Двести лет назад в искусстве всё было прямо и просто: закончил академию — художник, не закончил — самозванец; соблюдаешь правила перспективы и светотени — хороший художник, не соблюдаешь — дилетант. В двадцатом веке всё сильно изменилось: творцы стали бунтовать, мочить авторитетов и крушить академические рамки. Пепелище, оставшееся после них, назвали унизительным термином «современное искусство». 

Прибитая к брусчатке мошонка, прилепленный к стене банан, закатанное в банки дерьмо. Ещё пару лет назад меня, как и многих других любителей классического искусства, такие выходки жутко раздражали и даже оскорбляли. Но стоически смириться с мыслью, что весь мир сошёл с ума, у меня не получилось. Я углубился в тему, прочитал пару умных книг, прислушался к советам ценителей и научился кайфовать от искусства, совсем недавно казавшимся мне пустой провокацией. Вот несколько базовых принципов, которые помогут тебе, дорогой читатель, понять (а может и полюбить) бардак, прозванный «современным искусством».

 «Монохромы» Ива Кляйна 


Искусством может быть что угодно

Искусство в чистом виде — это всего лишь результат творчества. Оно не пытается вам ничего продать, выполнить какую-то другую задачу. Это очень личная, даже интимная вещь, не влезающая ни в какие рамки. Это «Мстителей» мы можем оценивать в индустриальных стандартах «качества», а всерьёз составлять «топ» акций Петра Павленского — затея бессмысленная. Но если ты назовёшь себя художником, а этот «топ» — концептуальным произведением, то тогда всё ок. 

Художники столетиями следовали канонам: этническим, культурным, политическим; а потом пришли авангардисты и послали все правила к чёртовой матери. Бог в искусстве умер сотню лет назад, — теперь каждый сам себе его выдумывает и пытается обратить в свою веру окружающих. Современное искусство — бардак почище современной религии, в котором правда смешалась с ложью, а чистые гении — с шарлатанами и спекулянтами. Твоя задача — отыскать в этой мясорубке красоту, — иногда совершенно субъективную и непонятную другим, а иногда — простую и универсальную, как рэпер Фэйс. 

Религиозный опыт абсолютен. Он несомненен. Вы можете сказать, что у вас его никогда не было, но ваш оппонент скажет: «Извините, но у меня он был». И вся ваша дискуссия тем и закончится.

Карл Густав Юнг,«Архетип и символ»

 

Подходя к абстрактной картине или включая экспериментальный фильм, оставь в стороне свои представления о том, каким должен быть фильм или какой должна быть картина. Настоящее искусство никому ничего не должно, — оно существует ради самого творческого акта, иррационального и необъяснимого. Процесс его потребления — своего рода религиозный опыт: ты принимаешь условности, оставляешь в стороне логику и ждёшь в надежде, что тебя магическим образом «торкнет». Не торкнуло? Тогда критикуй художника, а не произведение: разберись, чего автор хотел добиться и почему у него не вышло. Но помни: ставить под сомнение сам факт искусства нельзя. Если художник назвал что-то своим произведением, то оно безоговорочно становится его произведением, — это аксиома contemporary art, которую невозможно опровергнуть.

Искусство — это всегда субъективность. Помни, что твоё представление о нём не может быть единственно верным, так что не ругай художника, если он ему не соответствует. Правило справедливо не только для «галерейного» искусства, но и для некоторых продуктов масскульта. Не так и сложно смириться с принципом «я художник, я так вижу», если дело происходит в претенциозной выставке с белыми стенами, но стоит нам сесть в диван и открыть баночку прохладного пивка перед телевизором, как внутренний потребитель тут же просыпается и начинает требовать крови.

«Мальчик и собака», Жан-Мишель Баския, 1982 

«Высоких» и «низких» жанров больше нет  

Сто лет назад художникам стало тесно в рамках классической живописи. Они стали изобретать новые формы (инсталляция, перформанс) и заимствовать уже существующие (кинематограф и мультипликация). Одним нашлось место в арт-среде, а другим пришлось уйти в развлекательную индустрию. Произведения искусства смешались с продуктами индустрии, а художники — с руководителями производственного процесса. Если раньше искусство от не-искусства отделяли стены галерей и музеев, то теперь зрителю нужно проводить эту границу самостоятельно.

Единственным помощником в этом деле может служить «Авторская теория», предложенная французскими кинокритиками в пятидесятых. Согласно ей, кино (как и любой другой коллективный жанр) становится искусством (а не продуктом) только в том случае, если оно создаётся одним человеком — автором. При таком распределении сил уникальный стиль и взгляд художника становятся высшей ценностью, а съёмочная команда строго следует указаниям режиссёра, стараясь точно и адекватно воплотить его замысел. 

Артхаусный фильм может быть снят на дешёвую цифровую камеру (как «Трахальщики мусорных бачков» Корина), в нём могут играть непрофессиональные актёры (как в «Идиотах» Триера), он может идти семь часов (как «Сатанинское танго» Белы Тарра) и нарушать правила драматургии (как «Бездельник» Линклейтера). Каждая из этих вольностей резонно бы нас возмутила в мейнстримном блокбастере, а в артхаусе мы с ними миримся: он художник, он так видит. 

Если бы я выбирала между Достоевским и группой «Дорз», я бы выбрала Достоевского. Но должна ли я выбирать?
Сьюзен Сонтаг, «Против интерпретации»

Помни, что кино (как и видеоигры) — это среда, а не строгий формат. В ней живут и развиваются идеи «основных» видов искусств: живописи (импрессионизм Уэса Андерсона, сюрреализм Дэвида Линча), литературы (абсурдизм Квентина Дюпье) и драматургии (триллеры Хичкока, разговорные драмы Люмета). Не подгоняй авторское кино под голливудские стандарты, — оно куда сложнее и разнообразнее.

Без названия, Кит Харинг, 1985

Отличай концептуальное от изобразительного

Взглянем на «Чёрный квадрат» Малевича и постараемся понять, в чём его магия. Даже если мы настежь откроем свою душу художнику и со всей чуткостью будем искать в его картине красоту, мы вряд ли что-то найдём. Там же буквально ничего нет — просто чёрный квадрат, и всё. Это в других супрематических работах Малевича можно хоть что-то разглядеть — красоту композиции из трёх квадратов и двух штрихов, например; а здесь — сплошная пустота, ноль. 

«Чёрный квадрат» часто становится последним (а иногда и единственным) аргументом противников концептуального искусства. Их позиция («Я тоже так могу», «Это не искусство», «Какое-то *********») устарела сотню лет назад как раз благодаря Малевичу. Художник своей картиной доказал несостоятельность «классических» догм: он создал «изобразительное» искусство, ничего на нём не изобразив. 

«Анна Марковна Зуева: «Чей это ковшик?», Илья Кабаков, 1994

Искусство — это то, что является сдвигом по отношению к тому, чего вы ожидаете от искусства.
Ханс Ульрих Обрист, “Краткая история кураторства”

Малевич своим жестом перевернул всё вверх дном, доказав, что жест автора («посыл») может быть важнее самого произведения, а суть важнее формы. Из-за этого открытия пришлось обновлять терминологию: искусство до модернистов стали называть «классическим», а созданное ими или после них — делить на «изобразительное» и «концептуальное». Изобразительное — храм эстетики и ремесла, концептуальное — лаборатория арт-философии и арт-критики. Важно чувствовать разницу между этими подходами и уметь в нужный момент смещать перспективу. 

Если мы начнём искать эстетическую красоту в банках с дерьмом Мандзони, то у нас резко подскочит давление, а из носа брызнет кровь. Но как только мы взглянем на эту выходку под «концептуальным» углом, она сразу превратится из оскорбительной провокации в уместный и остроумный комментарий к положению дел в современном искусстве. 

Пост на имиджборде 4chan: “Раньше искусством следовало дорожить / Сейчас буквально что-угодно может стать искусством / Этот пост — искусство”. В 2014 году этот скриншот был продан на eBay за 90 900 долларов.

Не упускай контекст

Да Винчи, Дали, Малевич и Уорхол бесспорно считаются великими не потому, что они рисовали красивее своих современников, а потому что они очень точно и ярко проиллюстрировали важные идеи своего времени, здорово встряхнув шаткий фундамент самого понятия «искусство». Да Винчи — воплощал веру в исключительность человеческого существа и представлял собой идеал «Человека Эпохи Возрождения»; Дали — талантливей других проиллюстрировал идеи сюрреализма, искусства без подражания реальности; Малевич — отказался от изображения, превратив «изобразительное» в «концептуальное»; Уорхол — ярко провозгласил превращение живописи из «высокого» жанра в «китч».

Полистав Википедию (её правда достаточно), можно заметить удивительную логичность и последовательность истории европейского искусства, —  это многовековая борьба консерваторов и авангардистов, которые со временем сами превращались в консерваторов и низвергались новыми авангардистами. Драка классиков и новаторов столетиями оставалась двигателем искусства, условием его прогресса и развития. Но пришёл постмодерн, уничтоживший последние каноны. Авторитеты умерли, драться с мёртвыми оказалось скучно, — сейчас для художника личный контекст (культурный или социальный) стал важнее исторического. Теперь художник — не жрец и повелитель высоких материй, а всего лишь человек, занимающийся творчеством. Не требуй от него гениальности — требуй аутентичности. 

 «Никогда и никому ещё не приходилось видеть что-либо более циничное, чем это» — так в 19-м веке критики отзывались об «Олимпии» Мане 

Ищи закономерности

У каждого экспоната арт-галереи задавай себе два вопроса: «Что художник пытался выразить?» и «Почему он выразил это именно таким образом?». Поначалу будет сложно, но со временем эти ответы начнут складываться в паттерны, которые можно будет применять к другим произведения и другим художникам, упрощая и ускоряя процесс «понимания». 

Для примера вернёмся к Уорхолу. Один из главных тезисов его творчества гласит: «Классическая культура мертва, да здравствует поп-культура!». Чтобы выразить эту мысль, он взял дешёвые синтетические краски и изобразил на холсте максимально прозаичный объект — банку популярного томатного супа Campbell’s. Безвкусица! Пошлость! Китч! — А Энди того и добивался.

Запоминаем этот принцип и переходим от живописи к скульптуре. Логично предположить, что процесс «обесценивания» классического жанра должен был произойти и здесь. Ищем что-нибудь чудовищно безвкусное и натыкаемся на позолоченную статую Майкла Джексона с мартышкой на руках. Это, знакомьтесь, Джефф Кунс, — последний великий скульптор, продолжающий дело Уорхола в своей нише. Переварив Энди, мы поймём и Джеффа.

Видеоигры — один из ключей к пониманию современного искусства

Формы искусства имеют свойство устаревать. Чем меньше в них определённости и больше пространства для эксперимента, тем дольше они живут и развиваются. Живопись и скульптура протянули несколько тысячелетий, а в двадцатом веке ушли в музеи. Им на смену пришёл кинематограф, который уже на втором веку начинает проявлять первые признаки старения: режиссёры (совсем как художники сто лет назад) пытаются раздвинуть рамки формата с помощью новых выразительных средств: интерактивности (серия «Чёрного зеркала» с сюжетными развилками), мультимедийности («Убрать из друзей»), иммерсивности («Хардкор»). Толп последователей за этими «инновациями» не последовало, потому что никакие это не инновации, — всё это мы уже видели в видеоиграх.

Видеоигры — дивный новый мир, в котором художник сам задаёт правила и законы, в том числе физические. Это формат бесконечного художественного потенциала (объединяющий в себе все виды искусств от хореографии до литературы), у которого все шансы стать важнейшим выразительным языком будущих поколений. В видеоигре гармонично сочетается «концептуальность» и «изобразительность», игра — это идея, работающая на эстетике. Цифровое пространство позволяет разработчикам транслировать очень сложные мысли, эмоции и чувства (недоступные живописцам и режиссёрам) в очень доступной и органичной форме (недоступной концептуалистам).

The Beginner’s Guide, PC, 2015

Наглядный пример — Кодзима и Death Stranding. Он рассказал очень актуальную и сильную историю о современном мире, используя самые прогрессивные и технологичные средства: интерактивность и кооперативность. На инди-сцене мы такое уже видели (привет, Journey), но в таком масштабе и с такой силой — никогда. Тысячи людей по всему миру на сорок часов добровольно превращались в муравьев, которые таскают барахло от одной норы к другой, — они добровольно, потратив солидную сумму денег принимали лёгкую (но вполне реальную) форму аскезы, и всё — во имя виртуальной идеи, в которую искренне поверили. Тут каждому своё: кто-то захочет назвать Кодзиму спекулянтом и манипулятором, а кто-то будет счастлив, что смог стать частью такого грандиозного и сильного художественного эксперимента.

Кодзима — важный современный художник. Он формирует современное чувство прекрасного и двигает искусство (в широком смысле) вперёд. Не отставай и ты: не требуй от искусства ничего кроме искусства, не дели его на «низкое» и «высокое», отличай концептуальное от изобразительного, следи за контекстом и запоминай закономерности. И главное — помни: cовременное искусство — бардак, в котором правда смешалась с неправдой, а чистые гении — с шарлатанами и спекулянтами. 

йес

йесс