Однажды мы повзрослели и при слове «джин» начали представлять не синего духа из «Аладдина», а пузатую бутылку можжевелового крепыша. Впрочем, это не единственная интересная трансформация, которая с ним случилась. Это интереснейшая субстанция, история которой тесно переплелась с европейской политикой и колониализмом, взлетами империй и гнусными человеческими пороками. Давайте разберемся, как в стакане джина отразились 12 тысяч лет возлияний.
Можжевельник — лекарство от всего
Если вы знакомы с нашими предыдущими статьями про историю алкоголя, то не удивитесь, что все дороги ведут в неолит. И начнем мы с важнейшего (помимо, конечно, самого алкоголя) ингредиента джина — можжевеловых ягод.
Обширное распространение можжевельника в северных странах обусловлено своеобразной двойной миграцией. Когда примерно к 12000 году до н.э. холод ледникового периода начал отступать, первые земледельцы, которые к тому моменту как раз осваивали злаки в областях плодородного полумесяца, получили возможность двинуться на север в поисках новых земель. Вместе с ними (и самостоятельно, и с помощью переселенцев), различные растения, в том числе и можжевельник, начали свое путешествие в неизведанное, занимая освобождаемые древними пахарями от девственных лесов пространства.
Достаточно быстро ароматные ягоды и душистые ветви растения привлекли внимание людей, и растение прочно вошло в рацион в виде терпкой и освежающей пряности для еды и напитков. А кроме того оно обрело сакральный смысл благодаря представлениям о его целительных свойствах. Сирийские хананеи имели в своем пантеоне богиню плодородия Астарту, которая ассоциировалась именно с можжевельником. В Ветхом и Новом завете он был символом защиты и плодородия: Царь Соломон использовал древесину можжевельника в строительстве храма, а святое семейство укрывалось в его ветвях от воинов Ирода.
В Древнем Египте можжевельник применялся в обрядах мумификации, о чем свидетельствуют археологические находки, датируемые 1500 годом до н.э., а для живых его советовали как средство для борьбы с кишечными паразитами. В Греции атлеты принимали ароматные ягоды внутрь в качестве стимулятора, а римляне прикладывали раздавленные ягоды к гениталиям, чтобы предупредить беременность.
В средние века увлеченность можжевельником и его ассоциация с защитой от заразы вылилась в практику набивания ягодами и ветками растения масок чумных докторов. Позднее, в XVII веке, аптекарь по имени Николас Калпепер и вовсе возвел увлеченность можжевельником античных философов и врачевателей, вроде Гиппократа, Галена и Диоскорида, в абсолют. В своей книге «Английский врач» он рекомендовал принимать можжевеловые плоды от кашля, одышки, чахотки и цинги, болей в животе, переломов, судорог и тиков, а также как средство для улучшения работы мозга и сердца. Список стремится к бесконечности… мужик явно любил можжевельник.
Ценился также и можжевеловый дым от сжигания ветвей и древесины: считалось, что он способствует ясновидению и отгоняет злых духов. На Самайн его тлеющими ветками окуривали жилые и хозяйственные помещения, а также места для проведения ритуалов. Ингаляции таким дымом были призваны помочь наладить контакт с потусторонними покровителями, дабы получить благословение на благополучную жизнь. Даже, как бы сейчас выразились, в ландшафтном дизайне это растение выполняло оберегающую функцию: высаженный вдоль ограды можжевельник должен был защищать как от злых духов, так и от свирепых лесных хищников. Ту же функцию он выполнял и при ношении на теле в виде бус или мешочков на шею, наполненных ягодами.
Предсказуемо, что встреча сакрально заряженного можжевельника и не менее важного алкоголя просто обязана была произойти. Но нужно было дождаться изобретения дистилляции.
Алхимия дарит миру крепкий алкоголь
Если рассматривать разные культуры через призму их напитков и кулинарии, то можно заметить большое количество параллелей. Например, вне зависимости друг от друга, Восток, Плодородный полумесяц и обе Америки построили свои цивилизации на «злаках» (не совсем уместно будет называть ту же кукурузу злаком, но мы используем этот термин для обозначения ключевого продукта диеты). А злаки — это не только еда, но и алкоголь.
Рацион этих цивилизаций состоял также из большого количества местных съедобных растений (в этом контексте про мясо не говорим), и многие из них вместе со «злаками» могли быть также использованы для приготовления алкоголя. Помимо того для религиозных, медицинских или косметических целей изготавливались различные составы, эмульсии, настойки с использованием ароматического сырья и зачастую алкоголя, как эффективного стабилизатора и закрепителя ароматических свойств.
Тут-то мы и подходим к тому, что в теме ароматов и вкусов всегда высоко ценилась концентрация и долговечность получаемого состава. И чтобы добиться этих свойств, человечество экспериментировало с примитивнейшими методами выпаривания и вымораживания, причем с большой вероятностью цивилизации делали это независимо друг от друга.
Самым эффективным методом удержания ароматов и вкусов оказалась дистилляция — процесс разделения веществ путем кипения жидкости и дальнейшей конденсации паров в перегонном кубе. В такой примитивный куб зачастую и заливалась брага, сдобренная ароматными травами, медом, и, например, галлюциногенами. Намеки на возможную перегонку алкоголя можно найти в «Ведах», датируемых примерно 2500 годом до н.э., где упомянут процесс изготовления галлюциногенной сомы, которую употребляли по праздникам. В китайских философских трактатах VIII века до н.э. тоже встречается косвенная информация о перегонке составов с травами для изготовления благовоний и тонизирующих средств. Красиво в эти предположения вписывается и возможность передачи этой технологии по Великому шелковому пути на Ближний Восток.
И да, примитивные представления о фракционном разделении воды существовали уже во времена Древней Греции, где Аристотель заметил, что пары от кипячения морской соленой воды при конденсации дают пресное питье, тем самым разработав концепт опреснения. Идея была подхвачена Педанием Диоскоридом, который описывал рецепт vinum hippocraticum, для приготовления которого вино нагревали в глиняном сосуде, заткнув горлышко шерстью или губкой, которая и впитывала испарявшийся спирт, который затем добавляли в обычное вино, тем самым крепя его.
Но ключевую роль в появлении крепкого алкоголя сыграла, несомненно, мусульманская империя, ставшая интеллектуальным центром начала новой эры. В многочисленных трудах арабских алхимиков Гебера и Аль-Кинди описывались конструкционные особенности перегонных реторт и кубов, которые использовали для изготовления парфюмерии и тонизирующих средств, а врач IX века по имени Разес (Абу Бакр Муххамад ибн Закария ар-Рази) систематизировал все полученные знания по теме и назвал получаемую летучую пьянящую жидкость al-koh’l. Причем это название предвосхитило латинское «spirit», обладавшее тем же двойственным смыслом, означавшее как пьянящую эссенцию, так и дух. Так что теперь сказка о приключениях Алладина и джин, появляющийся из носика лампы, сродни al-koh’l, вылетающему из дистилляционного куба, возможно заиграет новыми смыслами.
Что дальше? Ислам пришел на территорию Испании и Южной Италии, затем прошла Реконкиста, но богатый научный опыт передовых для своего времени арабских алхимиков и врачей оставил свои следы в европейской науке, центром которой в то время были христианские монастыри. В итальянском Салерно, холмы которого были усеяны можжевеловыми кустами, монахи использовали перегонные кубы как на кухне, так и в аптекарских целях. И именно в научных трудах местного монастыря, написанных около 1055 года, как считается, впервые упоминается «протоджин» — тонизирующее средство, которое перегонялось из вина, предварительно настоянного на ягодах можжевельника.
Идея целительных составов на основе спирта с различными растениями активно развивалась по всей средневековой Европе, каждый монастырь придумывал свои уникальные рецептуры. Взять хотя бы знаменитый нормандский Бенидиктин, изготавливаемый во Франции аж с 1510 года. Тему таких снадобий в своих трудах в XIV веке развил и испанский врач Арнольд из Виллановы, придумавший по легенде термин eau de vie («вода жизни»), превратившийся в akvavit у шведов и uisge beatha у гэлов (от этого слова, которое произносилось как «уишкэ беата», впоследствии появился термин «виски»).
Так божественный, наделенный жизненной силой спирт к XV веку начал потихоньку просачиваться в мирскую плоскость через врачевателей и аптекарей, которые уже далеко не так рачительно относились к выписываемым дозам, что зачастую приводило к чрезмерному употреблению «лекарств». А в дальнейшем монополия на производство таких снадобий и вовсе ускользнула из рук церкви, оказавшись в руках у простого, но очень предприимчивого народа, который хотел хоть какой-то радости в своей непростой жизни.
«Голландская храбрость»
Настало время обсудить родину джина в том виде, в котором он нам известен на сегодняшней день, — Голландию или, если хотите, Нидерланды. К XV веку на территории современной Голландии, Бельгии, Люксембурга, части Франции и Германии располагалось независимое политическое объединение под названием Семнадцать провинций, управляемое герцогами из Бургундии. Однако к XVI веку в ходе ряда политических перипетий эти земли унаследовал испанский король Карл V из династии Габсбургов, а затем и вовсе сделал Семнадцать провинций родовым наследством испанской династии.
Существовать под испанским гнетом провинции не хотели, сказывалась культурная, языковая и религиозная рознь (к тому моменту там уже вовсю процветал протестантизм). Так все эти различия и последовательность неудачных реформ и попыток подмять под себя местную аристократию вылились в Нидерландскую революцию, также известную как Восьмидесятилетняя война. Завершилась эта война победой Нидерландов, которую, наряду с итогами Тридцатилетней войны в Европе, утверждал Вестфальский мирный договор. В итоге окрепшая и объединенная общенациональным порывом, теперь уже официальная Нидерландская республика двинулась в светлое будущее.
Светлое будущее заключалось в создании мощнейшей коммерческой (а не государственной!) торговой компании Vereenidge Oost-indisch Compagnie (VOC), ставшей впоследствии монополистом в вопросах поставки товаров из Азии и обратно. В числе товаров было и огромное количество доселе неизвестных или недоступных ботаникалов (ароматических и вкусовых добавок растительного происхождения), в числе которых, например, были шафран, имбирь, анис, тмин, сенна, сассапариль, корица, галангал, кубеба, кассия, опиум, каннабис и уже совсем нерастительная амбра.
Где-то на этом этапе зажиточные горожане начинают открывать для себя новый ароматный пьянящий напиток, который один из его производителей, врач Франсуа деле Боэ Сильвиус, назвал Genova (от латинского названия можжевельника juniperus). В женове, что впоследствии преобразовалось в «женевер», уже привычное жженое (т.е. возогнанное) хлебное или виноградное вино brandewjin, настоянное на можжевельнике и еще раз перегнанное, обзавелось новыми экзотическими добавками, став еще богаче в своем вкусе и аромате.
Некоторые такие женеверы даже дополнительно заливались в бочку, дабы пройти выдержку, неудивительно, что напиток получался солодово-сладким и маслянистым. Примерно в то время появились такие знаковые на сегодняшний день производители алкоголя, как Bols и De Kuyper. Кстати, голландский brandewjin поучаствовал в создании еще одного напитка, португальского портвейна, но об этом как-нибудь в другой раз.
Чуть обзаведясь жирком от сытой жизни и торговой деятельности VOC, Нидерландская республика вступила уже в новый военный конфликт, непродолжительную войну с Великобританией, в ходе которой англичане узнали о женевере, «голландской храбрости» и сами распробовали этот напиток. А победа Нидерландов и воцарение в Англии и Шотландии голландца Вильгельма Оранского привела уважаемый им женевер на Туманный Альбион, где его ждало еще больше приключений.
Прожги-кишки и кризис джиномании в Великобритании
В ходе Славной революции Вильгельм Оранский и его соправительница Мария II заняли Британский престол, что не могло не привести к ряду серьезных изменений в жизни королевства. Оставим за скобками политические реформы и обратим внимание на новый виток жизни женевера в Британии, точнее «джина», как его принялись тут именовать.
Джин очень быстро стал «протестантским напитком», так как и сам Вильгельм, и в целом англичане придерживались этой религиозной позиции, которая ставилась в противовес католическим взглядам ирландцев и французов. С последними у новых правителей особенно не задались отношения, что привело к огромным таможенным сборам на французские напитки, что было призвано обанкротить противника и стимулировать производство местного зерна и напитков из него. А итогом стало исчезновение с британских полок французских вин и бренди, и, соответственно, рост популярности местных пива и виски, а вместе с ними и новоприбывшего джина. К слову, выиграла тут и Португалия, которая морем возила в Великобританию сладкое крепленное brandewjin, вино под названием портвейн.
Одновременно с этим голландская VOC утратила свое господство на море, а Английский флот, наоборот, становился все более могущественным, что подогревало международную торговлю и увеличивало получаемые от нее доходы. Так почти в одним момент Великобритания проснулась не аграрной страной, а вполне себе урбанистической, с промышленной мощной экономикой. За этим потянулось и увеличение населения крупных городов, где достаточно резко появилось много всевозможной (как правило, малооплачиваемой) работы.
Чтобы не терять доходы с зерна, которое все еще составляло весомую часть производства села, правительство при поддержке Вильгельма Оранского в 1690 году приняло Акт о поощрении дистилляции бренди и зерновых спиртов, снижавший налоги на зерновые самогоны из местного сырья, в то время как пиво и прочие спиртные напитки заметно дорожали. Сумма всех этих факторов привела к явлению, известному нам как «джиномания», ярко освещенному в английской литературе и искусстве.
Сниженный налог на перегонку джина сделал его производство доступным повсеместно. Гнать можно было даже дома и продавать копеечное пойло соседям, вместе забываясь после нелегких трудовых дней. Для еще большего удешевления джина в куб добавляли не ароматный ценный можжевельник, а скипидар и соль. Готовый напиток еще и разбавляли, так что там было уже не 100 пруфов (57% алкоголя), при которых порох, пропитанный таким напитком, горит.
Немудрено, что вскоре обеспокоенное общество начало видеть в повальном увлечением бедной прослойки населения джином угрозу и трубить об этом из всех возможных источников. По их словам, одурманенные пойлом няньки роняли младенцев с колен прямо в горящий очаг, а разгоряченные копеечным алкоголем мужчины устраивали между собой бойни по пустяковым поводам. Но, к слову, это было не так уж далеко от истины.
Для совместного употребления любители джина собирались в специальных джинных или, как их еще называли, джин-паласах, где под скромную закуску они предавались первобытным порокам в ароматах спирта, имбиря и скипидара. Вот, что об этом рассказывает английский епископ Томас Уилсон:
«Где-то невдалеке от Восточного Смитфилда некий торговец завел у себя заднюю комнату, просторную и пустую, в коей, когда его посетители-пропойцы упьются, их складывают штабелями без разбора, мужчин, женщин и детей, пока они не придут в себя, после чего они возобновляют пьянство либо, если истратили все, что имели при себе, отправляются искать средства на возобновление того же чудовищного времяпрепровождения; а о способах, коими они добывают деньги на продолжение, мы слишком часто узнаем из протоколов судебных заседаний».
Повсеместная джиномания, захватившая Лондон и его окрестности, серьезно пугала средний класс, привычный к более «степенным» напиткам. Поборники морали и вовсе были в ужасе: в те времена выходила куча памфлетов, фельетонов и прочих зарисовок, осуждавших это явление. Государство, осознав масштаб проблемы, также взялось за попытки хоть как-то урегулировать эту бесконтрольную сферу, подрывавшую моральные устои консервативного общества.
Были введены высокие налоги за перегонку и дальнейшую продажу, торговцев обязали приобретать дорогие лицензии… Но, как вы понимаете, это сработало от обратного. Запреты только подстегнули нелегальный оборот алкоголя. Основанный тогда же институт доносчиков справлялся с переменным успехом, часто будучи побиваемым в прямом и переносном смысле. Появились уморительные схемы по типу «трюк с котом»: дом торговца оборудовался специальным ящиком для сбора денег и выходящей изнутри трубой; и когда страждущий, положив в ящик свои несколько пенсов, произносил «кис-кис-мяу», он тотчас же получал в свою кружку добрую порцию джина, которую торговец наливал ему через ту самую трубу.
Успеха удалось добиться только благодаря Акту о джине 1743 года, в котором законодатели смогли поймать баланс между строгостью и гибкостью. Совсем уж бессовестные производители низкосортной дряни остались без денег, тогда как производители качественного продукта смогли расширить свою клиентуру. Однако возвращение в 1748 году без малого 80 тысяч британских солдат, демобилизованных после войны за австрийское наследство, подорвало это шаткое равновесие. Там был и рост пьянства, и рост преступности, и новые общественные дебаты…впрочем, ничего нового.
Самым ярким примером общественного негодования из-за джиномании низших классов является гравюрный диптих Уильяма Хогарта 1751 года: «Переулок Джина» и «Улица Пива», в котором на контрасте восприятия этих двух напитков изобличается первый. «Прожги-кишки», как называли суррогатный скипидаровый сладкий джин, привел всех героев его гравюры до глубочайшей степени физического и морального разложения. Взять хотя бы центральную фигуру безалаберной пьяной матери, роняющей своего ребенка навстречу верной смерти. В то же самое время сытая пивная улица купается в благах, все жители ее заняты полезными обществу делами, а жители культурны и социально ответственны.
Гравюры эти сыскали огромную поддержку у лагеря борцов с джиноманией, получили широкую огласку и были отпечатаны большими тиражами, которые затем продавались повсеместно по самой минимальной цене, дабы привлечь к освещению проблемы как можно больше внимания всех слоев общества.
Окончательный же гвоздь в крышку гроба джиномании вбила природа: в конце 60-ых годов XVIII века после череды неурожаев государство ввело полный запрет на перегонку зернового спирта на 3 года. Вследствие этого все мелкие нелегальные или полулегальные конторки позакрывались, а после отмены запрета за дело взялись крупные игроки.
Пожалуй, не случись этого запрета, мы вряд ли наслаждались бы сейчас джином в составе классических коктейлей, а такого напитка как «тоник», возможно, и вовсе бы не существовало в повседневном обиходе.
Джин-тоник — приятное лекарство
Наше пристрастие к горькому вкусу — плевок в лицо естественным биологическим механизмам. С точки зрения эволюции, отторжение горькой пищи — натуральная защита от поедания ядовитых растений, которые чаще всего и обладают горечью, причем эта фишка прослеживается не только у приматов, но и у большинства других видов, вплоть до акул. Но человечество, вдоволь напробовавшись различной горькой дряни, постепенно выяснило, какие из этих растений не грозят отравлением или смертью, и начало активно использовать их в кулинарии и напитках (взять тот же хмель, в котором за горечь отвечают так любимые биргиками альфа-кислоты). А историю одного коктейля, чей вкус плотно завязан на горечи, мы даже как-то разбирали, да и без джина там тоже не обошлось.
Традиция использования горьких ботаникалов в различных алкогольных и безалкогольных напитках уходит в глубокую древность, примерно в те же года, когда можжевельник начал играть важную роль в человеческом рационе и культуре. Тем же темпом горечь двигалась по истории, соединяясь с алкоголем в различных лечебных и тонизирующих снадобьях, в итоге вылившись в целую культуру потребления биттеров.
Для создания этого вкуса использовались каскарилла, кассия, горечавка, апельсиновая цедра, кора хинного дерева и многие другие растения. Амаро, ферне, да те же хорошо знакомые нам бальзамы на травах — все это битеры, которые во многих странах принято употреблять в качестве дижестива, дабы стимулировать пищеварение. Многие из них хороши и в коктейлях, где используются для создания баланса и придания вкусу богатства (взять ту же культовую ангостуру). Да даже первый рецепт коктейля, опубликованный в 1806 году, содержал помимо спирта, сахара и воды в своем составе биттер. Но тут мы будем говорить не об алкогольных биттерах, а об одном любопытном безалкогольном горьком напитке, чья история успеха напрямую связана с джином.
Существует такая дурная болячка, которая докучает Homo Sapiens уже порядка миллиона лет, и называется она малярия. Ее возбудитель, будучи родом из Африки, вместе с людьми успешно расселился по Европе и Азии, а затем с испанскими завоевателями доплыл и до Америк, выкашивая по всему свету миллионы жизней. Африканская малярия была более смертоносной, евразийская постепенно точила здоровье людей и особенно была распространена вблизи болот и в дельтах рек, за что даже получила название «дурной воздух». Но что их объединяет, так то, что они обе доставляли огромное количество проблем и без того не слишком счастливому человечеству.
Выход нашелся достаточно в XVII веке, когда испанские миссионеры-иезуиты привезли в Южную Америку малярию, где страдали от нее сами, попутно заражая еще и местное население. Однако коренные племена, обладавшие знаниями о лечении лихорадки, попробовали применить свой опыт на малярийных больных, потчуя их горьким снадобьем из коры хинного дерева. Терапия оказалась более чем успешной, ведь ряд алкалоидов, содержащихся в этой коре, самым важным из которых был хинин, не только сбивал температуру и снимал мышечные спазмы, но и убивал возбудителя малярии.
Ценное лекарство вскоре попало в Европу, где им лечили, например, жителей печально известных Понтинских болот к югу от Рима, но вот движение на север застопорилось. Виной тому было все то же пресловутое противостояние католического и протестантского мира. Протестанты со скепсисом смотрели на новое снадобье и не решались его использовать: дошло до того, что английские врачеватели чуть не угробили своего короля Карла II, страдавшего от болотной лихорадки (читай, евразийская малярия), а вылечил его один ушлый шарлатан-контрабандист, у которого имелся запас целебной коры. Тот же шарлатан затем лечил и французского Людовика XIV.
Примерно тогда же стало ясно, что лучше всего (ну и приятнее, конечно, тоже), употреблять кору хинны, настоянную на алкоголе, ведь хинин намного лучше растворялся в спирте, да и пилось оно как-то вкуснее. В то же время началось активное освоение новых территорий, и малярия стала уверенно косить армии и флот (за что иронично получила название «болезнь непосед»), поэтому положенное морякам и солдатам спиртное теперь было необходимо сдабривать порцией перуанской коры. Где-то тут, кстати, хинна повстречалась с цитрусами, которые употребляли в долгих морских путешествиях в качестве профилактики цинги.
Параллельно развивалось и производство безалкогольных напитков: в XVIII веке была разработана технология изготовления газированной воды. Такую воду готовили многие, но самым успешным в этом деле оказался молодой немец по имени Иоганн-Якоб Швепп. К 1780 году он открыл в Лондоне целую фабрику по производству газированной воды, которая в то время считалась лучшим средством от несварения желудка.
Встреча газированной воды и хинны состоялась в 1858, когда был получен патент на «улучшенную аэрированную тонизирующую жидкость», а в 1870 году уже вышел легендарный «Индийский хинный тоник», где горечь хинина оттенялась лимонной кислотой и сахаром. И ― вуаля! ― британские колонии, а вслед за ними и все остальные, вскоре научились пить джин с тоником. Особенно распространена была практика «чота-пег» («маленькая порция» с хинди) после обеда. Сочетание вышло действительно чудесное. Вскоре его начали подавать в барах фешенебельных отелей и в гостиных высоких господ…
Примерно так тоник (вместе с целой плеядой всевозможных биттеров и вермутов) помог джину вернуть репутацию респектабельного напитка, изрядно подпорченную черными страницами джиномании.
Какой джин бывает сейчас?
Можно закопаться в целую кучу рецептов коктейлей на джине, но об этом стоит поговорить отдельно. Слишком уж широкая тема: от степенных отельных баров и высокой миксологии до подпольного кутежа времен Сухого закона и предпочтений Джеймса Бонда. А вот что напоследок стоит обсудить, так это разновидности джина, которых в последнее время поприбавилось.
― Old Tom Gin. То, каким джин начали производить в Великобритании изначально; в него добавляли сахар, чтобы скрыть шероховатости во вкусе, появляющиеся из-за сырья сомнительного качества. Сейчас это высококачественный напиток, просто более сладкий по сравнению со следующей разновидностью.
― London Dry Gin. Самый популярный и распространенный на сегодня вид джина. Именно такой напиток начали предлагать лондонские производители, желавшие отойти от репутации дрянной скипидарной отравы времен джиномании. Это чистый, сухой и освещающий своим можжевеловым вкусом напиток.
Дополнительно выделяют:
― Plymouth Gin. По сути тот же лондонский сухой, только с чуть более землистым профилем, плюс это наименование ― единственное защищенное географически.
― Navy Strength Gin. Напиток крепостью 57%, который выдавался морякам военно-морского флота и чью крепость проверяли, пытаясь поджечь пропитанный им порох (при 57% он горит).
Также в последнее время очень популярны различные ароматизированные джины, ярчайшим из которых является Sloe Gin — по сути ликер на основе подслащенного джина, настоянного на терновнике. Есть и вариации с клубникой, цитрусами, ревенем и даже фиалкой.
А уж какими ботаникалами ароматизировать свой напиток, помимо классического можжевельника, каждый производитель волен решать сам, так что теперь на рынке можно встретить как азиатские вариации с юдзу, лемонграссом или семенами лотоса, так и дичь вроде джина с оливками, водорослями и еще черт-пойми чем.
Как видите, у джина занимательная история. Противоречивая, но сыгравшая большую роль в том, каким этот мир знаком нам сегодня. Так что поднимем стаканчик джин-тоника и выпьем за этот чудесный многогранный напиток!
