Со времен окончания института Роберт Сапольски, ныне 61-летний профессор Стэнфорда и специалист по нейрофизиологии, ездил в самое сердце Африки, кенийское Серенгети, чтобы изучать павианов. Высокоорганизованные приматы — ближайшие родственники человека в биологическом смысле, и, занимаясь ими, немало узнаешь о схемах поведения людей.
И вот в 1978 г. совершенно зеленый нью-йоркский еврей Сапольски приезжает в дикую Африку, чтобы несколько месяцев жить в палатке с походной лабораторией и следить за стадом павианов. В первую поездку он еще не знает, что влюбится в Черный континент и будет ездить к обожаемым павианам год за годом, вырываясь из скучного мира кабинетных ученых — на протяжении 25 лет.
О собственной готовности к первой встрече с Африкой Сапольски рассказывает так:
Когда я впервые отправился в Африку пожить в стаде павианов, я располагал широчайшим набором умений и навыков, делавших меня готовым к любым испытаниям нового незнакомого мира. Я умел отлично ориентироваться в нью-йоркском метро и к тому же ровно за неделю до экспедиции получил водительские права. У меня был опыт поездок в несколько штатов средней части Атлантического побережья, а также в Новую Англию. Я много ходил в походы по горам Катскилл в штате Нью-Йорк и однажды даже лежал затаившись, когда мимо моего спального мешка ковылял дикобраз.
Вообще честная интонация «Ну и лохом же я был» доминирует в книге, что только придает ей шарма. Первые шаги ученого даже не среди павианов, а среди кенийцев, впечатляют: оказывается, что никто не говорит на том варианте суахили, который он знает, в первый же день его трижды облапошивают, кураторы не шлют денег, и к концу месяца ему приходится воровать. «Записки примата» — явно не тот случай, когда автор кичится и играет мускулами.
Зато он просто обожает предмет своих научных изысканий. Да, я о павианах. Для чистоты исследований — Сапольски нужно было понять и задокументировать социальную механику в стаде, как оно живет и развивается — на протяжении многих лет он следит за одним и тем же стадом, внимательно фиксируя, кто в драке самцов победил за звание альфы, кто родился и умер, какой у кого характер.
Черт возьми, с первых страниц читатель узнает, что он раздал им имена ветхозаветных пророков — чтобы уйти от скучных цифр, и заодно отомстить собственным преподавателям иврита. «А кроме того, несколько извращенное воображение — без которого, подозреваю, редко обходится работа приматологов — подзуживало меня дождаться того неминуемого дня, когда в полевой дневник можно будет записать что-нибудь вроде «Навуходоносор с Ноеминью самозабвенно спаривались в кустах», — признается ученый. И сыпет библейскими именами как из пулемета: старый альфа-самец Соломон, неуклюжий Вениамин, красавицы Лия и Девора, мерзкая сволочь Навуходоносор и еще десятки павианов.
Для нас, скорее всего, это были бы просто веселые обезьянки, но Сапольски провел среди них годы и не то что научился различать, а полюбил едва ли не каждого павиана. Как рассказчик он хорош, так что и для читателя постепенно павианы становятся родными и обаятельными, кем-то вроде героев любимого сериала — судя по уровню интриг и жестокости, это тот еще «Карточный домик». Когда наступает довольно трагическая развязка (это не спойлер, одна из последних глав именуется «Павианы. Мор»), ловишь себя на мысли, что бесконечно жаль этих краснозадых ребят.
Впрочем, наблюдения, связанные исключительно с павианами, занимают не более четверти книги. Остальное — рассказы Сапольски об африканском обществе, которое он успел изучить не хуже, чем родную ему стаю: жил в лесах по соседству с воинственным племенем масаи, съездил в Уганду сразу после свержения Иди Амина, оказался в охваченном хаосом Судане (и с трудом оттуда выбрался) — в общем, размеру шила в заднице американского биолога могут позавидовать и профессиональные авантюристы.
Иди Амин
На Африку Сапольски смотрит, конечно, глазами американца, но при этом вдумчиво, без презрения к развивающейся цивилизации, но и без слепого преклонения перед самобытной культурой. Африка — земля парадоксов, полная противоречий, где архаика густо замешана с модерном, где государственные границы прокладывали белые колонисты, а правительства редко контролируют происходящее за пределами крупных городов.
В столице округа, всего в полусотне миль от моего заповедника, запросто можно было встретить компанию мужчин-масаи, которые непринужденно болтали о том о сем, — половина в костюмах-тройках и с портфелями, половина в тканевых покрывалах и с копьями. Однако в относительно уединенном уголке, где я поселился, цивилизация почти не ощущалась. Ближайшая школа находилась за тридцать миль, на суахили говорил в среднем один человек на деревню, для получения статуса воина требовалось убить копьем льва, браки по-прежнему были полигамными, а свадебное угощение не обходилось без огромных чаш коровьей крови на десерт.
Африканцы в книге тоже выходят противоречивыми и очень разными. У основной массы искреннее добродушие (готовы поделиться последним куском хлеба) мешается с редкостной хитрожопостью (обмануть кого-нибудь, особенно белого — долг чести), при этом, конечно, многие выбиваются из этой массы.
Роберт Сапольски
Почтенный старичок в лавке вдруг оказывается ветераном партизанских войн против англичан, которому в плену оторвали все ногти. Помощники Сапольски в лагере то спиваются, то сходят с ума. Храбрая женщина-полукровка воюет против алкоголических старейшин деревни масаи, отстаивая право детей ходить в школу. Таких историй, смешных или печальных, в «Записках примата» очень много: про людей ученый пишет все же больше, чем про павианов.
Впрочем, есть ли для него разница – вопрос. Одна из главных мыслей, которая волей-неволей возникает в голове, когда читаешь «Записки» – что мы, черные или белые, не так уж сильно отличаемся от обезьян. Когда Сапольски описывает, что в «его» племени павианов детеныши «крутых», красивых и сильных почти всегда занимали ведущие роли, а потомки забитых изгоев, как правило, оставались такими же забитыми изгоями, невольно кажется, что читаешь завуалированное описание классовой системы. Или, наоборот, вспоминая, как его за каким-то чертом понесло в Уганду смотреть на войну от недостатка адреналина, автор саркастически констатирует: «Типичное для самца-примата поведение в период позднего пубертата». В общем, как сказано в одной великой песне, «you and me, baby, we’re nothing but mammals».
И в этом нет совершенно ничего плохого — если любить зверей и людей и не требовать от них слишком многого. Именно так делает Роберт Сапольски, и поэтому «Записки примата» стоит прочитать — а еще чтобы узнать кучу всего нового о павианах, Африке и превратностях судьбы.