Больше десяти лет назад необъяснимая тоска и желание побыть поближе к народу забросили меня на елочный базар. Там я провел лучшие предновогодние дни в своей жизни.
Мне в районе двадцати. После пяти лет филфака на максималках наступили затяжное похмелье и аспирантура (у кого-то — армия). Шли бессистемные и безуспешные поиски работы. В очередном декабре я сижу с опухшей от мегатонн викторианской литературы головой в предвкушении сраного катка предновогодней суеты. Меланхолия зашкаливает. Неожиданно открывшаяся маза поторговать елками – и тем самым не попасть под новогодний каток, а сесть за его руль, – представляется мне ответом на все вопросы. Научрук, узнав о моих намерениях, подпускает интриги:
— Слушайте, Ломакин, а что если у них там елочная мафия? Вы там разузнайте. У меня дочь журналистка, любит такие истории, вот даже книжку написала…
День 0, гаражный кооператив в СВАО
На репите: Rosin Murphy — Dear Miami
«На елки» я пошел вместе с моим другом Митяем. Нашим контактом в елочном бизнесе был мужик по имени Егор Тихонов. В гаражах, куда мы приехали его навестить, Тихонов лучше всех умел делать две вещи: ремонтировать тачки и не бухать. На фоне гаражных оргий, во время которых качественный ремонт возможен лишь в теории, всегда трезвый и рукастый Тихонов, русый гигант под два метра, выглядел античным героем.
Авторитет Тихонова был непререкаем; помимо тачек он занимался оргвопросами кооператива и мог найти занятие любому его обитателю. Местные гастарбайтеры в нем души не чаяли. Так, однажды Тихонов увидел, как семья из трех таджиков — два сына и отец – за день целиком покрасила машину. Тихонов оценил уникальный скилл семейства и взял его под свое крыло, включая трехзвездочный номер в одной из гаражных пристроек. Ходили слухи, что силами Тихонова семью виртуозных маляров в итоге подрядили на покраску ракеты на ВДНХ.
В данный момент мы под его руководством красили в розовый сторожку, в которой будем сычевать следующие десять дней. Я зачем-то предложил сменить цвет на менее дебильный; Тихонов отвечал, что я могу сгонять за новой краской самостоятельно и за свои деньги, или, если работа невыносима эстетически, пойти разобрать новогодние гирлянды. Свобода выбора! По завершению работ — обед. Несколько куриц-гриль в лаваше, «Кола» в литровых бутылках, красный «Честер».
Вечером, в качестве бонусной халтуры — разгрузка елок на площади в ЦАО. Час беготни с деревьями наперевес, и косарь в кармане.
День 1, елочный базар в СВАО
На репите: The Postal Service — Natural Anthem
Несмотря на разгрузку в центре, где я неподалеку жил, работать первые дни выпало на севере, в районе Алтушки.
7:40, уже почти рассвело, я уже на месте, стою на крыльце сторожки и курю первую сигу, попивая чай из пластикового стаканчика. Двоих из трех моих напарников на базаре зовут Максимами, что очень удобно. Третьего зовут Лаэрт, обаятельный армянин, который ведет себя как Джинн из диснеевского мультфильма и прекрасно разряжает обстановку, за что все ему благодарны. Также в дневную смену с нами работают кассирша Елена и, экхм, менеджер нашей бригады, провинциальная доминатрикс в белоснежном спортивном костюме по имени Ирина.
Первый инструктаж выходит скомканным: все давно друг с другом знакомы, из залетных — только я. Остальные приезжают на эту работу из области каждый год, словно по неким эксклюзивным приглашениям. Учитывая небольшой штат, своеобразная элитарность работы елочника начинала напоминать похоронный бизнес.
— Так, вы-то уже все знаете, а ты елками торговал когда-нибудь? Нет? Ну, это… — Ирина неопределенно показывает рукой куда-то в сторону базара, где кто-то уже водит жалом. — Да ***** (ерунда), если че — подскажем, — приходит на помощь один из Максимов.
Подсказывать особо было нечего. Заставленный елками периметр, три-четыре «эксперта» (мы) и растерянные граждане в поиске праздничной атмосферы. Работа идет за процент — за день набегает от тысячи. Любой клиент так или иначе вынужден прибегнуть к твоей помощи — а дальше ты уже обрабатываешь его на свое усмотрение.
Выбранную елку нужно измерить, выставить цену, закатить глаза при попытке торга (при этом нужно ухмыльнуться и, стоя на фоне вывески «елочный базар», добавить: «ну мы ж не на базаре»), впарить подставку почти в цену самой елки и упаковать все в сетку с помощью специального приспособления. Тут нужна будет помощь напарника — Лаэрт, даже зная, что с этого клиента ему ничего не упадет, всегда готов помочь!
В первый день удалось поймать клиентов десять. Как и ожидалось, практически все, кроме пары немых, сами оказались экспертами в области елок. Я не возражал.
Что я знаю о елках?
На репите: Ocean Colour Scene — Hundred Mile High City
На тот момент мои знания о елках были весьма ограничены. Вплоть до того, что я не задумывался о легитимности этого мероприятия: в окружающем хаосе жизни казалось, что ошалевшее человечество просто по беспределу вырубает леса и продает их себе подобным, чтобы они отметили свои капиталистические праздники, и это нормально. Вот и все.
На самом деле это не совсем так. Елки на продажу выращивают в специальных питомниках. И если коротко, то выбирая между двух зол — купить-живую-елочку-которой-тоже-больно или пластиковую-елку-которая-разлагается-миллиард-лет, экологичный вариант — скорее первый.
Елки делили базар с пихтами. У ели густые и мелкие иголки, у пихты — пореже и подлиннее, что местами придает объем. Любители более оригинальных форм могут обратить внимание на сосны. Также хвойные делятся на «наши« и «не наши». «Наших» – большинство, и их нужно выбирать, призвав на помощь специально обученного человека (это я). «Не наши» — как правило, датские елочки одинакового размера, аккуратно свалены у входа, как на подбор. Нашу елку продают по метрам, за датскую берут фикс. Выходит дороже, зато меньше мороки.
Частый вопрос — какая елка пахнет? Уверенно отвечу только за русские ели — пахнет любая, просто дайте ей время. Ну и наконец, какая елка дольше простоит? По опыту — любая будет стоять месяцы, умеренно роняя иголки, если ее не трясти (поэтому смотрите на густоту хвойного покрова). Возможно, бывают и исключения: ждем истории облысения ваших хвойных в комментариях.
День второй, елочный базар в СВАО
На репите: Nouvelle Vague — Teenage Kicks
Единственное, чего я не успел сделать в первый день — это замерзнуть, поэтому замерз во второй. На улице стояло градусов десять мороза. Основной удар приходился по ногам: единственной зимней обувью у меня была пара кожаных кед конверс, надетая на миллиард носков. Если не стоять на снегу больше пяти минут — нормально. Если клиентов нет, а шататься между рядов надоело, можно зайти в сторожку, чтобы выпить чайку и покурить.
Кассирша и наш менеджер играли в доброго и злого полицейского: первая всячески поощряла компанию, вторая запрещала курить на территории базара и засиживаться в тепле. Правда была на ее стороне: пока ты сидишь, процент уходит другим!
Бухло на базаре тоже было запрещено, но хрупкая иллюзия дисциплины понемногу разрушалась. В дальних уголках, среди залежей хвои, бывалые (то есть все, кроме меня) осторожно ставили банки с ягой. Через неделю я буду деловито выбирать пихту бывшему защитнику ЦСКА Варламову, не вынимая сигареты изо рта.
На завтра анонсировали приезд Деда Мороза.
День третий, елочный базар в СВАО
На репите: Blur – There’s no other way (Blur Remix)
Утром третьего дня на базар прибыл Дед Мороз, вместе со Снегурочкой. Помимо радости и веселья они принесли тонну конфет и печенья, которые нужно было раздавать всем лицам до младшего школьного, а также поджирать их самим в перерывах. Без зазрения совести: наша сторожка два на полтора была завалена кондитеркой доверху, и дети явно не справлялись.
Развлекательная программа Деда Мороза и Снегурочки вспоминается мне весьма смутно. Для всех, особенно для детей, единственной важной частью была раздача конфет, и с ней проблем не было. Что касается развлекательной программы для персонала, довольно быстро ДМ, поигрывая плиткой «Аленки», предложил сгонять за коньяком. За еловыми ветвями маячила угроза в виде менеджера, но Дед, кажется, контролировал ситуацию, и я поддержал.
12-часовые смены порядком изматывали. Перед елками я опрометчиво подписался сделать пару каких-то текстов, надеясь выкраивать на них время между сменами. Надо ли говорить, что ни один в итоге не был написан. Сил хватало только на банку пива.
Довольно быстро стало понятно, что я продаю елки ничуть не хуже остальных, и я задумал пойти на повышение. Для меня оно заключалось в переводе на базар в центре и новом челлендже — ночные смены.
Елочные боссы долго ломались и утверждали, что в центре работает слаженная бригада и помощь ей не нужна. Буквально на следующий день выяснилось, что слаженная бригада попалась на продаже елок мимо кассы и была с позором выгнана.
День шестой, елочный базар в ЦАО
На репите: Kurt Vile — Breathin’ Out Slow
Центровой базар работал круглосуточно. На ночь кассу доверяли обычным продавцам, ни о каких камерах речи не шло, а теории о том, что елки каждое утро кто-то пересчитывает, видимо, на практике не работали. Но начальство работало иначе: например, проверяло ночные смены на бдительность, пытаясь стащить пару елок через дыру в заборе. Погорели же чуваки на тайном покупателе, загнав ему среди ночи елку без чека.
Как выглядел тот покупатель, никто не рассказывал, но судя по всему, я встретил его в первую же ночную смену. Часа в три ночи на базар заявился огромный мужик, сильно навеселе, с намерением купить елку для своей любимой в качестве извинения за то, что явился домой бухой. Пока я в под светом фонарей выбирал ему елку, тот в подробностях рассказывал историю своих отношений. Звучало правдоподобно, пока в самом конце он стал настойчиво предлагать деньги без сдачи и отказывался от чека. Это был провал.
Наутро, в двухсотый раз обойдя владения, я понял, что окончательно ассимилировался в хвойном мире. Одежда источает маслянистый микс запахов ели, пихты и сосны. Липкие от смолы руки (а кое-где и лицо) исцарапаны иголками. Напарник с улыбкой протягивает фляжку, я делаю глоток и сплевываю. Джин. Сука, я превращаюсь в елку.
День восьмой, елочный базар в ЦАО
На рипите: Boards of Canada — Dayvan Cowboy
Чем крута ночная смена, кроме приколов в проверками? За нее больше платят. После 21:00 работают всего двое, а вечерний поток порой догоняет дневной. Кроме того, ночная смена не кончалась утром: поспав по три-четыре четыре часа враскоряку, мы встречали утреннюю смену и бодрячком работали с ней до 8-9 вечера.
Мне было норм. В зимнее время я неделями мог не видеть дневного света; в таких условиях легче принять какой-нибудь еще более дебильный режим. Конечно, на вторые сутки бодрствования ошалевший организм будет работать, но с определенными сдвигами в восприятии реальности — и все это без каких-либо запрещенных веществ.
Моим напарником по ночным сменам был 50-летний мужик из Ессентуков. В первые полчаса после знакомства он в основном рассуждал о полипропиленовой сетке, в которую заворачивают елки, и в целом первая ночь обещала быть горячей. В итоге все сложилось удачно: ессентучанин оказался бывшим переводчиком с испанского и цитировал Сервантеса в оригинале. Под впечатлением от услышанного, проверять точность цитат я не стал.
Во вторую ночь на базаре резко потеплело. В семь утра мы месили слякоть, отряхивая елки от тяжелых комьев мокрого снега; в девять наши дневные напарники прибыли в хвойную гавань. Откуда-то намутились резиновые сапоги.
Несмотря на оттепель, народ шел, рассекая слякотные волны. Контингент рынка в центре отличался от северного. Напарники время от времени подмечали каких-то звезд голубого экрана, но я кроме уже упомянутого футболиста Варламова никого не узнал. В центре любили елки повыше, соответствующе местным потолкам. Такие брали в том числе и пенсионеры — в таком случае полагалось дотащить дерево до порога, если идти недалеко. Иные заказывали полное обслуживание.
Вечером предпоследнего дня мы с Митяем погрузили огромную елку в его синий «Хёндай» и двинули на Тверскую. С трудом парканувшись недалеко от мастерской соцреалиста Налбандянa, мы втащили ель на четвертый этаж. В огромной комнате с розовыми стенами и ослепительно яркой люстрой на диване собрались какие-то дети с видимо служанкой или какой-то бабушкой в униформе, черт их разберет. Проследовав мимо них по толстому ковру, мы водрузили елку на ее место в углу, где уже были разложены подарки в коробках с бантами. Получили по косарю и отчалили. Под влиянием Диккенса, прочитанного накануне ночью, я гадал, насколько гнетущее впечатление мы произвели на этих состоятельных господ.
День десятый и последний, елочный базар в ЦАО
«Так не доставайся же ты никому!»
— А. Н. Островский
На рипите: Kurt Vile — Space Forklift
Оглядев наши владения утром 31 декабря, я понял, что елок еще просто завались. Поток был более-менее стабильный, а часть елок мы бесплатно отгрузили детским домам. С одним из них пришлось повозиться: две почтенные дамы из какого-то церковного приюта не на шутку зарубились по трехметровым елкам и пересмотрели все, что оставалось — штук тридцать увесистых деревьев.
Обливаясь потом, я перебирал в уме все известные мне книги и фильмы про церковные приюты, потом просто про приюты, и наконец каким-то образом начал вспоминать «Если» с Макдауэллом, отличное кино кстати, надо пересмотре…
— Молодой человек, давайте еще вон те посмотрим, под зеленой сеточкой?
Приходили за елкой из соседнего ДК. Мужик, судя по всему завхоз, деловито отметил, что базар располагается на баскетбольной площадке с дорогим резиновым покрытием, и надо быть осторожнее. Я машинально прикрыл топоры лапником; страшно было представить, сколько раз мы привычным движением метали их в утоптанный снег…
Но елки не кончались. Базар закрывался в семь вечера; до этого момента надо было успеть что-нибудь продать и убрать территорию. В пять часов кассирша с тревожным лицом выслушала по мобиле указания от начальства и вышла на крыльцо сторожки:
— Мальчики, рубим!
К воротам подтащили контейнер. Мы начали перетаскивать туда деревья и рубить их. В эти минуты угасший интерес народа к елкам проснулся с новой силой. Несколько особей удалось спасти на пути в смертельный контейнер — средства от продажи пошли в новогодний фонд молодых филологов. Кассирша вроде как смотрела, но вроде как и не смотрела на нашу наглость, и мы решили не перебарщивать.
Я залез в контейнер и рубил деревья там. Подтянулись бабушки: десять дней они безуспешно осаждали базары, требуя наломать им веток, и теперь ликовали. Демократичный прайс: лапник — 50 рублей, вход в контейнер — 100 рублей. Кассирша со скепсисом наблюдала, как подтянув треники, через борт переваливались какие-то синяки, но возражать не стала.
Порубив последние ветки, мы получили финальный расчет — по итогам набежало тысяч тридцать, — набрали себе лапника, загрузились в «Хендай» и отчалили. До Нового года оставалось часа три с половиной. Сидя в тачке, я закурил красный «Честер», глотнул редбульчика и еще раз обнюхал себя, вдыхая главные ароматы последних десяти дней. Такой вариант предновогодней суеты меня устраивает!
