16 мая Сергей Григорович, основатель GSC Game World, заявил о том, что в 2021 году нам всем стоит ждать новехонький Stalker 2. Интернет тут же взорвался миллионами шуток и тысячами мнений и застыл в ожидании — судя по всему, еще лет на десять. Но и черт с ним, со Сталкером — там пока ни скриншотов, ни концепции, только пост на фейсбуке.
Гораздо интереснее другое: почему игры об Апокалипсисе так популярны? В глобальном смысле. Что заставляет современников раз за разом ипсировать на руины, мутантов и эстетику пустошей? Как обычно, Отвратительные мужики знают ответ. Точнее, знает его французский дедушка-поструктуралист Жан Бодрийяр, а мы честно пересказываем его идеи.
В целом, если вас все еще интересует Stalker 2, всю с головой ситуацию с ним описывает один-единственный твит Виктора Зуева, позаимствованный с его согласия:
Раскудахтались! Просто напомню:
-давайте доживем до 2021
-первый сталкер ждали 7 лет
-казаки 3 от новой GSC вышли сырым говном
-последний шутер от них выходил 9(!) лет назад
-григорович в последнее время в фб излишне экспрессивен, если не сказать больше
На этом все. Чмоки-чмоки! pic.twitter.com/8YuXHkNQcj— ZV (@tvoy_dead) 16 мая 2018 г.
На этом можно поблагодарить Виктора за потрясающую лаконичность и сразу перейти к глобальному. Так почему Апокалипсис так популярен?
Жан Бодрийяр всю жизнь только и делал, что курил прямо в помещении, не мог решить, левый он или правый и препарировал Общество потребления. Он же первым обстоятельно рассказал о том, почему расплодилось вокруг гаджетов, блобджектов хипстеров, блогеров, сникерхедов и бир-гиков. Причем сделал это еще году в 69-м, предсказав все наперед лет на пятьдесят.
Естественно, его, кроме прочего, интересовала и идея Апокалипсиса. Потому что самый простой способ понять общество — это изучить его представления о Конце Времен. Викинги думали, что настанет Рагнарек, люди эпохи Элвиса с опаской поглядывали на небо, выискивая там советские ракеты. И Бодрийяр сделал вывод, что с крушением Союза в Обществе потребления Апокалипсис поломался.
Нет больше никакого Армагеддона. А он нужен! Должен висеть какой-то дамоклов меч, чтобы ориентироваться по нему в пространстве и времени.
И пунктирной линией почти по всем его работам проходит одна и та же идея. Человек общества изобилия не может быть счастлив просто так, самим фактом изобилия. Осыпь его благами с головой и еще поцелуй в макушку, а он все равно не будет доволен. Но Жан нашел ингредиент, с которым человек становится счастлив. В общем, нужны варвары. Дикарство. Орки, осаждающие Минас-Тирит. Чума и убожество. Но не здесь, конечно же, а где-то там.
Самая яркая метафора у Бодрийяра — это византиец, гордый житель пышного Царьграда, который счастлив именно знанием того, что вокруг его обжитого и цивилизованного укрепленного стенами мира царит полное варварство. Рим пал, вандалы испражняются в шлем Александра Македонского, а остготы пасут овец на заросшем травой Колизее. Но вот тут, в Царьграде, все на контрасте просто прекрасно — умеренно пьющие разбавленное вино мыслители думают о государстве, катафракты готовятся к победоносному походу, а новый император, конечно же, сверхчеловечески умен и справедлив. В ином другом случае наслаждаться уютом цивилизации почему-то не получается.
Отсюда и такой упор на новости о трагедиях, катастрофах и игилах в современных СМИ — гомеопатическая доза насилия, чтобы взбодриться и не терять присутствие духа.
В общем, Царьград должен быть осажден, но не взят, чтобы его жители постоянно чувствовали себя прекрасно и в тонусе.
Вспомните, когда начался расцвет темы Апокалипсиса в книгах, кино и затем в видеоиграх: это случилось как раз тогда, когда опасность реального Армагеддона отпала. Условному обывателю в 62 году, когда мир стоит на грани ядерной войны, постапок просто не нужен. Ему, наоборот, хочется отвлечься и угореть по фентези или космоопере. Ему, может, самому завтра жить в бункере, а послезавтра — на радиоактивных пустошах — какая тут фантастика, какой тут эскапизм.
А потом остготы как-то раскисли, вандал перестал рыскать у границ. Апокалипсис загнулся и протух. Возник тот самый зуд византийца. И видеоигры с фильмами отлично с ним справляются. Нет ничего приятнее, чем исследовать мир мазута, каннибализма и радиации, сидя в уютном продавленном кресле. Так что видеоигры об Апокалипсисе — главный конкурент новостей о бомбежках и землетрясениях. А «Безумный Макс» напрямую ворует аудиторию у политиков-реваншистов.
А чтобы нас не попрекали в том, что мы в очередной раз затыкаем все дыры в реальности стареньким, почившим уже Бодрийяром, вот вам его экзистенциальный кореш, Эмиль Чоран, который предвосхитил анонс Stalker 2 еще десятилетия назад:
«Что проще смастерить: утопию или апокалипсис? У них разные правила, разные шаблоны. Первая — ее трафареты ближе нашим глубинным инстинктам — положила начало утопической словесности, которая оказалась бы необозримой, не будь второго. Не каждый готов ставить на мировую катастрофу, не всем близки язык и манера тех, кто ее возвещает и афиширует.
Но поклонники и фанатики жанра не без извращенного удовлетворения читают евангельские пассажи и клише, пригодившиеся потом на Патмосе: «…Солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба… восплачутся все племена земные… не прейдет род сей, как все сие будет». Предчувствие небывалого, предвосхищение коренного перелома, эпохальное ожидание могут обернуться либо миражом (и надеждой на рай, земной или небесный), либо тревогой, и тогда перед нами образ идеального Зла, притягательного и отталкивающего катаклизма.
…И вполне возможно, что наше столетие будет числить среди своих диковинок некое подобие шутовского Апокалипсиса».
Человечество не может без фантазий об Армагеддоне. Оно без них мается и скучает как подросток без вайфая. Но то, что они переместились из реальных страхов в мир видеоигр — это великое и недооцененное достижение. Раньше мы опасались ядерной войны, теперь — того, что Stalker 2 не оправдает ожиданий. Есть некоторая разница.
