В прошлом году мы рассказывали о классиках жанра weird fiction, у истоков которого стояли По и Лавкрафт. В этом же обратимся к современным авторам!
Weird fiction – это тревожная атмосфера и ощущение близости чего-то не поддающегося рациональному осмыслению.
В отличие от произведений «обычной» литературы у авторов странной прозы сюжет часто отходит на второй план. Они стремятся не разложить по полочкам происходящее, объяснить мотивацию и расположить события в четкой последовательности, а наоборот — запутать читателя, лишить опоры и понимания того, с чем столкнулись персонажи.
Одним из отцов-основателей вирда можно считать Говарда Филлипса Лавкрафта, который часто не конкретизировал ужасы и позволял воображению самому достроить кошмарные подробности. Однако странная проза не ограничивается вселенной Джентльмена из Провиденса. Обтекаемые границы направления позволяют совместить его практически с любыми темами, используя самый разный стиль: от зарисовки на тему космического ужаса в близком Лавкрафту формате дневниковых записей до попыток воссоздать мир после людей через неодушевленные объекты.
Иногда «вирдовый» рассказ вообще трудно отнести к жанру ужаса – он представляет собой короткую, порой подчеркнуто реалистичную бытовую зарисовку, которую от обычной художественной прозы отличает лишь смутное ощущение, что что-то не в порядке, или маленькая деталь, от которой пробирает до дрожи. Этим приемом часто пользовался Роберт Эйкман – один из его рассказов мы рекомендовали в прошлом году.
«Читать его – не самый приятный опыт, – так начала предисловие к сборнику Эйкмана писательница Виктория Нельсон. – Раздражающий, навязчивый шум – поездов, колокольчиков, часов-кукушек, железных ставень, воющего ветра, свистка, маленького самолета – атакует ваш внутренний слух. Отвратительные субстанции – лишайник, копоть, туман, пыль, влажная солома, грибы – поднимаются со страниц, чтобы прикоснуться к вам. Корчась от неприязни, вы обнаруживаете, что движетесь в непонятном направлении. Последний пункт этого движения оказывается еще более непонятным, чем сам путь. Когда вы, сбитый с толку, откладываете книгу, то инстинктивно отряхиваете руку, чтобы избавиться от пыли, которая никуда не уходит, потому что теперь она внутри вас. Рассказ Эйкмана – это сон, от которого не проснуться». Во многом те же слова относятся и к другим выдающимся авторам странной литературы, как бы они ни отличались между собой.
Финальные твисты в weird fiction тоже бывают, но даже они обязательно размытые и неоднозначные – чтобы читатель не воскликнул «а, вот как все было на самом деле!», а задумчиво пробурчал «так что же это все-таки было?». Впрочем, говорить о каких-то четких правилах и обязательной структуре по отношению к вирду – значит, упрощать произведения, которые привлекают своей сложностью. Главная прелесть странной литературы – в ее неопределенности. Каждый находит в ней что-то свое, но главное – то, чего мы в ней не находим, и то, что заставляет обходить все комнаты, даже если мы уверены, что дома никого нет.
Многие значимые для вирда рассказы упрекают в отсутствии смысла, занудстве и неоправданном пафосе. Глупо отрицать, что это чтиво на любителя. Но если вы проникнетесь, то имеете возможность не только пощекотать себе нервы, но и разнообразить представление о хорроре или даже выработать особое мировоззрение.
Мы второй год подряд отобрали жемчужины weird fiction, только на этот раз сосредоточились не на мастодонтах вроде Артура Мэкена и Элджернона Блэквуда, а на звездах последних 40 лет – в том числе флагманах так называемого «нового странного» — Чайне Мьевиле и Джеффе Вандермеере.
Лэрд Баррон, «Отель «Палаш» (2010)
Универсал Лэрд Баррон сочетает элементы классического хоррора с заходами из боевиков и триллеров о правительственных заговорах. Его самое известное произведение, роман «Инициация» – космический ужас в чистом виде с психоделическими видениями, параноидальными провалами в памяти и загадочной сектой. Вдохновленный Лавкрафтом Баррон выстраивает вселенную вокруг загадочного и полумифического культа Детей Старого Червя, который то ли поклоняется древним отвратительным пришельцам из других миров, то ли выступает прикрытием для могущественных и переполненных всепоглощающей злобой существ.
«Отель «Палаш» – своеобразный приквел «Инициации», короткая повесть, через несколько лет переработанная в роман. Ее главный герой – геодезист на пенсии – за долгую жизнь дважды был женат и намотал тысячи километров пешком по непролазным лесам штата Вашингтон. Теперь он мирно коротает дни в потерявшем былое величие отеле, который превратился в обшарпанный ЖК, встречается с активной дамой средних лет и тихонько бухает с друзьями. Единственный темный аспект его биографии – случай из молодости, когда он заблудился и трое суток бродил с коллегой в лесу, а в итоге вышел из чащи один. Старичок почти забыл о кошмарном эпизоде, но страшное воспоминание вдруг оживает – в форме то ли галлюцинации, то ли призрака, то ли начальной стадии деменции.
Сначала подружка обвиняет пенсионера в том, что из его квартиры под утро вышла неизвестная девушка. Затем он подслушивает через вентиляцию разговор о поедании человеческой плоти. Череда жутковатых случайностей и невинных совпадений подводит героя к осознанию, что вся его жизнь после давнего происшествия в лесу – лишь ширма, за которой скрывается намного более мрачная реальность.
«Если не ошибаюсь, ты неверующий. Я тебя не виню. Бог Нового Завета слишком расплывчат и неуловим. Боги моей цивилизации осязаемы. Один из них, божество низшего порядка, обитает в этом системе, в пещерах одной из отдаленных от Солнца лун. Духовная жизнь приносит куда больше удовлетворения, если ты встречаешь великих, касаешься их и ощущаешь ответное прикосновение».
Чайна Мьевиль, «Детали» (2002)
Чайна Мьевиль – один из главных идеологов «странного» в современной литературе. Британец блестяще внедряет элементы weird fiction и в стимпанк-эпосы, и в короткие этюды на стыке космического ужаса и магического реализма. Его произведения одновременно напоминают Борхеса, Брэдбери и Лиготти, хотя автор «Крысиного короля» и «Вокзала потерянных снов» не слепо подражает кумирам, а выстраивает уникальный мир, пользуясь разными красками из палитры великих.
«Детали» – почти поэтичная история необычной женщины по имени миссис Миллер. Рассказчик – мальчик-подросток – по поручению матери каждую неделю относит ей съедобную смесь из муки, сахара и витаминов. Одновременно с пищей герой задает соседке несколько заранее выученных вопросов, а та дает максимально нелогичные и загадочные ответы. Иногда она сама спрашивает о чем-то своего кормильца – например, кем он не хочет стать в будущем. И это не самое странное в отношениях героя и старушки. Он передает ей еду, но почти никогда ее не видит – женщина на секунду приоткрывает дверь, выхватывает посылку и прячется снова. Перед ее дверью почти постоянно торчат сомнительные личности, которые то ли беседуют с миссис Миллер, то ли ругаются и угрожают.
Мьевиль раскрывает один из ключевых вопросов weird fiction: что если наш мир – лишь иллюзия, и достаточно внимательный взгляд способен ее уничтожить? Еще Лавкрафт рассуждал, что гносеологическая ограниченность человека – великое благо: осознание истинного положения дел либо убьет нас, либо сведет с ума. Однако, по Мьевилю, если настроить себя на определенную волну, привычная реальность распадется и раскроет то, что скрыто под ней. С одной стороны, такая способность – настоящая чудо, потому что позволяет постичь подлинный порядок вещей. С другой – кошмар и проклятие, потому что, вглядываясь в тайную реальность, можно увидеть того, кто точно так же смотрит на тебя из других миров.
«Оно живет в деталях, – произнесла миссис Миллер бесцветным голосом. – Оно перемещается… В восприятии. Оно движется сквозь случайное сплетение линий. Иногда его ловишь взглядом, когда смотришь на облака, а иногда оно само тебя приметит. Оно таится рядом с нами, в том, что мы видим каждый день. Это владыка всех тварей, скрытых в простых вещах».
Джойс Кэрол Оутс, «Кукла» (1980)
В детстве родители подарили Флоренс потрясающе детально проработанный кукольный домик. С тех пор прошло несколько десятилетий, родители умерли, игрушку отдали кому-то из маленьких родственников, а девочка выросла в успешную карьеристку, президента колледжа, которую обожают подчиненные и боятся конкуренты. Она разъезжает в стильном деловом костюме, выступает с лекциями и лишь иногда чувствует себя слегка потерянно. Тогда ей приходится несколько раз повторить свое имя, чтобы снова обрести уверенность.
Роскошная жизнь идет под откос из-за одного – на первый взгляд, даже смешного – случая. По дороге на очередной статусный ивент героиня случайно натыкается на дом, который полностью повторяет тот самый кукольный домик — только настоящий. Ее одолевает непреодолимое желание постучаться и поделиться забавным совпадением с хозяевами, но на подходе к дому воодушевление сменяется панической атакой. Флоренс пытается отвлечься, но мысли о поразительном сходстве так и не оставляют.
Оутс не навязывает никаких ответов и оставляет читателю минимум подсказок – развязку истории можно интерпретировать как угодно. Именно недосказанность делает «Куклу» блестящим примером вирда: игровая реальность проникает в повседневную до тех пор, пока границы между ними не стираются. С одной стороны – самая обычная женщина с карьерой, машиной и воспоминаниями. С другой – один-единственный объект, который нарушает привычный порядок вещей и выворачивает жизнь героини наизнанку.
Саймон Логан, «Коаксиальное существо» (2001)
Сборник рассказов Саймона Логана «i-o» – отличный пример того, как приемы weird fiction идеально работают в самых разных антуражах, в том числе и в техногенном мире сбывшегося киберпанка. Действие необязательно происходит на окутанном густым туманом болоте или в древнем скрипучем особняке. Раскинувшаяся высоко над столицей Исландии сеть электрических подстанций с телеметрическими линиями и трубами оказывается не менее пугающей локацией, чем затерянный провинциальный городок или безразличный океан. Именно там один из рабочих с помощью самодельных рентгеновских очков, во время перезарядки системы, когда силовые провода оказываются под огромным напряжением, замечает жуткую паукообразную тень
«Высоковольтье – в вышине среди макушек опор, проводов и электрических приборов. Где телевизионные передатчики излучают с такой мощностью, что при правильном освещении их излучение можно разглядеть невооруженным взглядом. Где никогда не веет тихий ветерок, а только дуют ураганные ветры. Где по высокочастотным шинам мчатся цифровые гармоники и где царит мертвящий холод. Где можно скрыться от оцепенения человеческого общества и выйти на новый уровень существования».
Логан помещает типичного «неописуемого» монстра из пантеона Лавкрафта или Лиготти в максимально необычную обстановку – на высоту нескольких сотен метров над городом, где люди чувствуют себя одиноко, как на потерянном корабле или в глухой чаще. Получается стильно, эффектно и изобретательно. Главный герой в прямом и переносном смысле выбирается из защитного кокона и встречает нечто, для восприятия чего его сознание просто не предназначено. Передать ощущение безнадеги и шока можно, не углубляясь в описание личности героя или внешнего вида монстра. Читая «Коаксиальное существо», живо представляешь пронзительный свист ветра в ушах и тварь, которая притаилась среди высоковольтных ЛЭП.
Боб Леман, «Окно» (1980)
В идиллических картинах семейной жизни всегда есть что-то жуткое. Когда смотришь на влюбленных родителей, счастливых и красивых детей, безоблачное небо над ними, обязательно невольно задумаешься, что с ними не так. Самый известный рассказ Боба Лемана «Окно» – фантазия на тему того, что скрывается за безупречным фасадом. Ученые и военные на засекреченной правительственной базе сталкиваются с уникальным феноменом: одно из зданий исчезает вместе с находившимся внутри исследователем, а на его месте возникает участок с домом и жителями из другого пространства и времени. Он окружен невидимым барьером, который открывается на пять секунд каждые несколько часов. По костюмам и повадкам обитателей кажется, что они перенеслись из викторианской эпохи, но это никак не приближает к установлению причины удивительного контакта.
За шесть лет до «Синего бархата» и за 10 до «Твин пикса» Леман показал оборотную сторону американской мечты – каждая счастливая семья скрывает своих демонов. Можно сколько угодно представлять кровожадных пришельцев из космоса, но нет никого страшнее людей, которые кажутся абсолютно нормальными. «Окно» примечательно и научно-фантастическим антуражем, и круто заверченной интригой, но больше всего – ощущением дискомфорта от безупречности людей, за которыми наблюдают ученые. С ними нельзя наладить контакт – остается лишь как бы подсматривать через окно. Именно эта недоступность заставляет почувствовать себя незваным гостем, подглядывающим через замочную скважину. Автор напоминает: следить за кем-то можно сколько угодно, но не думайте, будто с той стороны никто не наблюдает за нами.
Джефф Вандермеер, «Странный случай X» (1999) и «Клетка» (2002)
До «Аннигиляции» Джефф Вандермеер прославился среди любителей weird fiction циклом о городе Амбре, где повседневность неотделима от фантастических видений, а жизнь персонажей удивительно напоминает вывернутую наизнанку вариацию нашей пандемийной реальности: чтобы обезопасить себя от грибов-паразитов, приходится носить маски, хотя некоторые жители уверены, что защитная ткань на лице – лишь формальность и суеверие. Плесень расползается и захватывает свободное пространство, зараженные взрываются спорами всех цветов радуги, а посреди этого биологического многообразия снуют обычные люди. Им остается каждый день избавляться от грибов и надеяться на лучшее, хотя неутомимый мицелий снова и снова прорастает там, где уже прижился.
В посвященном Амбре сборнике рассказов «Город святых и безумцев» Вандермеер отрывочно, но кропотливо реконструирует историю города, который порой напоминает центр европейской цивилизации – Париж или Венецию, а иногда – стимпанк-мегаполис, где обычные люди соседствуют со странной расой гуманоидов-грибожителей, а общая атмосфера тлена и разложения не вызывает шока или отвращения. Автор строит повествование в стиле Борхеса или Набокова – не как хронику с четкой последовательностью и структурой, а как собрание фрагментов из разных источников: отчетов, протоколов, других документов. Биологи спорят с историками за монополию на истинное знание, а вымышленный мир раскрывается по частям. Читателю остается либо собирать из головоломки цельную картину без надежды на успех, либо наслаждаться изяществом частей, которые никак не складываются в единое целое.
Холодная, пропахшая сыростью комната, надменный врач, озлобленный и сбитый с толку рассказчик. «Загадочный случай X» – практически стенограмма разговора между психиатром и пациентом лечебницы, автором пресловутого цикла об Амбре, который сначала благодаря рассказам превратился в звезду, а затем сошел с ума и поверил, что город из его книг реально существует. Герой приводит примеры того, как его фантазия проникла в реальность: в букинистическом ларьке ему завернули книгу в газету с упоминанием фирмы торговца антиквариатом из Амбры, а в Британском музее он заметил алтарь с символом, который придумал и описал в одном из произведений. Жизнь писателя оказывается неотделима от творчества, однако подлинная природа безумия неочевидна – грустного мужчину за пишущей машинкой то ли постигло откровение, то ли поглотили навязчивые идеи.
В интерпретации Вандермеера weird fiction – изощренная посмодернистская игра: разные планы повествования смешиваются, автор одновременно описывает и себя, и свой фантастический мир, который существует то ли на самом деле, то ли только в фантазиях. Однако от сомнений он виртуозно возвращается в мир Амбры, жители которой даже не догадываются, что где-то сумасшедший писатель считает их плодом воображения. В «Клетке» антиквар оценивает имущество семьи, пережившей атаку грибожителей, и наталкивается на пустую клетку, которая сначала кажется ему совершенно непримечательной, но постепенно завораживает. Торговцу кажется, что за металлическими прутьями скрывается нечто, хотя он своими глазами видит, что внутри нет ни птицы, ни другого живого существа. Неожиданное приобретение превращается в одержимость и переплетается с семейной историей. Герой не избавляется от клетки, хотя чувствует, что ее невидимый обитатель преобразует пространство вокруг, а омерзительные в своей живучести грибы растут вокруг нее быстрее, чем обычно.
Цикл об Амбре – хроника одного города из десятков маленьких историй, которые можно читать вместе или по отдельности. В обоих случаях рассказы запутывают, врезаются в память и оставляют больше вопросов, чем ответов. В общем, делают все, к чему стремятся авторы weird fiction.
Брайан Эвенсон, «Черная кора» (2015) и «Дальше Рино» (2014)
Из современных представителей вирда Эвенсон больше остальных напоминает литературного Линча: психоделика, перемещения во времени и пространстве, причудливые образы, которые то ли есть на самом деле, то ли привиделись в кошмарном сне, то ли существуют, но не в том смысле, в каком мы привыкли понимать это слово. Настроенные на классический хоррор читатели разносят его рассказы за отсутствие сюжета и злятся, когда их версии в итоге не получают подтверждения – потому что никакого объяснения писатель не дает. Однако Эвенсон чудесен как раз тем, что в его рассказах не надо искать скрытое значение и расшифровывать, почему занавески синие. Вернее, делать это можно, но автор честно предупреждает, что такие усилия обречены на неудачу: «Не пытайся разгадывать и не думай, что тут кроется какой-то другой смысл. Каждый раз, когда думаешь, что просчитал мир, – поверь, на самом деле ты просчитался, а мир уже готов на тебя наброситься и сломать хребет».
«Черная кора» – вступление к сборнику Эвенсона «Павшие кони», который целиком состоит из таких прекрасных в непонятности историй. Он задает настроение и выступает подводкой к антологии, как одноименный рассказ культового цикла Клайва Баркера «Книги крови». Два ковбоя спасаются от погони и скачут в неизвестном направлении. Хижина, которую они ищут, должна вот-вот появиться за следующим поворотом, но только это «вот-вот» никак не наступает. Беглецам приходится остановиться на ночлег в пещере. Там раненый ковбой рассказывает напарнику историю о черной коре. Она однажды оказалась в кармане некоего человека и возвращалась туда, сколько бы он ее ни выбрасывал. Байка кажется бредом умирающего – но только до тех пор, пока с самими ковбоями не начинает происходить что-то странное. Черная кора – фундаментальный концепт писательской философии Эвенсона. Нам неизвестно ни ее происхождение, ни предназначение, ни природа. Ее можно считать куском дерева или окном в другой мир –зависит от угла зрения.
В рассказе «Дальше Рино» главный герой тоже отправляется в поездку, только не на лошади, а на машине и по совсем другой причине. В другом штате у него умер отец, а родственникам Бернт не доверяет, поэтому отправляется на родную ферму за наследством. Много лет назад он сбежал от отца под покровом ночи, хотя тот настаивал, что уезжать никак нельзя. С тех пор он встал на ноги, завел девушку и осел в Калифорнии, но внезапная поездка домой к умершему отцу словно переносит его в другой мир. Где-то между Рино в Неваде и пунктом назначения в Юте Бернту кажется, будто время остановилось: солнце зависло прямо над ним, сотовая связь не работает, заправок вокруг нет, а городок, который он давно должен проехать, никак не появляется.
«А что тут такого странного?» – удивилась какая-то часть его разума. Он посреди глуши – естественно, обслуживание будет паршивым. Придется ждать, пока он не подъедет к городу, и тогда попробовать опять. Все это казалось нормальным, рациональным, правильным. И все же другая его часть переживала, понимая: что-то не так».
«Дальше Рино» – вирдовая роуд-стори, только в интерпретации Эвенсона дорога ведет героя не к фамильному проклятию и не к инцестуальному клану дикарей-каннибалов. Автор не нагнетает саспенс «внезапными» клише о поломке машины в глуши и не придумывает страшных монстров. Вместо этого он сначала отправляет Бернта по волне травматичных воспоминаний, а затем вызывает тревогу невысказанным вопросом: а ехал ли вообще этот парень куда-нибудь, или он так и завис между свиными тушами в сарае отца и дерьмовой придорожной забегаловкой под палящим солнцем, где-то чуть дальше Рино?
Томас Лиготти, «Сон манекена» (1982)
Психоаналитик пишет коллеге, в которую давно влюблен, и в письме рассказывает об удивительной клиентке. Та обратилась к нему из-за тревожного сна – ей снится, что она работает в магазине, где должна наряжать манекены. Во сне она опускается на новый уровень забвения и видит другой сон – ее воплощение просыпается в неизвестной комнате и испытывает страшную тревогу от ощущения, что у нее за спиной находится что-то зловещее. Некая скрытая сила вводит ее в ступор и заставляет содрогнуться от жути. Скептичный врач подозревает, что сон во сне – результат извращенной шутки, гипнотического наваждения, вызванного его знакомой. Однако вскоре он и сам начинает испытывать странную тревогу. Грань между явью и сном стирается точно так же, как разница между живым человеком и манекеном.
Лиготти – король странной прозы, и почти любой его рассказ можно рекомендовать поклонникам этого направления. Но если выбирать только один, то это будет «Сон манекена». Тема иллюзорности нашего существования – одна из центральных в творчестве великого визионера weird fiction. Если отказаться от характерного для западной культуры антропоцентризма, можно вполне обоснованно предположить, что наше повседневное существование – злая шутка демиурга, который по своей воли то наделяет неодушевленных марионеток разумом, чувствами и желаниями, то приоткрывает ширму, отделяющую их от настоящей, безразличной и пугающей реальности. Во «Сне манекена» Лиготти красочно рассуждает на интересующие его темы солипсизма и существования за пределами человеческого. Эффект зловещей долины от этого рассказа многократно усиливается, если допустить, что мы сами – тоже марионетки, которые видят сон о том, что они люди.
***
Величие вирда – в его разнообразии. Если вам хотя бы немного нравится литература, выходящая за пределы реализма, то вы обязательно найдете в этом направлении что-то по вкусу: от фэнтези и киберпанка до оммажей готике и Лавкрафту. Главное – отбросить стереотипы насчет того, каким «должен» быть хороший рассказ, и допустить, что даже в самых обычных вещах порой скрывается нечто странное.