Альтернативная история, в которой Римская империя приняла не христианство, а культ Митры. Главный герой — циничный карьерист и охотник на патриархов сект. Китай, сумевший предупредить Европу о нашествии гуннов. Рассказ, который начинается с убийства собственной жены, изменившей с рабом-любовником, а заканчивается как политико-религиозный триллер в духе «Настоящего Детектива» (только в Древнем Риме).
Владимир Бровин во всех деталях рассказывает о книге, замысел которой созрел у него давным-давно, но писать ее он, конечно же, не будет.
Альтернативная история: Рим принял культ Митры, а не христианство
Представьте себе мир, в котором Римская империя приняла не христианство, но более экзотичную религию — митраизм. И это — довольно реалистичный сценарий: оба учения в одно время шли ноздря в ноздрю в борьбе за паству, имея почти равные шансы на первенство. С этого момента человечество пошло бы путем альтернативной истории, в которой причудливый мир с каждым десятилетием становится все меньше похожим на наш.
В этой истории империя принимает митраизм в качестве государственной религии при Коммоде — очень неоднозначном, необузданном и по-своему сумасшедшем правителе, который как раз таки симпатизировал культу в действительной истории. Он открыто принимал участие в мистериях этой религии и даже принес Митре в жертву человека. Личность Коммода заслуживает отдельного рассказа, поэтому подробнее о нем — чуть ниже.
Коммод
В 193 году 31-летний правитель окончательно поворачивается к митраизму, проводя активные реформы по его внедрению в качестве официальной религии. Затея удалась (так же, как у Константина Великого с христианством в «нашем» мире) и теперь, спустя столетия, Рим поклоняется Митре, искореняя старых богов.
Из-за особенностей митраизма как религии, Рим в результате революционных потрясений, вернулся к республиканскому правлению. Хотя, на самом деле, все гораздо сложнее и новое государство больше напоминает популистскую диктатуру (к чему мы тоже вернемся немного погодя).
Такова отправная точка этой книги.
Что происходит в остальном мире?
Словно в системе падающих домино, смена религии Рима косвенно повлекла за собой массу других событий, изменивших мир до неузнаваемости. Из-за того, что христианство не укрепилось в империи, оно было вынуждено двинуться на Восток и вклинилось между Римом и Персией. Фактически, культ Христа стал «фирменным» учением семитских народов (то есть арабов, евреев и примкнувших к ним эфиопов Аксума).
Несторианский крест
В итоге ислам попросту не возник, скажем так, за ненадобностью. Христианство, ставшее уделом аравийцев, помогло им с поиском собственной идентичности, так что централизация и объединение прошло под знаменем Христа, а не Мохаммеда. Хотя надо понимать, что из-за совершенно иной истории, это христианство имеет не так уж много общего с тем, к чему привыкли мы. По сути, перед нами что-то вроде несторианства или коптской церкви с еще более ярко выраженным арабо-эфиопским колоритом.
В «реальной» истории, кстати, чуть ли не весь Ближний Восток и многие арабы до прихода ислама действительно исповедовали несторианство. Так что представить себе христианский восток довольно просто. Религиозным (но не политическим) центром арабского мира, кстати, стала Эфиопия — ее «Ковчег завета», якобы подаренный царем Соломоном и находящийся в Аксуме, сыграл такую же роль, как и храм Кааба в Мекке.
Тем временем, северный Китай, ослабленный распадом и гражданскими войнами, также принимает митраизм. Перед этим он, впрочем, какое-то время мечется между буддизмом и манихейством (что также имело место в реальности).
Изначально у митраизма на Дальнем Востоке было мало шансов на успех. Однако череда массовых самоубийств в царских и дворянских династиях, вызванная слишком буквальным пониманием манихейского пессимизма, вызвала желание примкнуть к более жизнелюбивой и стоической религии. К тому же, митраизм — это, скорее, культ воинов и аристократов, нежели простого народа. Так что дворянство, уставшее от смут и вечных распрей с чиновниками (которым всегда по душе было конфуцианство), идет на встречу культу бога-царя Митры.
Митраизм, впрочем, задерживается в Китае ненадолго (до первой же сильной династии, которая начинает борьбу и с дворянством и с их культом Митры). Но даже у временного обращения китайцев в митраизм есть одно колоссальное последствие. Поднебесная, наладившая более-менее тесные контакты с братьями по вере из Рима, предупреждает тех о готовящемся нашествии гуннов.
Войско Аттилы встречают во всеоружии, так что ни «Бича Божьего», ни Великого переселения народов Европа этого мира не знает. Степные орды обрушивают свой гнев на Ближний Восток и Аравию, так что по иронии две великие империи — арабов и гуннов — разбиваются друг о друга, так и не успев возникнуть.
Римская империя и культ Митры
Происходящее в Риме — не менее интересно, чем странные события внешнего мира.
Митрариум — подземный храм Митры
Для того чтобы прийти к пониманию о том, что и как здесь творится, нужно объяснить, каков из себя культ Митры. Дело в том, что, несмотря на свои почти равные шансы с христианством, у него были совершенно иные источники силы. Раннее христианство обрело мощь, обращаясь к бедным и угнетенным слоям населения (и эта ставка, как мы теперь понимаем, была более удачной). Митраизм же — это культ, покровительствующий воинам, аристократии и, как это ни странно, чиновничеству.
Грубо говоря, мощь митраизма в том, что он одновременно опирается на правящий класс, и, что почти так же важно, примиряет два его изначально конфликтующих крыла — аристократию и государственный аппарат чиновников.
Христианство заявляет, что землю унаследуют кроткие, Митре больше нравятся амбициозные воины, карьеристы и ораторы, а бедность и необразованность кажутся презренными. В этом же кроется главная слабость митраизма: он все сильнее вбивает клин раздора между высшими и низшими классами. Простым горожанам и крестьянам трудно увидеть в Митре своего надежного покровителя. Они не хотят от божества дара красноречия или ярости гладиатора — им бы полей поплодородее и налогового бремени поменьше.
Альтернативная история Настоящий Детектив
Получается ситуация, похожая на ту, что была в христианском Риме: верхи исповедуют официальный культ в чистом виде, а низы, под видом подчинения новой религии, поклоняются старым богам и даже массово обращаются к запрещенным — вроде того же Христа, Изиды и, в особо экзотических случаях, даже Будды.
Рим возвращается к республике
Итак, Рим принимает религию, которая больше всего ценит карьеристов, воинов и ораторов. Имперское правление с единолично правящими чудовищами, вроде Калигулы и Нерона, становится просто невозможным. Таких без зазрений совести очень быстро ловят на гладиус собственные же патриции.
После череды переворотов, развала империи и нового объединения, Рим приходит к странному смешению республиканской и имперской форм правления. Республика оказывается неспособна сдерживать мощные центробежные силы, а империю постоянно сотрясают военные перевороты. Поэтому ради выживания народ Рима начинает балансировать где-то между.
В итоге для того, чтобы описать этот новый Рим придется использовать две крайне неблизких, казалось бы, системы — итальянский фашизм при Муссолини и сегунат при самых первых Токугава.
Причем под «фашизмом» я понимаю не столько стереотипный набор, вроде антисемитизма и начищенных сапог, стоящих на горле у всего, что олицетворяет свободу. Речь скорее о фашизме, очень тонко и с неожиданных сторон описанном Умберто Эко, который застал времена Муссолини еще подростком. И главная черта этой политической системы — вовсе не жесткий порядок, как кажется на первый взгляд, а наоборот, хаос и, если угодно, повальное раздолбайство.
Но главное свойство такой системы — шизофренический популизм.
Муссолини пришел к власти как противник монархии и непримиримый борец за идеалы республики. Но, во-первых, он сам стал диктатором, а, во-вторых, поняв, что монархию можно использовать в популистских целях, оставил короля Виктора Эммануила III в качестве своей марионетки. Его величество даже остался формальным главой страны, но не имел вообще никакой власти, кроме символической.
Также Муссолини был ярым атеистом и антиклерикалом, но, опять-таки, придя к власти, тут же сменил курс, заручившись поддержкой Папы Римского и показывая себя на публике эдаким сентиментальным католиком.
То же и в экономике — прибыв в большую политику на платформе левых, в общем-то, идей, он ввел в стране национализацию и некоторые черты плановой экономики. Однако в то же самое время Муссолини в значительной мере поддерживал рыночную экономику в сфере мелкого и среднего бизнеса. Опять же, бряцая оружием и показывая себя лидером-милитаристом, Бенитто умудрился проиграть войну слабой, отвратительно оснащенной, но гордой Эфиопии.
Вот именно эти черты итальянского фашизма кажутся наиболее интересными для того, чтобы привить их Риму из альтернативной истории: шизофрения популистских обещаний, хаос и разгильдяйство под маской порядка. И при этом вся эта система каким-то чудом функционирует и не рушится, не иначе как милостью Митры.
На Японию времен сегуната новая римская империя походит тем, что при реальной власти диктаторов, императорская династия сохраняет невероятный почет и уважение. При этом потомки канонизированного императора Коммода уже давно не имеют никакой силы, помимо символической. Кроме того, вся империя во многом держится на том, что, отвалившись от Рима, тот или иной регион потеряет духовную поддержку почитаемых потомков Коммода, а значит и Митры.
Человеческое жертвоприношение — завязка истории
В Митраизме существует одна невероятно любопытная и нечеткая концепция, которую можно трактовать как угодно. Согласно многим религиям (тому же христианству, к примеру) божество регулярно приносит себя в жертву ради того, чтобы мироздание продолжало существовать, «умирает за наши грехи», грубо говоря.
Митра же, как бог-индивидуалист (если не сказать «заносчивый эгоист»), даже не собирается идти на какое-то там самопожертвование. Вместо этого он для поддержания мироздания регулярно приносит в жертву некоего «быка». Но кто таков этот бык и почему он настолько важен, что может заменить собой жертву целого божества?
Римские жрецы и богословы этой альтернативной истории дают коварнейший ответ. Зная, о том, что ключевая проблема всей империи — постоянная угроза развала и религиозная нестабильность, они выводят остроумную и циничную формулу. Бык, согласно их утверждениям, — это лидер одной из конкурирующих церквей и культов. И каждые четыре года он буквально должен быть принесен в жертву Митре.
Митраизм римской республики довольно мягок по отношению к иным религиям. Для того, чтобы хоть сколько-нибудь подняться в этом обществе, достаточно хотя бы формально соблюдать ритуалы и показывать свою лояльность. Остальное — не так уж важно. В конце концов, если ты стал богат или получил дворянский титул — значит, тебе благоволит сам Митра, не так ли? А у себя в подвале, втайне от соседей, гордый гражданин Рима волен держать хоть буддистский алтарь, хоть статую Зевса.
Однако раз в четыре года на всех лидеров всех культов в Империи и даже за ее пределами ложится мрачная тень. Они знают, что один из них будет принесен в жертву. Причем торжественно убит в Риме будет не какой-нибудь епископ или аббат, но непременно патриарх одного из учений, открыто рискнувших бросить вызов митраизму.
Безусловно, выбор Митры не случаен и каждый раз падает на того, на кого выгоднее с точки зрения политики. Фактически, перед нами — террор, задачи которого могут быть очень разными и изощренными. Кто-то из патриархов откупается невиданными дарами, кто-то поднимает восстание (не понимая, что империя только и ждет этого повода для расправы), кто-то официально принимает митраизм и тем спасает свою шкуру.
Главный герой истории
Теперь, когда понятен мир вокруг, гораздо проще будет описать, кем является главный герой истории и какое место ему уготовано в новой римской республике.
Главный герой — именно тот человек, который осуществляет «загон быков». Служа в полусекретной военизированной структуре, он обязан выслеживать указанных начальством лидеров опальных церквей. В его обязанности входит разведка, возможно, даже внедрение в иные культы и проведение операции по захвату религиозных лидеров ради дальнейшего жертвоприношения.
Мистерии Митры
В честь Коммода такая должность называется «секутор», поскольку в молодости император выступал на гладиаторской арене именно в роли бойца-секутора. Так что «загон быков» — весьма почтенное ремесло, которое ассоциируются с канонизированным Коммодом, бьющимся на арене во славу Митры.
В принципе, его должность не так уникальна, поскольку каждые четыре года слежке подвергаются сотни более или менее крупных патриархов и лидеров сект. Однако только один из них «удостаивается чести» стать быком на заклание. Так что агентов, подобных нашему герою, — тысячи. Тем более, реальная цель организации — скорее внедрение и создание системы подавления чужих культов. Жертвоприношение — лишь официальный и благородный предлог для работы.
Герой истории — карьерист, который «загоняет быков» далеко не из религиозного рвения. Он циничен, недоверчив, по-своему труслив, имеет в прошлом массу темных секретов, и сделать его приятным парнем цели нет. С другой стороны, ему не чуждо ни профессиональное благородство, ни даже некое сочувствие к культистам, которых он преследует.
Ему 31 (или, как говорят в этом мире, «возраст Коммода») и его карьера сейчас висит на волоске. Ни один из «быков», которых он выслеживает с шестнадцати лет, так и не был принесен в жертву. Дважды он был близок к этому, но вместо того, чтобы схватить лидера и доставить в Рим, лишь по неосторожности устраивал в общинах сектантов резню. Упустить «быка» — не так уж страшно, главное, в общем-то, — собрать подробную информацию о культе и внедриться в него. Но резня, случившаяся из-за профессиональных ошибок, — совсем другое дело. Так что по карьерной лестнице высоко подняться герою не удалось, а коллеги считают его неудачником (впрочем, довольно опасным).
За глаза о нем говорят, что единственный бык, которого загнал сей воин Митры — собственная жена, которую за год до событий книги герой убил в собственной постели, вместе с обнаруженным там рабом-любовником.
Единственный человек, которого герой мог бы назвать другом, — коллега, с которым они знакомы с детства, вместе пришли в секуторы и вместе начинали работу. Только герой так и не получил серьезных повышений, а вот его друг, тоже формально не загнавший не одного быка, — очень серьезно продвинулся по карьерной лестнице. Почему и чем на самом деле он занимается на службе — неизвестно даже герою. Но все это — чертовски подозрительно.
Основные конфликты
Любая книга должна быть построена на конфликтах, и чем их больше, тем разнообразнее и извилистее может быть дорога сюжета. В этой истории конфликтов масса, хотя не все они обязаны быть показаны остро — конфликт, проходящий лишь на фоне, тоже важен.
Митра
С социальной сферой все понятно. Разные классы все больше и больше расходятся, находя все меньше точек соприкосновения. Элита и беднота, фактически, исповедует разные религии. Если патриции и благополучные горожане хотя бы знакомы с догматами митраизма и следуют им, то в сознании крестьян культ Митры так намешался со старым язычеством и ошметками христианства и гностических культов, что трудно сказать, можно ли их даже с полным правом причислять к митраистам.
Опять же, острым является конфликт между идеологией государства (жесткий порядок и республиканские традиции) и реальным положением дел (разброд, диктаторский популизм и коррупция). Митраизм как религия и идеология сильно поддерживает правящие классы и примиряет две ветви власти: государственных мужей (чиновников и офицеров) с аристократией и даже богатыми горожанами. Однако низам Митра не дает никакого успокоения, и те готовы взорваться в любой момент.
Продолжение этого конфликта — отношения главного героя и его товарища. Основной историей книги должен стать их поход за новым «быком». На этот раз — в отдаленные и забытые Митрой земли за пределами империи. Где-то на полпути товарищ нагоняет выдвинувшегося в одиночку героя и объясняет, что Совет направил его для помощи и наблюдения. Выглядит это слишком подозрительно и по ходу дороги у героя возникнет ощущение, что его товарищ — либо отступник, либо работает на еще более секретную структуру с собственными целями, либо он просто решил забрать всю славу себе.
Конфликт будет и между их характерами: герой довольно мрачен, хотя и любит черный юмор, раздражителен и не умеет работать хладнокровно, то рьяно берясь за расследование, то пребывая в стазисе и упуская важное. Тогда как его главный спутник — слишком оптимистичен, красноречив, бодр и удачлив, талантлив и приветлив. Что не мешает ему быть совершенной загадкой с темными и довольно отвратительными профессиональными секретами. Говоря проще, перед нами два циника, готовых убивать ради карьеры — только один мрачен и интровертен, а другой разыгрывает из себя эдакого остроумного и восхищенного путешественника (что выдает в нем скорее хорошего актера, чем хорошего человека).
Сам герой смотрит на мир сквозь призму религиозного конфликта, терзающего его изнутри. Буквально на первых же страницах истории мы видим его в митрариуме (подземном храме, в котором поклонялись Митре). Сквозь отверстие в потолке внутрь бьет свет солнца и жрец, держащий в поднятой руке меч, поворачивает его, попеременно бросая блики на лица всех присутствующих. Этот простой ритуал поселяет в сердце героя неприятное гнетущее чувство: он замечает на мече ржавое пятно, словно уродливое родимое пятно на лице у новорожденного.
Небольшое дополнение: кем был император Коммод, и какова его роль в альтернативной истории
Для того чтобы картина сложилась полнее и красочнее, нужно объяснить, кем был реальный император Коммод.
Вы видели его в фильме «Гладиатор», где императора, сражающегося на арене, играл Хоакин Феникс. В действительности, Комода должен был изображать скорее Халк Хоган в свои лучшие годы. Формально этот император был сыном благороднейшего правителя-философа Марка Аврелия, но бытует мнение, что императрица прижила его от любовника-гладиатора. Уж очень Коммод был похож на агрессивную глыбу мускулов с маленькими злобными глазками и бычьей шеей.
Как исчерпывающе говорит нам «Википедия»:
«В гареме Коммода было несколько сот женщин и столько же мальчиков. По словам современников, он испробовал все способы разврата. Ему приписывают подкладывание кала в изысканные кушанья, ношение женской одежды и игры во врача с препарированием живых людей.
Коммод обожал выступать в роли гладиатора (секутора), хотя выступление свободных граждан на гладиаторской арене считалось бесчестьем (лат. infamia). Хорошо знал это ремесло и владел мечом. При этом нисколько не стеснялся выставлять свои таланты на всеобщее обозрение. На глазах народа сам дрался на арене и умертвлял диких животных. Приказал тщательно фиксировать все свои выступления. Провел 735 боев».
Коммод, как и главный герой книги, убил свою жену, уличенную в измене, и, как уже сказано, благоволил культу Митры, участвуя в религиозных мистериях. Однако 31 декабря 192 года, в 31 год, император был убит во время заговора, когда его любовница попыталась отравить вино. Со свойственной ему телесной мощью Коммод смог переварить яд, но был задушен подговоренным борцом по имени Нарцисс, с которым император любил устраивать спарринги, очевидно, изрядно выпив.
В альтернативной истории Коммод не только понял замысел Нарцисса, но и сумел убить его, таким образом, сделав его первым «быком», которого руками императора победил Митра. Едва не задушенный Коммод не только в каком-то смысле прозрел, но и кардинально изменил свою жизнь, наконец-то начав вести себя так, как и положено сыну великого Марка Аврелия.
Первым же делом он начал усердно насаждать митраизм, со временем дав ему статус официальной религии. Как и в «параллельной реальности», где подобное случилось с христианством и императором Константином, Коммод преуспел. Причем успеха он достиг благодаря активным реформам. Всю свою мощь яростного борца, которую до того 31-летний император тратил на увеселения и убийство гладиаторов на ринге, он бросил на фанатичное служение Риму. Правитель из него вышел противоречивый, но физическое здоровье позволило дожить до очень преклонного возраста и довести все более или менее удачные реформы до конца.
Топлива в религиозный пыл митраизма и почитания Коммода добавило то, что умер он во время мессы в митрариуме — мирно и спокойно «уснув» на скамье. В принципе, неважно, помогли ли ему в смерти (скорее всего, да), или у все еще крепкого старика просто не выдержало сердце — такая благородная и символичная смерть позволила культу Митры не рухнуть сразу же после смерти императора.
