду, носить темные очки, волосы пучком — и все равно проезжающие мимо машины останавливались и кричали, что узнали меня.
После того что случилось я сразу стала ощущать стыд от того, что на меня смотрят. Я сразу чувствовала — «черт, этот человек видел меня голой». И я никогда не испытывала никакого удовлетворения от того, что они были как-то ко мне привязаны. Я одевалась максимально неузнаваемо, старалась реже появляться на людях, особенно одна. Пару раз были случаи, когда люди думали, что имеют право меня трогать на людях просто потому, что были знакомы со мной онлайн, или просто потому что я снималась в порно.
Поэтому я ненавижу выходить из дома. В том числе и сегодня, и возможно, это навсегда. Ненавижу когда меня замечают, когда меня узнают, когда на меня смотрят. Мне даже стремно сходить одной и забрать посылки с почты. Если я могу как-то избежать появления на людях, я его избегаю. Так что я стала затворником.
После двух месяцев без работы я нашла другую. Я была бухгалтером в строительной фирме. И это было ужасно. Думаю, они до сих пор пытаются привести все в порядок после меня. Мне так стыдно перед ними… Я провела на той работе восемь месяцев, пока не решила, что мне надо принять себя такой, какая я есть сейчас. Тогда я решила переехать из Майями в Остин.
Два года в Остине я ни с кем не встречалась, и это было великолепно. <…> Это было отличное время чтобы узнать, что мне нужно от мужчины, а что нет. В свое время я давала им слишком много — много внимания, моего времени, всего. И я чувствовала, что столько отдала, и ничего не получила взамен, и это на меня давило. Каждый день я думала: «сделает ли этот человек меня счастливой сегодня?», вместо того чтобы думать: «что я должна сделать, чтобы стать счастливой?».
Я говорила своему психотерапевту: я боюсь, что никогда не смогу найти кого-то, кто меня не узнает, или даже если узнает, ему будет все равно, чем я занималась в прошлом. А он говорил мне, что я не должна на этом фокусироваться. <..> И когда я занималась своими делами и не думала ни о чем таком, я нашла такого человека. Это случилось сразу. Он был на другом конце света, мы были просто друзьями, флиртовали по интернету, и за три месяца мы пришли к тому, что нам приятно общаться друг с другом. Сейчас он мой жених. Я прилетела к нему в Копенгаген, и мы провели с ним 10 дней, лучшие в моей жизни. И в последний день он не хотел меня отпускать — «Ты же теперь моя девушка, так?».
Он был тем, кого я не надеялась встретить. Тот, кто принимает мое прошлое, но не знал, какое оно было. Он не знал, кто я такая. Я нашла его на странице какого-то мишленовского ресторана, где он работал, и там был его прощальный пост. Так я оказалась на его странице, и я подумала — боже, все что он готовит, выглядит просто великолепно, и сам он круто выглядит… так что я на него подписалась. И так как у него не было много подписчиков, когда я это сделала, он обратил на это внимание: когда я на кого-то подписываюсь, мои подписчики тоже это делают, и его инстаграм начал разрываться. В итоге он решил узнать, что это за сучка его зафолловила. И он меня спросил: «Ты что, едой интересуешься?». Я ответила, что интересуюсь, с тех пор мы общались каждый день.
Я думала, что он меня не узнал. И спустя три недели нашего общения я поняла, что он правда мне нравится — нравится все, что он говорит, нравится чему-то у него учиться, и я поняла что должна быть с ним максимально открытой, прежде чем он начнет думать, что я что-то от него скрываю, и что-то узнает по интернету. Это было бы неправильно, так как в интернете все еще пишут, что я снимаюсь в порно — а я не делаю этого уже пять лет! Как-то ночью я сказала, что должна ему что-то рассказать. Делать это по фейстайму я струсила, так что я просто написала ему сообщение, где изложила всю подноготоную. На что он ответил, что уже гуглил меня, просто чтобы понять, кто я такая, и все видел, но ему все равно: мол, у него есть много знакомых наркоманов, которые стали лучшими шеф-поварами в мире, и каждый заслуживает второй шанс, и у каждого есть прошлое, за которое ему неудобно, и он не должен быть за него наказан, сколько бы лет ему не было. Я так рада, что мы в тот момент не созванивались, потому что я просто разревелась. Я не думала, что когда-нибудь найду человека, который так все это примет. Не просто потому, что он считает порно чем-то нормальным, а потому что он ценит, как люди пытаются от этого уйти.
Когда люди просят меня сфоткаться со мной на улице, всегда,почти всегда у меня один ответ — «нет».
Потому что если я отвечу «да», чувак скажет — «спасибо, фанатею от твоих работ!», и я почуствую себя грязной. Я допускаю его в свое личное пространство, даю ему удовольствие сфоткаться с ним, не зная, какую подпись он придумает, кому он пошлет эту фотку, что ему на это ответят — я чувствую себя такой уязвимой.
Думаю, все это дало мне самую толстую шкуру, которую только можно иметь. Кто угодно может меня оскорбить, и меня это не смутит, он может сказать обо мне что угодно, и мне ничего не будет. Конечно, кое-кто меня раздражает, но тогда я думаю — вы что, ИГИЛ? Нет. Вы можете меня убить? Нет. Ну и ладно.
